Мы видимся нечасто. У каждого – своя жизнь. Даже созваниваемся мы всего пару раз в месяц. Но три раза в год я бросаю все свои дела и мчусь к тебе. Приезжаю в Лос-Анджелес, беру напрокат машину – и лечу в твою маленькую квартирку, о которой не знает почти никто из друзей. Иногда я застреваю в какой-нибудь пробке – ЛА большой город, – но даже это не портит мне настроения. Люди из других автомобилей удивленно смотрят на мое счастливое лицо, на дурацкую улыбку от уха до уха, на мои руки, которые отбивают замысловатый ритм в такт твоему голосу, рвущемуся из колонок. Мне плевать. Я счастлив. Я еду к тебе.

Подруливая к серой стандартной пятиэтажке, я паркуюсь под твоими окнами и не могу удержаться – коротко сигналю: «фа-фаа». Ты выбегаешь на балкон, но я уже в подъезде, почти бегом поднимаюсь на третий этаж, торопливо здороваюсь с твоими соседями. Они улыбаются мне, кивают. Твои соседи знают – к тебе приехал друг. Девчушке со второго этажа я расписываюсь в блокноте: “From Colin w/love”. Она застенчиво улыбается. Наверное, у нее уже штук сто моих автографов. Интересно, что она с ними делает, солит, что ли? «Здравствуйте, мистер Фаррелл». – «Добрый день, мистер Колман...» «Мистер Фаррелл...» – «Мисс Воган...» Сегодня я счастлив – и хочу, чтобы все кругом были счастливы.

Но вот и твоя дверь. Чуть приоткрыта. Я останавливаюсь перед ней и на миг закрываю глаза. Каждый раз, видя эту чуть приоткрытую дверь, я замираю от теплой ласковой волны, затопляющей меня. Каждый раз – как будто впервые. Твоя дверь открыта. Ты ждешь меня.

Я улыбаюсь, вхожу – и закрываю дверь. Толкаю ее спиной. Негромко щелкает замок.

Я здесь.

И на этот негромкий звук появляешься ты. Волосы стянуты в хвост на затылке, белая футболка, джинсовые шорты, легкие шлепанцы. Ты вытираешь руки о небрежно повязанный на бедрах фартук – возился на кухне. Синие глаза сияют. Ты идешь ко мне. Я невыносимо люблю тебя в такие моменты. Крепко обнимаю, сжимаю в объятиях. Вдыхаю запах твоих волос. Чувствую, что весь мир остался там. За дверью.

Я отпускаю тебя, но ты прижимаешь меня к двери и тянешься поцеловать. Мои руки развязывают фартук, скользят по твоей спине. Твои поцелуи требовательны, настойчивы – и в то же время мягки и нежны. Твое колено вжимается между моих ног, пальцы гладят лицо. Да, я побрился. Для тебя. Ты не даешь мне вздохнуть, и я подчиняюсь. Я – такой весь из себя мачо и хулиган Колин Фаррелл. А ты вертишь мной как хочешь. И как это тебе удается?

Ты никогда не говоришь, что скучал по мне. И не надо. Просто смотри на меня так, как ты смотришь. Целуй так, как целуешь. Я счастлив. Твое сердце ласковой птицей бьется о мое.

Наконец ты отпускаешь меня. «Как добрался?» – «Отлично». – «Я – на кухню. Там недолго осталось. Положи вещи и, если хочешь, приходи». Конечно, я хочу. Бросаю сумку с вещами в комнату, мою быстренько руки и иду за тобой. Кухонька маленькая, я робко забиваюсь в угол между холодильником и дверью, пытаясь умоститься на табурете, который угрожающе скрипит подо мной, и неловко поджимаю ноги, когда ты проходишь мимо. «Тебе помочь?» – «Нет, не надо. Все уже почти готово. Голодный?» Я без раздумий киваю головой: «Конечно». Твоя пицца – даже вегетарианская, – просто объедение.

Ты моешь посуду. Вытираешь ее. Я наблюдаю за тобой, но ты как будто не замечаешь моего взгляда. Я очень люблю это. Ты никогда не торопишься, всегда сосредоточен и немножко отстранен. Если бы я не видел твоего первого взгляда, я подумал бы, что ты не особо рад меня видеть. Но я видел твои глаза...

Ты вытираешь руки: «Ну вот, еще пара минут – и будет готово. Идем в комнату?» – «Идем». Ты вручаешь мне миску с салатом и две тарелки: «Неси». И я послушно несу, а ты заглядываешь в холодильник, достаешь оттуда бутылку вина и два бокала из шкафчика и идешь следом. Я уже разглядываю твои DVD. Много новых, которые ты купил за то время, что мы не виделись. Ты ставишь бутылку на стол. Открываешь ее: «Наливай». – «Лучше ты». Мне нравится чувствовать себя гостем в этой маленькой, уютной, чистой квартирке, так непохожей на мою берлогу.

А вот и пицца. Ты всегда делаешь ее огромной, и в ней много маслин – как мы оба любим. Я с улыбкой смотрю, как ты наполняешь бокалы, разрезаешь пиццу. Наконец усаживаешься рядом и вздыхаешь: «Ну, за встречу?» – «За встречу». Ты пьешь, а я медлю, следя за тобой поверх бокала. Ты поднимаешь глаза, и я с улыбкой пригубливаю прохладное терпкое вино.

За пиццей разговор оживляется. Ты пользуешься ножом и вилкой, а я ем прямо так, руками, откусывая от целого куска и потихоньку, украдкой облизывая пальцы. Но ты все равно замечаешь, приносишь мне салфетки, и я просто таю от твоей заботы. Я рассказываю тебе о съемках, о знакомых, которых я видел и с которыми созванивался, о проделках Джеймса, и ты смеешься. Я рад, что тебе хорошо со мной. Потом ты рассказываешь о концертах, о записи нового альбома, и я всегда немножко завидую. Твоя жизнь кажется мне такой интересной. Потом я осторожно спрашиваю о Мэтте и других. Ты знаешь, что я немного ревную тебя к твоей группе, и поэтому отвечаешь легко и тут же переводишь разговор на меня. Я понимаю, что так ты даешь мне понять, что я для тебя сейчас дороже и важнее, и я благодарен тебе за это.

Когда от пиццы остается только воспоминание, диван неудержимо тянет меня к себе. Но ты поднимаешься, составляешь посуду на поднос – и я иду за тобой, помогаю унести тарелки, бокалы и прочее. Ты снова моешь посуду. Твое патологическое стремление к чистоте забавляет меня. Ты похож на кошку и знаешь об этом.

Ну вот, теперь можно и растянуться на диване. «Хочешь, посмотрим что-нибудь?» – «Да, пожалуй. Я видел пару новых фильмов у тебя на полке...» – «Как насчет «Нового света»?» – «Или «Оружейного барона»?» Мы смеемся. С тобой так легко и просто. Не надо притворяться, не надо делать вид и строить из себя кого-то. Казаться кем-то. Ты любишь меня таким, какой я есть – и я не устаю этому удивляться. Никогда не устану, наверное.

Я устраиваюсь на диванчике, ты ложишься рядом, кладешь голову мне на живот. Мы вроде как смотрим фильм, но я больше слежу за тобой – ты комментируешь, поясняешь некоторые моменты. Забавно покусываешь костяшки пальцев, не отрывая глаз от экрана. Иногда оборачиваешься ко мне, чтобы узнать мое мнение. Я ерошу твои волосы, перебираю длинные шелковистые пряди, поглаживаю твою шею. Надеюсь, ты знаешь, как ты мне дорог, потому что когда я пытаюсь тебе об этом сказать – сбиваюсь и краснею, быстро смотрю тебе в глаза, быстро отвожу взгляд. Боюсь показаться патетичным. А стихов писать я не умею. Даже если бы и умел – умер бы от смущения, прежде чем ты бы их прочитал.

Ты переворачиваешься на живот. Опираешься подбородком на руки: «Ну а как ты там вообще?» – «Да так... как всегда». Твои пальцы касаются моего лба, и я закрываю глаза, но все равно вижу тебя: твое лицо серьезно, брови чуть сведены. Ты тянешься и целуешь меня – легко-легко. Я прижимаюсь к тебе, заправляю тебе за ухо выбившуюся прядь волос. «Я люблю тебя, Джаред...» Ты молчишь и улыбаешься, но я знаю, что ты тоже любишь меня. Впереди у нас несколько дней, заполненных друг другом. Не только секс, хотя и это тоже. Сегодня ты уснешь раньше меня – как всегда – а я еще долго буду лежать в полутьме, глядя на твое спокойное лицо. Потом поцелую тебя, поправлю одеяло. И утром я тоже проснусь раньше тебя и застану тот момент, когда ты распахнешь свои синие глаза: «Привет...» – «Привет...» Мы будем дурачиться, рассказывать друг другу свои сны. Плескаться в ванной, превращая утреннее умывание в потоп. Целоваться. Планировать день и не думать о скорой разлуке. Ты приготовишь завтрак, принесешь его в разворошенную постель. Мы посмотрим еще фильм, ты сыграешь мне несколько песен. Я посмотрю твои фотки и хлопну себя по лбу – вот черт, я-то свои забыл! Потом, ближе к вечеру, мы выберемся в какой-нибудь маленький бар, выпьем пива. Погуляем по улицам Лос-Анджелеса. Дадим несколько автографов. Вернемся поздно, будем отчаянно целоваться в подъезде. Будем любить друг друга и не думать о том, что скоро мне нужно уезжать. Да и у тебя – дела...

Наши дни похожи один на другой, и в этом есть что-то от счастья. Я счастлив. Ты безмятежен. И только когда настанет наша последняя ночь, ты тихо и осторожно спросишь, пряча в синих глазах океан отчаяния: «Колин... когда ты приедешь еще раз?» – «Приеду, Джа...». – «Когда?» – «Не знаю еще...» – «Но ты приедешь?» – «Конечно». – «Колин... я люблю тебя». – «Я тоже». Сплетенные пальцы, гладкая кожа. Трудно расставаться.

Утром ты спокоен. Я хмур. Ты шутишь как ни в чем не бывало. Я пытаюсь поддержать разговор. Ты кормишь меня завтраком. Под столом как будто невзначай гладишь меня по ступне босой прохладной ногой. Ты никогда не провожаешь меня. Мы стоим у двери. Так быстро пролетают три дня! «Я позвоню тебе». – «Хорошо, Колин». – «И напишу». – «Я буду ждать». – «Ну, неужели ты ничего мне не скажешь?» – «Счастливо...» И только в синих глазах серебряной рыбкой плещется грусть. Ты гладишь меня по щеке. Целуешь. «Ну, я пошел?..» – «...»

Я спускаюсь по лестнице вниз. Медленно. Сажусь в машину. Завожу мотор. Сигналю. Длинно: «фа-фааааааа». Я знаю, что ты не появишься на балконе, но уехать, не попрощавшись, я не могу. Мотор рычит. Я отъезжаю.

Всего три дня... Только три дня. Что поделать – у каждого своя жизнь. И видимся мы нечасто. Но три раза в год я бросаю все свои дела – и лечу к тебе. Трех дней с тобой мне хватает, чтобы не сойти с ума. За три дня с тобой я отдам год своей жизни. Ты сейчас занимаешься чем-нибудь по хозяйству, пытаясь привычными действиями заглушить горечь разлуки, или перебираешь струны гитары. Я еду в аэропорт. Иногда застреваю в пробках – ЛА большой город. Но даже это не портит мне настроения. Люди из соседних автомобилей с удивлением смотрят, как я спокойно сижу, глядя на свои руки, лежащие на руле, или откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Трудно расставаться. Но я знаю, что ты меня любишь.

И, знаешь, Джаред, – я счастлив...