В первые минуты она не могла поверить. Сердце провалилось куда-то в пятки и затихло, в душе что-то оборвалось, в ушах все еще стоял отзвук последней чеканной фразы величественно-надменного эльфа, восседавшего на высоком резном троне, а рассудок еще отказывался поверить в услышанное. Галадриэль, дочь Финарфина, посланница Верховного Короля Нолдор, подняла на правителя лесного королевства Дориат недоуменный взор, одновременно и пылающий возмущением, и полный совсем детского непонимания; этот взгляд просто-таки вопил: «Скажи, ну скажи же, что я ослышалась, что я не так поняла, что я вообще заснула и мне все это привиделось!..»

Но – нет. Глаза ее нашли во взгляде короля Тингола лишь ледяной холод и непреклонность. Ни единый мускул не дрогнул на лице Владыки Потаенного королевства, когда тот чеканным голосом повторил:

– Дориат не имеет ни малейшего желания участвовать в союзах с незваными пришельцами с Запада, явившимися в наши законные владения только потому, что они там с кем-то что-то не поделили. Не наше дело влезать в их свары, тем более что на руках этих голодрим – кровь наших братьев, пролитая в Альквалонде. Так говорю я, Элу Тингол, король Белерианда. Я даю позволение голодрим поселиться в моих владениях при условии того, что ни один из этих макари не ступит ногой на землю Дориата.

И тогда Галадриэль ощутила, что вот-вот совершит нечто, недостойное эльфа из Дома Финвэ – попросту разрыдается. Слезы наворачивались на глаза, противный, мерзкий комок подступил к горлу, а ее аура в этот момент, наверное, была одним сплошным воплощением горечи и разочарования. Пылкая и непосредственная, златовласая эльфийка все воспринимала близко к сердцу и отличалась весьма непосредственной реакцией, оттого нанесенный королем Тинголом удар казался еще больнее. Не этого, совсем не этого ожидала она, когда принимала поручение Верховного Короля побывать в королевстве Дориат и убедить короля Тингола стать союзником Нолдор в построении свободного от навязанной кем-либо воли мира в прекрасном Белерианде.

Кажется, Тингол почувствовал, что перестарался; во всяком случае, он поспешил добавить уже более мягким тоном: «Тебя, прекрасная Галадриэль, и твоих родных братьев, в чьих жилах течет кровь наших родичей, Телери из Дома Ольвэ, мы всегда будем рады видеть как дорогих гостей, но не проси...» Но она уже не слушала и не слышала. Для нее, казалось, на время исчез весь окружающий мир, исчез великолепный зал невероятного подземного дворца, исчезли многочисленные Синдар, внимавшие под арочными сводами твердому слову своего Владыки, исчезли краски и звуки. Только одно лицо видела она сейчас среди всех этих лиц – нет, не властительного Элу. Не на него смотрела Галадриэль, и не на него возлагала она теперь свои последние надежды. «Не может быть! Ведь они сами отказались от спокойной сытости Благословенного Края ради свободной, никем не скованной жизни по собственной воле, и у них перед глазами ежедневно – доказательство, живое подтверждение того, что тот, кто хочет свободы, поступится многим, чтобы ее добиться, и что настоящие чувства могут быть важнее личного благополучия!»

Надежды на Дориат были, и они казались такими обоснованными! Свободное королевство в Средиземье, жители которого своим собственным умом, без указок мудрых Повелителей, которые заодно никогда не забудут указать подданным, куда тем соваться не следует, достигли таких высот, что Нолдор были поражены их достижениями. Дориат, выстоявший и победивший в схватках с несметными полчищами насылаемых Повелителем Зла орков и прочих тварей...

А Нолдор были измотаны. Первые отряды дома Феанора попали в ловушку, корабли, такой кровавой ценой добытые в Альквалонде, оказались уничтожены, и оставшимся в ожидании своей очереди на том берегу пришлось преодолевать полный страданий путь через льды Хэлкараксэ.

Даже сейчас Галадриэль содрогнулась, вспомнив о бесконечных буранах и метелях, о ледяных глыбах, то вырастающих на пути сверкающими горами, непроходимыми торосами, то наоборот, разверзающимися оскаленными трещинами и расселинами, в которых моментально исчезали те, кому не посчастливилось оказаться рядом... Хрипы и стоны, последние отчаянные вопли, скрюченные тела, которые нечем было даже прикрыть, и не было ни времени, ни сил хотя бы просто предать их упокоению в ледяных провалах... все это было. Через все это пришлось пройти, и сама Галадриэль хорошо помнила чувство бесконечного ужаса, когда ледяная плита под ее ногами пошла куда-то в сторону, раздался треск, она каким-то чудом успела остановиться, сделать шаг разъезжающимися ногами, а трое шедших подле нее вмиг исчезли в ледяной бездне... А после этого уставшие, изможденные переходом Нолдор в свою очередь сходу были вынуждены вступить в битву. И этот пущенный кем-то нелепый слух, что корабли сожжены по приказу самого Феанора, слух, которому поверили столь многие из перенесших тяготы страшного пути...

А рядом – рядом был цветущий Дориат. Галадриэль не стыдилась признаться самой себе, что была рада, когда ей предложили сменить стихийный, необустроенный лагерь на берегах большого озера в широком кольце гор на загадочные чертоги лесного королевства. Она с восторгом ступила в высокую арку ворот Менегрота, изумленно взирала на бесконечные залы и анфилады, гранитные лестницы и резные колонны и с неподдельным интересом любовалась бесчисленными произведениями самобытного искусства Синдар – глаза разбегались, а душа разрывалась от необходимости и выполнить долг посланника и побеседовать со здешними мастерами.

Несколько дней Галадриэль провела в Менегроте в ожидании приема у Элу Тингола. И все эти дни словно зачарованная бродила она по великолепному дворцу, замирая перед каждым творением синдарского скульптора или живописца, подолгу рассматривала заставляющие замирать сердце произведения искусства, создатели которых черпали вдохновение у окружающего их ЖИВОГО мира, трепетно перенося его на камень или холст и добавляя туда толику своего видения, частичку своей души… Как же непохоже было это полное жизни искусство на застывшие, полные пафоса и окаменелого величия творения мастеров, живших в Валиноре и всегда слишком хорошо знавших, что можно, а чего не положено, что дозволено, а что под запретом, ни на миг не смевших забыть, КОМУ должны нравиться их творения, дабы не принести своим создателям беду и несчастье, будучи перед тем попросту уничтоженными... «Как же будет великолепно, – думала она, – когда мы сможем соединить усилия! Ведь мы столько лет прожили под неустанным наблюдением, под жесткой волей, направлявшей все помыслы и желания, а здесь до всего доходили и все открывали сами! Мы столь многому могли бы у них поучиться!» Нет, безусловно, чувство долга оказалось превыше личных желаний и любопытства, но...

И еще одна мысль не давала ей покоя с той минуты, как она ступила на украшенные сложным орнаментом плиты Менегрота: ей предстояла встреча с самой Мелиан! С Мелиан, о которой столько говорили в закованном в броню незыблемого порядка Валиноре: не каждый день Майэ решается на такой поступок, отказавшись служить своим Повелителям, и выбирает путь свободы и собственной воли. Далеко не каждый... Многие Майэ, несмотря на врожденное могущество, отнюдь не отличаются настоящей решимостью, способностью проявить независимость... Мелиан была совсем другой, это стало ясно нолдорской принцессе, едва только она мельком заметила высокую стройную фигуру в облегающем аквамариновом платье, перехваченном поясом с сапфирами, стянувшим тонкую гибкую талию... Это было в тот самый день, когда она прибыла в Менегрот, и вот перед ней, и без того пребывающей в очарованном полусне, предстало это дивное создание. Майэ-чародейка проплыла под высокими стрельчатыми сводами галереи невесомым видением, на краткий миг замерла, мягкий свет, струившийся из-под сводов галереи, заиграл множеством искорок на платье, обрисовав обтянутую переливчатой тканью великолепную фигуру. Мелиан одарила замершую в легком замешательстве эльфийку мимолетным, но пристальным и многозначительным взглядом, от которого волна сладостной дрожи вдруг неожиданно прокатилась по телу. Это длилось несколько кратких мгновений, но, когда Мелиан, колыхнув полупрозрачным шлейфом, скрылась за резными дверями какого-то зала, Галадриэль ощутила что-то странное – поняла, что щеки ее предательски краснеют, а в голове крутятся какие-то неподобающие мысли...

А касательно платья – и это было открытие, еще больше смутившее ее и без того несколько одурманенный пьянящим восторгом разум, – очень скоро она поняла, что это было еще одним обычаем эльфов Дориата, который показался бы диким в чопорно-застывшем Валиноре. Здесь не стеснялись гордиться красотой, не считали нужным скрывать естественную притягательность красивого тела с помощью искусственной завесы из пышных конструкций широких платьев и блеска бесчисленных драгоценностей. Хотя в самоцветах синдарские красавицы тоже толк знали, но роль рубинов и изумрудов была совсем иная: не заглушить, не скрыть, а наоборот, подчеркнуть собственную красоту эльфа, то, чем его или ее одарила природа... Ту же цель преследовали и столь распространенные при дворе короля Тингола облегающие фигуру наряды. Галадриэль, непривычная к этому, испытывала легкое смущение, но приняла твердое решение, что моду гордиться своей красотой, а не смущаться ее Нолдор тоже непременно постараются принять в своей культуре. Ну а когда настал день долгожданного приема, посланница правящих князей Нолдор снова ощутила глубокое смущение. Но уже оттого, что несколько нелепо смотрелся ее дорожный костюм: невзрачные кожаные штаны, просторная прочная куртка, все незатейливых расцветок, широкий пояс с креплениями для оружия (сейчас, понятно, пустыми), высокие сапоги, которые так и не удалось избавить от въевшейся дорожной пыли и грязи... Неуместно выглядела вся эта добротная неказистость на фоне великолепия парадных нарядов двора Владыки Дориата. «Но ведь это же временно, надо же понимать, что Нолдор только-только обустраиваются на новом месте – Менегрот, наверное, тоже не за неделю строился!» – с некоторым возмущением подумала она, поймав несколько оценивающих взглядов, скользнувших по ее повидавшему виды облачению...

И вот, увы, все радужные надежды и восторженные мечтания о светлом будущем единого эльфийского народа были разбиты в прах. Увы, ей пришлось испытать горькое разочарование: гордый король Тингол даже не соизволил обратить внимания на голодрим, докучливых пришельцев из-за моря. «Почему же он считает, что Нолдор – «пропащие», что из них уже ничего не получится? Или просто опасается того, что Валар не откажутся от стремления вернуть отступников и примерно наказать их, и не хочет быть связанным с ними? Но ведь это же глупо!» – запальчиво подумала она, едва сдерживаясь от того, чтобы бросить это в лицо выжидающе смотревшему на нее Тинголу. Если нас решат наказать, то достанется всем... так не лучше ли объединить усилия для отстаивания своей свободы, за которую заплачено столь дорого? Тем более что найти того, кто не откажет в своем покровительстве, не так уж и сложно, более того, очевидно...

Последней надеждой была Мелиан. Ведь она сама не вынесла жизни в Валиноре, ну не может же она не понять?..

Галадриэль внимательно смотрела на Владычицу Дориата. Высокая, даже чуть выше немаленькой эльфийки, с тонкой – пальцами, кажется, обхватишь! – талией, соразмерной грудью, облаченная в переливчатое изумрудное с серебром платье, с рассыпавшимися по плечам волнами темно-каштановых волос... Мелиан, казалось, не было дела до происходящего здесь, она пребывала в незримом мире своего диковинного чародейства, видений и иллюзий, по части которых она считалась известной мастерицей... Майэ была поистине прекрасна. Ее облик, а особенно фэа, которая способна сказать куда больше, чем самая прелестная внешность, завораживали и притягивали к себе не только взгляд. В Мелиан была мудрость, уверенность и... чувственность, которые способны были лишить покоя любого. Галадриэль хорошо это поняла, ощутив, как от долгого созерцания Майэ ее роа охватил совершенно неуместный жар, а сердце ни с того ни с сего вдруг замерло на миг, а затем затрепетало, словно рвущаяся на волю птица... Маилэ... Неудержимое, неукротимое, ломающее волю и будоражащее кровь вожделение...

– Слово короля произнесено, – промолвил стоявший у подножия трона эльф в расшитых сапфирами одеждах. Каким же красочным было зрелище множества эльфов в изысканных, удивительно красивых нарядах, ничего подобного которым отправляющиеся в опасный и долгий поход Нолдор с собой из Валинора, конечно же, не взяли.

Этот Синда смотрел на облаченную в простую дорожную одежду – изрядно, надо сказать, потрепанную – Галадриэль с откровенным пренебрежением, которого не позволял себе даже сам король! В душе эльфийки полыхнул огонь: что он себе позволяет, неужели он думает, что Нолдор всегда были и останутся такими?!

– Синдар нет дела до проблем голодрим. Вы сами принимали свои решения, сами теперь и отвечайте за последствия. Дориат не собирается платить за капризы валинорцев, – это слово он выговорил с откровенным презрением, – жизнями своих воинов.

«Как будто оттого, что Дориат откажется от союза с нами, Санкосси станут меньше тревожить ваши границы!» Но что толку говорить с упивающимся чувством собственного превосходства, действительного или мнимого, чванливым гордецом? Хорошо, что не все эльфы Дориата такие: например, вот этот, который стоит по левую руку от королевского трона... совсем еще молодой, но, определенно, многого достигший. Этого высокого статного красавца Галадриэль приметила в первый же свой день под сенью стрельчатых сводов Менегрота и строила множество разнообразных планов, чтобы после удачного завершения своей миссии познакомиться с ним поближе. Кто же знал, что все так повернется... но, по крайней мере, молодой приближенный короля смотрит на нее хотя бы не с брезгливостью, а с сочувствием...

«Сочувствие?! Вот уж чего мне не надо! – молнией сверкнула мысль в голове известной своим гордым нравом эльфийки. – Посмотрим! Нолдор так просто не отступают, и не все еще потеряно! – ободряла она саму себя. – Надо поговорить с той, кто на самом деле в силах помочь... Но если и она... нет, нет! Мелиан не должна, она не может отказать, она все поймет!»

* * *

Мелиан на этом приеме, казалось, была полностью погружена в себя, и ей не было дела до происходящего в тронном зале. Но, видимо, внимание посланницы, прикованное к себе, она ощутила. А может быть, нет, может быть, ей кто-то рассказал... или того проще: она с самого начала планировала что-то такое или просто знала, ведь про Мелиан говорили, что у нее есть в запасе чародейство, позволяющее предвидеть будущее! Так или иначе, Галадриэль не пришлось придумывать, как добиться разговора с Владычицей Дориата наедине. Майэ сама пришла к ней, когда она, угрюмая и расстроенная неудачей, сидела в отведенных ей покоях, подперев голову и откинув за спину золотистые волосы. Эльфийка думала, как переломить отношение к Нолдор, безразлично-раздраженное, как у Владыки Элу, и даже откровенно брезгливое, как у некоторых его подданных... впрочем, с этими все ясно. Этого напыщенного хлыща в сапфирах она, Галадриэль Пламенная, еще запомнит, он еще узнает, что такое пренебрежительно недооценивать народ Нолдор!

Как вошла Мелиан, Галадриэль не слышала: та, казалось, передвигалась по своему великолепному дворцу совершенно бесшумно. То, что Майэ-чародейка находится рядом, эльфийка поняла, только когда та коснулась ее плеча легкой, чуть прохладной изящной ладонью. От этого прикосновения по телу вдруг словно прокатилась волна, разлилась ознобом волнительной дрожи... и Галадриэль невольно поежилась, силясь прогнать неуместные ощущения. Красота Мелиан привораживала любого, независимо от его пола...

Галадриэль поднялась, медленно, с достоинством, церемонно поклонилась. Смотрите, славная Владычица, и передайте своему царственному супругу: Нолдор тоже владеют манерами, а что вид сейчас не парадный... ну, посмотрели бы мы, как выглядел бы хотя бы сам достославный Элу Тингол после перехода через ледяные торосы! Ох, о чем это она... неужели просто для того, чтобы искусственной злостью перебить поднявшееся волнение?

– Я хотела бы говорить с тобой, Торил Дориато, – с необходимой долей почтения, но без подобострастия, разумеется, произнесла Галадриэль. – Говорить наедине.

– Я для этого и пришла сюда, моя гордая Нолдэ, – мягко ответила Мелиан. – Пойдем прогуляемся под сенью леса?..

...Выложенная тщательно подогнанными плитами дорожка привела их к небольшой обнесенной мраморным парапетом террасе над бурлящим внизу по камням речным потоком. Пахло свежестью и полной сил и соков лесной зеленью; на склонявшихся к искусно вырезанным каменным скамьям ветвях звонко щебетали многочисленные незримые птицы. Мелиан, слегка качнув головой и разбросав по плечам пышные каштановые локоны, плавно опустилась на одну из скамей, откинувшись на спинку, и движением руки предложила Галадриэль устраиваться напротив. Та села, выжидающе глядя на Майэ. Сердце билось часто-часто – и от надежды на помощь, и от неистребимого, не желавшего уходить чувственного волнения...

Пока они шли по дорожке, рука Мелиан то и дело касалась ее руки или ложилась на плечо. Говорили они о вещах, казалось бы, важных, но на самом деле сейчас малозначительных: о трудностях ледового пути, о слухах о предательстве дома Феанора и о том, как было потом совестно тем, кто принял эти слухи за чистую монету... Мелиан то и дело успокаивала излишне разгоряченную эльфийку, и та действительно успокаивалась, но потом ее все равно бросало то в жар, то в холод от разливающейся по телу непрошеной чувственной истомы. Ох, великие звезды, да что же это такое творится и почему оно творится?! И невольно вспоминалось, что в прежние времена в Валиноре говорили о том, что натура Мелиан полна чувственности и жажды утоления страсти, что часто служило поводом для недовольства Повелителей. Валар не нравилось, когда кто-то из их помощников чересчур отдавался своим личным страстям...

– А теперь, мэльдэ Алатариэль, – ласково произнесла Владычица, – поделись своими тревогами. Ну, смелее же, – подбодрила она златокудрую эльфийку, – ведь ты для этого хотела видеть меня и говорить со мной, не так ли? – ее голос... он был такой чувственный... завораживающий... манящий и расслабляющий...

«Да что же со мной творится?! – в отчаянии вскричала про себя Галадриэль. – Вспомни о долге!» И это помогло, ее фэа снова, в который уже раз сумела обуздать готовое дать волю страстям роа. Во всяком случае, она сумела собраться и заговорить о том, о чем следовало:

– Реста нин, а Мелиан-Истарэ, – просяще, но ни в коем случае не умоляюще произнесла она. – Помоги ради нашего общего блага, ради общего процветания наших народов!

– Помочь тебе? – Мелиан чуть склонила голову, приподняв вопросительно бровь. – Но чем же я могу помочь?

– Помоги убедить Владыку Тингола заключить союз между Великими Домами Нолдор и Синдар, – твердо ответила Галадриэль. – Ведь ты можешь уговорить его, ты смогла бы объяснить ему то, что от меня он не станет слушать!

– Ах, ты вот о чем... что же, я понимаю, – задумчиво произнесла Майэ, накручивая длинный локон на палец.

– Понимаешь, конечно же! И тогда, вместе, мы сумеем превратить Белерианд в настоящий Норе-Леро, край свободной воли и открытого знания, а когда мы...

– Но я не стану давить на него, Галадриэль, – чуть заметно качнув головой, произнесла Мелиан, и Галадриэль осеклась на полуслове, дыхание ее перехватило. Нет... она ослышалась, наверное...

– Но почему? Почему, Владычица?! – отчаянно воскликнула она.

– Элу считает, что Белерианд – законные владения его и его народа. Синдар сами выбрали свой путь, непростой, полный трудностей и опасностей, когда все прочие избрали покой и безопасность в далеком Валиноре. Потому что свободное, не управляемое ничьей волей развитие было им дороже. И Синдар многого достигли, не прибегая ни к чему, кроме своего собственного ума, смекалки, храбрости и выносливости. Поэтому Владыка Тингол вполне разумно полагает, что никому и ничем не обязан, что Белерианд по праву принадлежит народу, добровольно признавшему его своим домом, и что все, кто пришел сюда, должны вступать в подданство короля Синдар, а не в союз равных.

– Разве он в самом деле владеет Белериандом? Мелиан, ведь Синдар пусть и многочисленны, но не настолько... на деле им принадлежит лишь Дориат, на который никто не посягает... ну разве я не права – и в этом, и в том, что вместе нам будет проще жить?

– Я полагаю, что ты права, моя дорогая, – успокаивающе приподняв ладонь, произнесла Мелиан. – Но ведь и Элу прав – по-своему, конечно, – говоря, что у него есть основания считать Нолдор недостойными равноправия с ним. Он считает, что у Дориата свой путь, право на который его народ заслужил потом и кровью, и не видит причин, по которым другие должны приходить на готовое. Наконец, у него есть причины для личной нелюбви к вам, Галадриэль, не так ли?

– Мелиан, но вспомни, ведь ты же сама покинула Валинор! Ты знаешь, как непросто на это решиться, даже когда жизнь там становится невыносима! Мы ведь смогли, разве нет, почему же тогда мы недостойны? Да, когда-то мы проявили, возможно, слабость – хотя многих из нас тогда еще не было в мире, но пусть так! Но теперь...

– Я хорошо знаю, как невыносима жизнь в золотых оковах Валинора. И именно поэтому, – она приподнялась, словно пытаясь вбить свои слова в голову посланницы, – я не считаю себя вправе давить на Элу. Именно так! Это его выбор, и только он сам вправе изменить его. Никто, кроме вас самих, не вправе доказывать королю Дориата, что его решения неправильны, – она пристально вгляделась в глаза Галадриэль.

Все. Это был конец. «И, что самое главное, она ведь... она права», – с грустью подумала Галадриэль. Те, кто стремится жить свободно, по собственной воле, а не навязанной кем-то, должны уметь сами доказывать свою правоту, не прибегая для этого к помощи высших сил и мудрых чародеев... И все равно было обидно. Как она теперь вернется к Верховному Королю Нолофинвэ, как расскажет о том, что миссия не была исполнена?

– Я не думаю, что тебе следует возвращаться, – словно прочитав ее мысли, произнесла Майэ. – Если хочешь, я дам тебе совет: останься здесь, найди себе спутника жизни среди Синдар, достаточно близкого к Владыке, и постарайся на своем личном примере убеждать и правителя, и народ Дориата в том, что Нолдор ни в чем им не уступают. А за вести о себе не беспокойся, у меня есть способы доставить твоим сородичам рассказ о случившемся. Если у них достаточно мудрости, они тебя поймут. К тому же, – не без некоторого лукавства добавила Мелиан, вставая с места и подходя ближе, – пребывание здесь пойдет тебе на пользу.

– Я... я могу просить хотя бы о помощи для себя лично? – осторожно спросила эльфийка.

– Конечно, мэлетриль нин, – мягко ответила Мелиан, подступив почти вплотную. – Чем я могу помочь тебе?

– Ты великая чародейка, о Мелиан, это знают все. Я прошу тебя... поделиться своим искусством.

– Это именно то, что я сама хотела тебе предложить... – голос Мелиан стал чарующе-томным, в глазах вспыхнул манящий огонек. Галадриэль медленно поднялась со скамьи... и в тот же миг Майэ стремительно прижалась к ней; переливчатая ткань, и без того плотно прилегающая к телу, натянулась...

– Ма… ма карелиэ?! – еще сумела удивленно воскликнуть она, разум ее боролся с тем, что считал запретным, но он уже не в силах был совладать с вышедшим из под контроля роа, охваченным волной страстного дурманящего жара овладевшего ею маилэ. Руки сами собой легли на тонкую талию Мелиан, сами собой притянули ее к себе... – Зачем?..

– Считай это первым уроком чародейства, милая, – полушепотом ответила та, обдавая ласково-обворожительным дыханием...

В следующий миг их губы встретились, впившись друг в друга в жадном, затяжном, пьянящем поцелуе. Он длился, казалось, целую вечность, а руки Нолдэ уже сами собой скользили по гладкой ткани изумрудного платья, стягивая его с округлых плеч вниз, на каменные плиты. В тот момент, когда горячие ладони Галадриэль легли на бедра наставницы, та резко прервала затянувшийся поцелуй и толкнула ее в высокую мягкую траву под раскидистым дубом над речным берегом.

Послышался треск разрываемой материи походного облачения, и под вырвавшийся у эльфийки страстный полустон-полувскрик горячие губы Мелиан припали к ее пышной груди и жадно впились в затвердевший нежно-розовый бугорок. Галадриэль выгибала спину, отрываясь от земли, не помня себя прижималась все плотнее и плотнее к постанывающей в порыве того же необузданного маилэ Мелиан, кажется, бормотала: «Йандо, йандо... сильнее... пожалуйста, давай же...» Губы Майэ скользили ниже и ниже по бархатистой коже эльфийки, покрывая поцелуями сминающее траву великолепное роа, а руки Галадриэль скользили, поглаживая бедра «учительницы». Наконец они снова сплелись руками, прижавшись друг к другу, перекатываясь по безжалостно сминаемой траве, рассыпая по лесу распугавшие озадаченных пташек томно-страстные стоны и возгласы.

– Сейчас, – прошептала Мелиан, – сейчас я покажу тебе, что такое подлинная страсть... запоминай... это тебе еще пригодится... – руки эльфийки легли на талию Майэ, слегка щекоча живот, и Мелиан снова припала губами к груди «ученицы»...

* * *

Сколько это продолжалось? Галадриэль не знала. Когда они с Мелиан, оторвавшись друг от друга, стали приходить в себя и немного опомнились от нахлынувшей страсти (во всяком случае, от нее опомнилась Галадриэль, а Майэ... кажется, все это шло по ее собственному плану), на плиты лесной аллеи уже ложились первые тени подступающих сумерек. Они раскинулись на безжалостно измятой траве, легкий вечерний ветерок ласкал обнаженные тела, бархатная кожа обеих горела от следов многочисленных поцелуев.

– Это было великолепно... – полушепотом произнесла Галадриэль, прикрыв глаза. Вот только усталость... грудь, бедра, плечи нешуточно болели от незнакомого напряжения. – Нет, правда... Мелиан, – называть ее теперь «о, Мелиан» или «Торил Дориато» было бы нелепо, – молва нисколько не преувеличивала твою страстность, – и тут же сердце сжалось от ощущения стыдливости. – Вот только... я никогда бы не подумала, что могу пойти на такое... Ведь это же запретное! Как я могла так поддаться безумным страстям, овладевшим моим роа... – Галадриэль смутилась, даже сделала попытку – нашла время, когда! – прикрыться руками, но тут же отдернула их: во-первых, теперь уже глупо, а во-вторых... если честно, просто заломило в плечах.

– Ложись-ка ты на живот, – усмехнувшись, произнесла Мелиан. Эльфийка мимолетно напряглась, и чародейка рассмеялась: – Не беспокойся. Я просто немного разомну твои плечи и бедра, а то ты же до Менегрота теперь не дойдешь!

– И все равно, – твердо произнесла Галадриэль, однако послушно перевернулась. Да что же с ней такое? Те волны томного очарования, что исходили от блистательной Майэ, с головой накрывали ее с первого дня, да, все это время она сгорала от неведомо откуда взявшейся страсти, но... – Мы не должны были этого делать! Как могла я забыть, что у тебя, в конце концов, есть законный муж...

– Уж не думаешь ли ты, что я могу заиметь от тебя незаконного ребенка? – расхохоталась Майэ, и Галадриэль почувствовала, как бедра Мелиан касаются ее бедер, а изящные руки ложатся на плечи. На миг она напряглась, но тут же расслабилась: волшебница в самом деле просто делала какой-то, видимо, только ей ведомый массаж, от которого боль в плечах и пояснице действительно постепенно начала истаивать.

– Не переживай, – уверенно ответила Мелиан. – Ты не виновата. И вообще, это был мой первый урок, – она энергично хлопнула несколько раз по гладким, упругим бедрам эльфийки и продолжила свои пассы уже на них. – Маэл ангол, умение заворожить, пробудить необузданное маилэ – одно из самых необходимых, и я с гордостью могу отметить, что достигла в нем некоторых высот... о, ну вот, другое дело! – она привстала, затем снова блаженно растянулась на траве, – скажи же, теперь тебе гораздо лучше!

– И верно, – со смущением произнесла Галадриэль. – Ой...

– Ой так ой! – усмехнулась Майэ. – Скажи, ты ведь сама уже давно думала о чем-то подобном, не так ли?

– Ну... вообще-то да, но...

– Вот видишь, а ведь я не прикладывала никаких усилий! Кстати, эта моя способность тоже побудила меня покинуть Валинор, – Мелиан на миг помрачнела. – Король Мира со своей демонстративной суровостью никогда не дал бы спокойно жить, с моим-то темпераментом, – пояснила она, – и рано или поздно меня бы ждало принудительное воздействие чего-нибудь мощного, способного повлиять на ауру, на сущность моего духа. Я решила не дожидаться этого – и вот я здесь, где в числе всего прочего могу дать выход своим чувствам и любить свободно и по своему выбору...

– Я думала, ты любишь короля Тингола, – задумчиво произнесла Галадриэль.

– Люблю, – согласилась Мелиан. – Правда, он порой бывает излишне хладнокровен и расчетлив... так что учти на будущее, к слову, когда станешь определяться с избранником! Но ты не подумай, что я часто творю что-то вроде этого... это было нужно не мне, это нужно тебе. Запомни, что ты сегодня ощущала, и не только сегодня, а с первого мгновения, как увидела меня!

Галадриэль помнила. Помнила то волнение, что разлилось по телу с первого мгновения, с первого взгляда, и как она старательно силилась его перебороть...

– Я расскажу тебе, как это делается. Это совсем простое чародейство, милая, но очень мощное. С таким умением и при твоем темпераменте... о да, чего у тебя не отнять, так это внутреннего огня! На себе почувствовала, да и как ты на того несчастного придворного смотрела, помню... Так вот, при твоем темпераменте у тебя к этому искусству есть все таланты! И с таким умением ты сможешь оказывать огромное влияние на всех окружающих, а это бывает полезно. Ну ладно, – Мелиан оглянулась. – Мне кажется, Галадриэль, в такой славный вечер нам будет приятно охладиться в речной воде, а потом пора возвращаться в Менегрот: завтра у нас будет торжественный прием, на котором ты сможешь присмотреться к потенциальным избранникам... поверь мне, это тоже пойдет на пользу! Заодно попробуешь применить на ком-нибудь из них то, чему я тебя учу сегодня, – Мелиан улыбнулась. – Я не шучу, попробуй! Но, конечно же, это должен быть именно тот, кто сумеет овладеть твоим сердцем... а потом мы с тобой продолжим обучение. Ну что, пошли?

– Да, окунуться в реку – это было бы славно, вот только... – она огляделась, растерянно поискав взглядом свой яростно сорванный Майэ дорожный костюм, – в чем же я вернусь?

– Не твоя забота, – отмахнулась Мелиан. – Сюда сейчас что-нибудь принесут, пока мы с тобой отдыхаем...

Этот первый урок Галадриэль хорошо усвоила. Ты не желаешь, Элу Тингол, признавать Нолдор равными своему народу? Великолепно – значит, тебя придется убедить, и начнем мы с того, что зачаруем кого-нибудь из твоих приближенных. Галадриэль уже даже знала, кого: она вспомнила того молодого Синда, что на приеме стоял по левую руку от трона Тингола, совсем близко к королю. Того, на которого она положила глаз еще раньше и подумала, что этот статный красавец ей очень симпатичен. Что ж... ничто не помешает ей теперь присмотреться к нему получше, попытаться завести знакомство... и не забывать о предложенном Мелиан плане. Она – принцесса Нолдэ, она знает и помнит свой долг перед своим Домом и перед всем народом. Она, Галадриэль Пламенная, сумеет даже свои чувства заставить служить исполнению того, что должно, ведь одно другому не мешает. Правда, сложись все так, как она надеялась, то можно было бы искать подходы к приглянувшемуся ей Синда обычными путями, не торопя события, теперь же придется подгонять. Она должна суметь доказать, что Нолдор и Синдар стоят друг друга – и только тогда, быть может, ее отпустит неловкое чувство стыда за то, что творилось сегодня в высокой траве возле террасы над бурной лесной рекой...

СЛОВАРИК ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ЭЛЬФИЙСКИХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ

Значения отдельных слов

Angol (ангол) – чародейство

Care (каре) – делать

Fea (фэа) – душа, аура

Golodrim (голодрим) – презрительное именование Нолдор в Дориате

Hroa (роа) – тело

Istarie (Истариэ) – волшебница, чародейка

Lero (леро) – свобода

Ma (ма) – что

Makari (макари) – убийцы

Maile (маилэ) – страсть, вожделение (здесь: непреодолимое любовное влечение)

Mael (маэл) – то же на языке Дориата

Melde (мэльдэ) – милая, любимая, дорогая

Melethril nin (Мэлетриль нин) – возлюбленная моя

Nin (нин) – мне, моя

Nore (норе) – земля, страна

Sankossi (Санкосси) – орки (собирательное название как народа)

Resta (реста) – помогать

Toril (Торил) – Владычица, Королева (в Дориате употреблялось только по отношению к Мелиан)

Yando (йандо) – еще

«Цельные» выражения

Ma carelye (ма карелиэ) – Что ты делаешь

Resta nin Melian-Istarie (Реста нин Мелиан Истариэ) – Помоги мне, волшебница Мелиан