Соджи уже слышал впереди легкие шаги. Рука сжимала рукоять меча, но гнев прошел. Торопясь вслед за Кано, он размышлял о том, что же прошептал тот, стоя на коленях перед Таширо, на волосок от смерти, что заставило дрогнуть опытного воина и погибнуть так нелепо? Какими чарами этот мальчишка завлек к себе в постель половину командного состава? Может быть он – оборотень, засланный в их отряд врагами сегуна? Соджи не лукавил, когда говорил Хиджикате, что ему чужды и непонятны подобные отношения... Он был готов объяснить их скорее колдовскими чарами или волшебством, чем доброй волей двух человек.
* * *
«Я убил Таширо, убил свою любовь. Теперь у меня есть это право – убивать. Я могу повелевать жизнями, эмоциями людей и делать это мастерски. Но чего я достиг? Хотел стать настоящим воином, мужчиной», – Кано горько усмехнулся, вспомнив потные тела, прижимавшиеся к нему, грубые, сильные руки и раздирающую боль. Только Таширо был по-настоящему нежен с ним. Та ночь, когда он без спроса залез к нему под одеяло, стала первой ночью их любви и шагом в пропасть. Таширо не испугало даже лезвие, приставленное к горлу, напротив, казалось, это только возбуждало его.
– Я не хочу умереть, так и не занявшись с тобой любовью... Или ты предпочитаешь женщин?
Кто дернул Кано, не познавшего еще ни одной женщины, за язык?
– Я не предпочитаю женщин...
Это явно придало Таширо сил, и вскоре Содзабуро сдался под натиском горячего, сильного тела и теплых рук, которые так незаметно проникли под его юкато...
Потом он тщательно избегал своего любовника, но слухи уже поползли по отряду. Одинокие мужчины, лишенные женских ласк, перебивающиеся со случайными женщинами, и то лишь когда появлялись лишние деньги, увидели в нем объект для своей похоти. Стройный мальчик с нежной кожей, длинными растрепанными волосами и капризными губами, как будто созданными для поцелуев... Казалось, можно увидеть электрические разряды, шедшие от находившихся рядом с ним мужчин. Медитация и бусидо – не самые действенные средства для снятия напряжения. Вскоре Кано понял, что попал в ловушку собственных чар. Один за другим однополчане стали предлагать ему свою «любовь». Вначале Такеда, потом Юдзава, потом... потом он сбился со счета. Но как было отказать им, особенно командирам: подарки, изысканные угощения, «теплое» место личного помощника Кондо. Что еще мог желать молодой амбициозный самурай?
Его размышления прервали шаги за спиной и тонкий звон вылетающего из ножен клинка. Кано привычным движением выхватил меч, развернулся и опешил, узнав преследователя. Соджи?! Меньше всего он ожидал увидеть здесь Его. Вернее, даже не мог мечтать об этом. Глаза их встретились, руки невольно опустились.
Прекрасный юный Соджи. Один из немногих, кто не смотрел на него с вожделением. Напротив, невзирая на скабрезные слухи, делал вид, что ничего не происходит, и оставался с Кано в добрых отношениях. Он нравился Содзабуро, но совсем не так, как Таширо. Не тем. В Соджи чувствовалась сила. Не физическая, он был ненамного крепче самого Содзабуро: невидимая аура окружала его, и все, кто попадал в круг ее действия, как будто заряжались жизненной энергией, становились светлее.
Стоя друг против друга с обнаженными мечами, которые, по кодексу самураев, теперь нельзя было убрать в ножны, не обагрив кровью, они чувствовали, что выглядят нелепо. Нужно было прервать молчание – словом или действием. Но для действия момент был упущен, и чем дольше они стояли друг против друга, тем яснее понимали это.
– Капитан Акита? – наконец нарушил тишину Содзабуро.
– Не называй меня капитаном, – по привычке проговорил Соджи. – Мы с подполковником Хиджикатой наблюдали за вашим поединком, – он мотнул головой. – Ты хорошо сражался.
– Спасибо, капитан... Соджи.
Кано стоял довольно далеко, но даже здесь он физически ощущал тепло разгоряченного быстрой ходьбой тела. В сумерках, при свете луны, лицо Соджи казалось еще прекраснее. Завороженный, Кано сделал шаг ему навстречу. Потом еще. Когда он приблизился почти вплотную, Соджи по-прежнему держал меч в руке, но начисто позабыл, зачем он догонял Содзабуро. Голова и тело почему-то стали пустыми и легкими, когда молодой самурай оказался так близко. Вся кровь ушла вниз, к ногам, но ноги вдруг ослабли. Меч стал странно тяжелым и с глухим звоном упал на землю, и этот звук слился с другим – звоном меча, выпавшего из руки Кано. Прохладные нежные пальцы Содзабуро легли на руку Соджи, и тот, уже не отдавая себе отчета, шагнул навстречу юноше, припав к его губам. Кано прижался к нему всем телом – податливым и сильным, как молодое деревце. Кровь поднялась обратно, обдав жаром, и Соджи забыл обо всем. Они пили дыхание и запах друг друга и не могли напиться. Потом, не разнимая рук, опустились на землю и стали высвобождать друг друга из жестких самурайских одежд.
* * *
Соджи не был похож ни на одного из любовников Кано. Он напоминал лесное божество, прилегшее отдохнуть. На его красивом, сильном теле мерцали капельки пота. Мышцы двигались под упругой кожей при каждом движении. Завязка, державшая волосы, распустилась, и они рассыпались вокруг головы черным ореолом. Густые ресницы отбрасывали тень на высокие скулы, от этого агатовые глаза его казались бездонными. Кано всем своим телом ощущал живую силу Соджи, лежащего под ним, чувствовал удары его сердца, слышал дыхание. Он видел, как его жизнь бьется жилкой под смуглой кожей на шее. Кано впился в нее губами, как будто хотел испить до дна. Соджи выгнулся под ним, сладко застонав, крепче обхватил его и перевернул на спину. Теперь его волосы взметнулись, как крылья, и упали на лицо и шею Кано, защекотав их. Содзабуро невольно улыбнулся. Соджи закрыл его улыбку своими губами и нежно, но настойчиво развел его ноги. Внутренней стороной бедра Кано ощутил, где теперь сосредоточена жизненная сила Соджи, он коротко вскрикнул, когда она вошла в него... Капля крови упала на лежащий под ногами клинок.
* * *
Подполковник Хиджиката понимающе кивнул, когда капитан Акита сказал, что забыл что-то на месте казни Таширо. «Может быть, у Соджи хватит стойкости противостоять чарам этого демона и избавить отряд от угрозы вымирания на почве ревности», – подумал он. Проводив глазами удаляющуюся фигуру, самурай устало побрел обратно в лагерь. Когда он поравнялся с одиноко стоящей сакурой, вдали раздался приглушенный вскрик. Узнав голос Кано, Хиджиката зло сплюнул. «Кажется, получилось, – подумал он. – Кано был слишком красив... Он был одержим дьяволом». И вдруг волна неконтролируемой злости захлестнула Хиджиката, меч вылетел из ножен, полоснув по тонкому стволу...
