Грэг Сандерс

Толпа, выходящая из кинотеатра, на мгновение разделила нас с Гриссомом – просто он считает, что на людях не очень удобно ходить, держась за руки. Да я и не спорю. В нашей жизни достаточно других моментов, чтобы я настаивал на таком пустяке.

Но как бы то ни было – мы на какое-то время потерялись в бурном людском потоке: надо же, я и не ожидал, что «Горбатая гора» – такая популярная картина! А когда я вынырнул из водоворота толпы – увидел, что Гриссом уже стоит у машины. Погруженный в себя настолько, что не сразу услышал, как я подошел.

– Грис? Мы домой поедем?

– Поедем, поедем, – проворчал он, очнувшись, и полез за руль. А уже в машине, закончив возиться с ремнем безопасности, вдруг посмотрел на меня:

– Ты когда-нибудь начнешь называть меня по имени?

– Да я же специально, чтобы на работе случайно не оговориться... – промямлил я. – Мы же вроде условились?..

– Я помню, – и Гриссом завел мотор, – но знаешь, честно тебе сказать – мне надоело.

Ну и ну.

Сказать вам по секрету – я всего как пару недель отучился дома называть его на «вы». Он терпел, только вздрагивал от неожиданности, когда я вдруг выдавал ему в постели: «Не могли бы вы...» И он сразу меня по башке подушкой. Конечно, хохот, веселая возня... Он даже подозревал какое-то время, что я это специально делаю. Ага, специально! Я первое время представить себе не мог, что когда-нибудь смогу, к примеру, орать на весь дом: «Эй, Гил, пойди сюда на минутку!» У меня, как представлю нечто подобное, сразу уши начинали гореть. Но он понимал, что это приходит не сразу. Его это даже забавляло какое-то время, что я к нему дома на «вы» обращался.

А теперь ему надоело, что я его по имени не называю. Но я как представлю, что на работе случайно оговорюсь при всех – да лучше мне его всю жизнь в постели на «вы» называть! А еще лучше на «вы, сэр».

Потому что именно ему в первую очередь важно, чтобы никто ничего не узнал.

У нас вообще сегодня своеобразный юбилей – год вместе и в глубоком подполье. Когда я к нему переехал, мы сразу договорились: с работы и на работу только порознь, друг другу без особой нужды из лаборатории не звонить, и вообще – делать вид, что между нами ничего не происходит. Мне даже влетало от него первые месяцы сильнее прежнего, пока Гриссому не пришло в голову, что этим он тоже себя выдает. «Надо, мол, вести себя на работе как обычно». А как это – обычно? Как обычно дома? Например – внезапно обхватывать друг друга и целоваться, пока с кухни горелым не понесет? Посмотрел бы я на лица нашей команды, если бы мы однажды в комнате отдыха такой номер отмочили.

Однако что-то сегодня у нас в машине тихо. Я думаю о своем, а Грис – о своем. Интересно, о чем? Небось вспомнил по ассоциации с фильмом какой-нибудь случай на работе. Сидит, на дорогу смотрит – или делает вид, что смотрит. Ведет полностью автоматически – дорога знакомая, город он знает хорошо... А я сижу, смотрю на него и пытаюсь угадать, о чем он думает. Это у нас тоже игра такая. Иногда очень весело выходит.

Ну что же, раз ему надоело, как я его называю, попробую по-другому. Ерзаю на сиденье для большей уверенности, а потом заглядываю ему в лицо:

– Гил...

Он так спокойно оборачивается, словно ничего не произошло, и спрашивает:

– Что?

– Ты о чем думаешь? О работе? Или о фильме?

Он улыбается – одними губами, а в глазах задумчивость и сомнение. И отвечает:

– Нет, не угадал. О нас с тобой.

– А мы-то тут при чем?

Он фыркает в сторону и говорит себе под нос:

– Ну да, как же, конечно. Совсем ни при чем.

И тут машина останавливается. Я смотрю в окно – а мы уже приехали.

Дома иду на кухню, а Гриссом сидит в гостиной и опять о чем-то думает. Смотрит в одну точку. Говорю: «Пойдем кофе попьем?», а он словно и не слышит меня. Подхожу, трогаю его за плечо: «Гил?» Он оборачивается, опять улыбается одними губами и говорит мне:

– Погоди, ладно? Я думаю... Я принимаю решение. Сейчас приму и приду кофе пить...

Ничего себе. Судя по тому, КАК он это решение обдумывает, он придет кофе пить дня через два. Или через неделю.

Завтра на работу идти. Хорошо еще, что вечером: можно выспаться. Можно, в конце концов, попробовать заставить его отключиться от всех его решений (о которых он почему-то не находит нужным мне рассказать!). У меня такая отключка всегда хорошо получалась: обычно после этого он весь мокрый падает на кровать и мгновенно засыпает на несколько часов. А тут... у меня, простите, сложилось впечатление, что сегодня он и во время секса о чем-то думает. Я даже позволил себе в процессе похихикать и шепнуть ему на ухо: «Эй, Гил, ты здесь?» А он посмотрел на меня, как на редкую бабочку, и тоже очень удивленно прошептал: «А почему ты сомневаешься?»

Да нипочему. Я, можно сказать, лежу себе на спине и пялюсь в потолок, а он там о чем-то думает... Хоть плачь, хоть смейся.

Даже когда закончили – и то не отключился. Вот это зацепило его!

– Ну скажи, – говорю, – о чем ты таком интересном думаешь?

Он посмотрел на меня, переводя дыхание, и подмигнул:

– Завтра на работе узнаешь.

И мы наконец заснули.

А в середине ночи я проснулся оттого, что рядом никого нет. Вскочил, пошел по дому, смотрю – из-под двери в кухню свет пробивается. Захожу – ну, точно. Гриссом сидит за столом и опять о чем-то думает.

Я подошел сзади, обхватил его за плечи, прижался к спине. Он замерз – тут сидеть, а я теплый, только что из-под одеяла.

– Гил... – говорю я ему. – Ну что ты не спишь?

– Да я все думаю, Грэгго...

– О чем? – я чуть не вышел из себя.

– Тихо, тихо, – прошептал он. – Я думаю о том, что так больше жить нельзя...

– Как «так»? – переспрашиваю я таким же шепотом.

– Как в кино, – слышу в ответ. – Это действительно не жизнь, а черт знает что. И мне это надоело, – решительно говорит он, встает и притягивает меня к себе. – Пойдем спать?

Когда он произносит: «Пойдем спать» с таким лицом, я уже знаю, что спать мне как раз и не придется. Обычно я после всего происходящего потягиваюсь и хихикаю: «На работе досплю», он мне грозит: «Я тебе досплю», а потом все начинается по второму кругу... Кто бы мог подумать; он почти на двадцать лет старше, а иногда может меня так замотать, что я действительно досыпаю на работе. Если он узнает, он мне голову оторвет просто.

Интересно, что он там надумал?

Гилберт Гриссом

Кто бы мог представить, как я устал. Всю жизнь я ограждал себя всякими условностями, барьерами, границами – и, оказывается, так устал от них, что даже заснуть не могу. Даже после того, как мы с Грэгом после бурного секса почти одновременно финишировали и лежали, растянувшись на кровати, млея от сладкого головокружения.

Даже тогда я не смог заснуть, хотя обычно это действовало на меня как мощное снотворное.

Но сегодня все необычно. Ну и ну. Что называется – сходили культурно развлеклись.

Как будто меня кто-то взял и все же поставил перед выбором: жизнь или приличия, жизнь или барьеры, жизнь или репутация, в конце концов. И по тому, как развиваются события, я вижу: точка возврата пройдена. И чем дальше, тем сложнее будет прятаться. Да и шила, как известно, в мешке не утаишь.

Грэг прав: мы уже не можем «вести себя на работе как обычно». Потому что в наших отношениях уже многое НЕ обычно. Потому что когда мы работаем вместе, даже меня легонечко трясет от того, что он рядом, а уж его и подавно. Конечно, я читал и слышал о том, что если прожить рядом с человеком много лет – это ослабеет, притупится, и можно будет общаться «как чужие люди». Но, во-первых, эти много лет надо еще как-то прожить. А во-вторых – честно признаться, я не хочу, чтобы мы к этому пришли. Даже если первая страсть со временем уступит место теплой спокойной нежности – пусть. Только не равнодушию.

Вообще свой первый выбор я уже сделал. Я бы мог, почти как в фильме, вообще уйти в подполье, и может быть – даже женился бы на Саре, если уж она так этого хочет. Чтобы меня хотя бы перестали мучить вопросами о моем семейном статусе в моем возрасте. Потом, может быть, завел бы с Сарой каких-то детей... А с Грэгом пересекался бы на работе. Или иногда где-нибудь в мотеле на окраине города.

И так провел бы свой остаток жизни. Совсем небольшой, по сути дела, остаток.

Но в том и проблема, что вот уже год я не могу, не хочу называть свою дальнейшую жизнь «остатком». Я не готов так бездарно ее загубить. И поэтому...

Поэтому сейчас, пожалуй, я знаю, что мне делать. Я выбрал. Еще тогда, когда мы случайно вышли из кинотеатра порознь и я увидел, каким взглядом Грэг ищет меня в толпе. Я тогда еще подумал, что лучше бы уж мы прошли через эту толпу, держась за руки: ведь если напрямую – таких, как мы, на сеансе было более чем достаточно.

Но вот... я тогда еще боялся. А теперь, пожалуй, уже не боюсь.

В конце смены я ловлю в коридоре Ника Стоукса и говорю как ни в чем не бывало:

– Ник, сделай одолжение – собери всю команду на минутку в комнате отдыха?

Он смотрит на меня заинтересованно:

– Что-нибудь по работе?

– Да нет, – улыбаюсь я. – Один маленький личный вопрос.

– Личный? – Ник уставился на меня с огромным удивлением. – Что, действительно?

– Поторопись давай, – шутливо подталкиваю я его. – А то все разойдутся!

А потом я иду искать Грэга. Наверняка он уже в раздевалке. Сегодня его очередь идти домой первым.

– Грэг, – говорю я, видя за раскрытым шкафчиком ноги в знакомых кроссовках, – погоди пять минут? Пойдем-ка пройдемся в комнату отдыха...

Я беру его, оторопевшего, за руку и так веду по коридору.

– Ты меня куда ведешь, Гриссом? – тихо спрашивает он; ну да, конечно, мы на работе, и он не зовет меня по имени. – Выволочку устраивать?

– Почти, – отвечаю я как можно равнодушнее. И мы входим в комнату отдыха.

Там сидит вся моя команда, даже техники. Сара смотрит настороженно, Ник с Риком сидят, как в партере в ожидании представления, а Кэтрин на удивление спокойна: только глаза выжидательно прищурены.

Я появляюсь на пороге, держа Грэга за руку, и все поворачиваются в нашу сторону.

Ходжес криво улыбается и говорит кислым тоном:

– Ну, что у нас Сандерс опять натворил?

А я набираю в грудь воздуха, чтобы не остановиться и не сбиться ненароком, и говорю:

– В общем, так, друзья мои. Я хочу вам кое-что сообщить, чтобы не было разных пересудов, сплетен и прочего. Мы... я и Грэг... находимся в близких отношениях и вот уже год живем вместе. Вернее, вчера был год. А с сегодняшнего дня нам просто надоело прятаться.

Моя команда, похоже, вся одновременно онемела. Я мельком смотрю на Грэга – он моргает и явно с трудом верит в то, что услышал. Я обнимаю его за плечи и добавляю:

– Не думаю, что по этому поводу стоит устаивать общелабораторную пресс-конференцию, но если у кого-то будут вопросы...

И тут я не верю своим ушам: Ник и Рик издают... возглас сожаления. А Кэтрин радостно ухмыляется и протягивает к ним руку:

– Гоните денежки, ребята! Я была права!

И все начинают хохотать. Кроме Сары.

– Кэтрин, – произношу я так вкрадчиво, как только могу, – так ты что, спорила на меня и Грэга с Брауном и Стоуксом?

– Ну да, – просто говорит Кэтрин. – Они меня спросили примерно полгода назад, что это Гриссом в последнее время так на себя не похож. Я обещала понаблюдать, и потом сказала им: «Похоже, у него личные отношения с кем-то из команды». Потом еще понаблюдала и сказала – с кем. Они не поверили. А я им предложила пари на двадцать баксов. С каждого, – уточнила Кэтрин деловым тоном.

– Значит, мы плохо прятались? – спрашиваю я с притворным разочарованием.

– Конечно, – отвечает мне Кэтрин, довольно хихикая. – Я уже терпение начала терять, когда же вы наконец проколетесь... или расколетесь! А если не секрет, – продолжает она уже в невыносимом гаме, потому что техники облепили Грэга с дурацкими поздравлениями, – с чего это ты вдруг решил – вот так, при всех?

– Да ничего, – отмахиваюсь я. – Просто на днях сходили в кино...

– Да уж, – подмигивает мне Кэтрин. – Великая сила искусства!..

...А когда мы с Грэгом так же, за руку, в кои-то веки выходим с работы вместе (краем глаза я замечаю, что охранник на входе чуть шею себе не свернул), он наконец-то обретает дар речи и спрашивает:

– Гил... А чего это ты так вдруг?

Но я вижу, что лицо у него довольное, и с плеч как будто тяжеленный камень упал. Вот и хорошо.

– Видишь, Грэгго, как с тобой опасно по кинотеатрам ходить? – отшучиваюсь я. – На меня все это искусство очень странно влияет...

– И то правда, – улыбается Грэг, и от его улыбки сердце мое ухает куда-то вниз. – На какой бы еще фильм тебя сводить?

– Предупреждаю тебя, Сандерс, – говорю я как бы официальным тоном, – на «Джуниор» я с тобой не пойду!

И мы оба хохочем всю дорогу до стоянки. А на стоянке я запихиваю его в свой автомобиль и там, в салоне, оглушительно целую. Правда, на остатках самоконтроля предварительно окинув стоянку взглядом и убедившись, что в это время на ней уже нет никого, кто бы мог нас увидеть.