Чем бы мне себя занять? Я бодро сбегаю вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и снова останавливаюсь. Мне скучно... Присаживаюсь на корточки у стены и автоматически запускаю пальцы в длинную челку. Этой ночью мне снился потрясающий сон. Я был с прекрасными девушками, они ласкали меня, каждый дюйм моего тела, и это был экстаз... Но, проснувшись в мокрой постели, я вспоминаю, кто я такой. Навеки заключенный в тело четырнадцатилетнего подростка, но от этого не менее жаждущий любви. Но меня никто не воспринимает всерьез. У нас только две женщины, и я, право, даже не знаю, чье отношение меня больше ранит. Зорин груба, несдержанна, скора на расправу... Она презирает меня и даже не пытается это скрыть. Но Рип ВанВинкль... О, она еще хуже. То приблизит к себе, то оттолкнет... Она надо мной издевается!
Придя к столь неутешительному выводу, поднимаюсь с пола и иду дальше. Повернув в освещенный коридор, вижу там... капитана! Сидит на подоконнике, закрывшись воротником от яркого света, и с умным видом что-то читает. Некоторое время я стою на месте и просто любуюсь им. В его внешности все пропитано несгибаемой мужественностью, все дышит спокойной силой. Красивое лицо истинного арийца с тонкими аристократическими чертами. Полуприкрытые серо-стальные глаза, скорбно (а скорее, просто задумчиво) поджатые узкие губы, светлая челка, спадающая на висок... Я подношу кулак ко рту и смотрю на капитана во все глаза. Он сидит на подоконнике, поставив ногу на батарею и уткнувшись в книгу, а свободной рукой медленно и, скорее всего, непроизвольно, расстегивает ворот плаща. Мое внимание болезненно обострено, я вижу все: тонкие ключицы и слегка оттененные впадинки рядом с ними, мягкий блеск цепочки на шее, даже пульсацию сосудов под белоснежной кожей... Я прихожу в себя от боли в пальцах. Оказывается, я довольно крепко вцепился зубами в собственную руку и даже этого не заметил. Слизываю с костяшек выступившие капельки крови и подхожу ближе к капитану. Он слышит мои шаги, как я ни стараюсь прятаться, и поднимает на меня глаза. Приветственно кивает и снова опускает взгляд в книгу. Я обиженно вздыхаю – он в своем репертуаре – и приближаюсь к нему вплотную. Даже сидя на подоконнике, он выше меня на полголовы... Заглядываю ему в книгу и вслух зачитываю: «Мне снилось, что яму копал я, вечерняя близилась мгла. Копал в ширину и в длину я, и это могила была. И будто я к этой работе был вынужден чем-то, но знал, что только ее я окончу, как все получу, что желал...» Муть какая-то.
– Сильно! – ну надо же мне было что-то сказать? – Про некрофила, что ли?
Он вопросительно смотрит на меня и приподнимает бровь:
– Почему про некрофила? – голос его бесцветен, в нем нет ни удивления, ни раздражения... Он разговаривает, как машина!
– Ну, как же... – я в смущении. – Он же землю роет, могилу раскапывает... И в конце хочет получить полное удовлетворение... – робко пытаюсь улыбнуться.
– Интересная версия, – бесстрастно отвечает он и снова утыкается в книгу. Как меня бесит это равнодушие! Я захлопываю его книгу и поднимаюсь на цыпочки, заглядывая ему в лицо. Холодные глаза пронзают меня насквозь... Меня пробирает дрожь, но я не отвожу взгляда и еще вцепляюсь пальцами в его колено. Капитан смотрит на меня непонимающе, но я почти уверен, что есть в его взгляде нечто еще... Может быть, интерес? Мне становится жарко от такого предположения, я вытягиваю губы в трубочку и тянусь к его щеке... На мой подбородок ложатся его ледяные пальцы, обтянутые белой перчаткой, и он мягко, но непреклонно останавливает мои порывы. Не ожидая такого, я обиженно прижимаю уши, и на глаза мне наворачиваются слезы. Капитан пристально смотрит на меня, и теперь я уверен, что в его взгляде появилось какое-то человеческое чувство. Он немного устало улыбается (умеет, оказывается!) и спрашивает:
– Чего ты от меня хочешь, Шрёдингер?
– Я? Я хочу вас, капитан... – понимая, что зря это сказал, краснею и замолкаю. Мысленно готовлю себя: сейчас он оттолкнет меня, молча поднимется и уйдет. Выждав пару секунд, не выдерживаю и открываю левый глаз. Неужели побоев не последует? С губ капитана не сходит эта странная призрачная улыбка... Он кладет руку мне на плечо, наклоняется ближе ко мне и... целует. Я не могу в это поверить. Но его язык у меня во рту, его пальцы у меня на плече... Неужели это не сон? Я отвечаю ему со всем пылом, на который только способен. И он прижимает меня к себе, мне в живот упирается пряжка его ремня... и то, что пониже... А пальцы капитана уже ложатся мне на ягодицы. Я запускаю руки ему под плащ; левой глажу его по спине, а правую опускаю на его поясницу. Я уже уверен в своем успехе, и тут он отстраняется. Удивление и обида, наверное, написаны у меня на лице, но он все так же улыбается и говорит:
– Поехали ко мне домой. Здесь нас могут увидеть.
Я радостно улыбаюсь в ответ и спрыгиваю с его колена. Он поднимается во весь рост, берет меня за руку и ведет к выходу. Путь до автостоянки мне вроде бы знаком, но я постоянно спотыкаюсь, и ему приходится поддерживать меня, чтобы я не упал. Я не могу смотреть под ноги, мой взгляд притягивает его чеканный профиль, и я не могу думать ни о чем другом. У меня никогда не было мужчины до него, и я волнуюсь... немного. Но меня переполняет гордость...
Мы выходим на стоянку. Он останавливается, и я оглядываюсь по сторонам. Хотя я ни разу не видел, на чем он ездит, догадаться нетрудно. Подхожу к похожему на танк «лендкрузеру» со свастикой рядом с номерным знаком и, конечно же, не ошибаюсь. Он открывает передо мной дверь, я забираюсь на сиденье рядом с водительским креслом, а он садится за руль. Джип резко берет с места, меня вдавливает в спинку, но потом я принимаю нормальное положение и снова смотрю на него. Но взгляд его холодных серых глаз устремлен на дорогу, а не на меня... Обиженно надуваю губки и отворачиваюсь к окну. Потом опять не выдерживаю и смотрю на него. Он беспокойно косится на меня:
– Шрёдингер, не вертись. Застегни ремень безопасности.
Я обижаюсь, прижимаю уши и складываю руки на груди. Такое ощущение, что я ему безразличен! Но моего терпения хватает едва ли на пару минут, и мой взгляд снова притягивает его лицо. Совершенно бесстрастное и невыносимо красивое, как у греческой статуи...
Вот мы подъезжаем к его дому. Живет он не в личном особняке, а в квартире на верхнем этаже высотки, шпилем пронзающей вечернее небо. В лифте он молчит, дверь тоже открывает без единого слова. Отходит в сторону, пропуская меня в квартиру. Я прохожу в прихожую и осматриваюсь. Длинный темный коридор с множеством дверей, некоторые из них открыты. Комнаты огромные, но обставлены аскетично, если не сказать бедно. На стенах развешаны фашистские знамена времен Гитлера и портреты фюрера с его подручными. Я вздрагиваю от металлического лязга за спиной и только потом понимаю: он запер за мной дверь. Пути к отступлению отрезаны. У меня чуть дрожат колени, я гадаю, каким же будет его первое прикосновение? Он кладет руку мне на плечо и ведет в одну из комнат. Там стоит огромная кровать, накрытая вместо покрывала флагом Третьего Рейха. Такие же флаги висят и на окнах вместо штор. Не зная, как на это реагировать, я неуверенно улыбаюсь:
– Очень... мило. Это твоя спальня? Такая огромная кровать...
Капитан отвечает мне с той же неуловимой улыбкой:
– Рад, что тебе нравится. Располагайся, я приму душ и вернусь.
Он открывает неприметную дверь в стене, заходит в ванную и включает воду. Я пытаюсь подглядывать в замочную скважину, но вижу только его силуэт за полупрозрачной шторкой. Отхожу от двери, сажусь на край постели и расшнуровываю ботинки. С ногами забираюсь на кровать и чувствую, что под покрывалом постелено шелковое белье. Тогда я скидываю с себя всю одежду, залезаю под одеяло и наслаждаюсь прикосновениями холодного шелка к моей коже... Шум воды в душе смолкает, я поспешно натягиваю одеяло до плеч, и в следующий момент капитан возвращается в спальню. Одет он только в джинсы и накинутый прямо на голое тело расстегнутый плащ. Вода капает на плечи с влажных волос капитана и стекает вниз по груди... животу... Я сажусь на кровати и протягиваю к нему руки. Он опускается на колени на пол рядом с постелью, я свешиваю вниз ноги и обнимаю его за шею. Мне с ним хорошо и спокойно, и я уже не хочу от него чего-то большего... просто прижиматься к нему всем телом, и я счастлив. Но он властно притягивает меня к себе, и наши губы сливаются в долгом поцелуе. Я запускаю пальцы ему в волосы, а он поглаживает меня ниже спины. Плащ соскальзывает с его плеч, и я невольно любуюсь красивым тренированным телом капитана. Меня охватывает возбуждение. Я расстегиваю его ремень и вытягиваю из петель. Уже отлично видно, как натянуты его джинсы, и я решаюсь: быстро расстегиваю пуговицы, ширинку и помогаю ему спустить штаны до колен. Он откидывает одеяло, которым я прикрывался, и несколько секунд просто смотрит на меня. А дальше... он кладет меня на спину, и я не могу сопротивляться. Как безвольная кукла, я даю ему подвинуть мои бедра к самому краю постели, согнуть и раздвинуть мои ноги... На какой-то миг он просто прикасается своим инструментом между моих ягодиц, а потом... я чувствую его внутри – твердый и горячий, невозможно глубоко, больно... Я кричу, царапаю его руки у меня на талии, но все напрасно. Он продолжает безжалостно насаживать меня на это самое горячее, а на его бледных губах играет жутковатая, но невозможно красивая улыбка. По моему лицу стекают слезы, я перестаю вырываться и смиряюсь с происходящим. Боль из нестерпимо-острой становится тупой и пульсирующей. Я пытаюсь хотя бы отползти подальше, но стальные пальцы у меня на поясе не дают этого сделать. И вот дыхание капитана сбивается, движения учащаются, и внутрь моего бедного тела бьет огненная струя... Я вскрикиваю и закрываю лицо ладонями. К этому ли я стремился? Об этом ли мечтал долгими ночами? Как все ужасно...
Потом мы лежим рядом, моя голова покоится на его широкой груди, а он закинул руку за голову и курит. Я ласково сжимаю между пальцев его сосок, поглаживаю и тут же отпускаю. Он вздрагивает и обнимает меня той же рукой, в которой держит сигару.
– Ганс? – я впервые зову его по имени.
– ... ? – он отвечает что-то невразумительное, но с явной вопросительной интонацией.
– Я представлял себе это по-другому...
– Ну что ж делать... – он равнодушно пожимает плечами.
– Что, я тебе уже безразличен? Попользовался и все, да? – мне на глаза снова наворачиваются слезы. – Ты... бесчувственное чудовище!
Я вскакиваю на ноги, еще не успев одеться, и тут чувствую, как по внутренней стороне моего бедра сбегает теплая струйка. Непроизвольно дотрагиваюсь пальцами и поднимаю руку до уровня плеч. На моей ладони кровь! Я в ужасе поднимаю взгляд на капитана.
– Что это? Почему? – спрашиваю севшим от криков голосом.
– Так всегда по первому разу. Сначала кровит, а потом перестает, – бесстрастно отвечает он и выдыхает дым в потолок.
– Надеюсь! – резко отвечаю я, отворачиваюсь и захожу в ванную. Он не чувствует себя виноватым, как будто все так и должно быть! Меня душат рыдания. Я сижу в ванне, вода медленно окрашивается моей же кровью... Я хочу убедить себя, что это всего лишь страшный сон, что это забудется, но знаю: мне никогда не стать прежним. Не будет ни беззаботной и веселой жизни мальчика-на-побегушках, ни детской влюбленности в Ганса... Меня ждет судьба, подобная судьбе падшей женщины. Стоило только начать, и я уже не смогу остановиться. Пойду по рукам...
– Шрёдингер, ты жив? Ты сидишь в ванной уже два часа! – раздается из-за дверей встревоженный (!!!) голос капитана.
– Нет-нет, все нормально, я просто задумался! Сейчас выйду! – я вскакиваю, воодушевленный и готовый к новым подвигам, но понимаю: мое тело еще не готово. Кровь, правда, уже не идет, но каждое прикосновение вызывает волну боли. Ну да ничего. Главное, мы будем вместе, снова. Я открываю дверь и возвращаюсь в спальню. К нему.
