Здравствуй, Рэйв.

Если ты читаешь это письмо, значит, я уже мертв. Иначе, я бы никогда не осмелился сказать тебе то, что ты сейчас прочтешь.

Помнишь ту ночь на Гавайях, в субботу, перед налетом япошек? Наш разговор «начистоту»? Господи, что я мог сказать тебе тогда из того, чем была переполнена моя душа? А нужно-то было произнести всего четыре слова, чтобы снять эту тяжесть с души, чтобы все встало на свои места. Всего четыре слова: «Я люблю тебя, Рэйв».

Сейчас мне не трудно сделать это признание. Я умер. Нет, мне было не страшно. Ведь я уже умирал два раза. Первый, когда ты уехал в Англию, а второй, когда пришла похоронка. Как ты мог оставить меня тогда?! Да еще повесил на меня эту шлюшку – Эвелин... Ведь я и трахнул-то ее только затем, чтоб доказать тебе, что ее любовь – ничто перед моими чувствами к тебе.

Мои чувства. Они оставили меня, когда я узнал о твоей смерти. Небо обрушилось, лишив меня зрения и слуха. Я смотрел вокруг, но не видел, зачем мне жить. Все потеряло свой вкус, цвет, смысл... И только в Эвелин оставалась частичка тебя. Ее кожа хранила тепло твоих рук, в ее глазах, когда я смотрел в них, я видел твое отражение, волосы, казалось, еще не расправились после твоих прикосновений. Я не сказал ей ни слова, она все поняла сама. Я обнял ее, и мне казалось, что я обнимаю тебя. И мне захотелось пойти до конца: отнять тебя у нее. Высосать тебя с поцелуем, стереть следы твоих рук с ее кожи, отнять тебя у ее глаз... Лаская ее, я ласкал тебя – мою единственную любовь, которую, как я думал тогда, потерял навсегда.

Помнишь, тогда на танцах ты сказал ей, я слышал ваш разговор, музыка была недостаточно громкой, что я не уверен в себе. Ты был почти прав, Рэйв. Но не в том, что я не уверен в себе. Просто я был слишком уверен в тебе. В том, что твои руки никогда так же нежно не лягут на мои бедра, как на ее, и губы твои, мягкие и теплые, никогда не коснутся моих... Хотя сколько раз они были так близко, когда ты рассказывал мне свои амурные тайны, что мне до боли приходилось стискивать руки, чтоб не потерять сознание. Каково мне было выслушивать твои жалобы на непонятливых девок, когда тебе стоило лишь протянуть руку, и я исполнил бы любую твою прихоть в сто раз лучше, чем любая из них.

Просто потому, что я люблю тебя.

Ты всегда был для меня недосягаемым идеалом. Мне хотелось походить на тебя, быть тобой, слиться с тобой в единое тело, как пилот сливается с машиной. Ты был для меня богом, нет, больше чем богом – самой жизнью. Но у этой жизни не было будущего, мне было бы невыносимо делить тебя с кем-то еще.

Если ты читаешь это письмо, значит, я умер, но моя любовь к тебе живет в теле Эвелин. Когда ты будешь обнимать ее, вспомни, что она хранит частицу моего тепла.

Навсегда твой, Дэни.