– 1 –

Настоящее

– Нет, нет... пожалуйста, только не уходи, нет... не бросай меня... умоляю, нет...

Хриплый шепот, повторяющийся словно мантра, тает в тишине пустующей комнаты.

Ему надоело казаться сильным. Надоело притворяться, что он знает все, что способен решить любую проблему, что может держать себя в руках. Он просто устал, запутался и хочет найти выход. Выход... Черт, это так просто. Не знаешь, где выход – уходи через ту дверь, в которую вошел. Беги от проблем. Спасайся, пока еще не поздно. Умирай во имя спасения.

– Ты мне обещал... Ты обещал, что больше не позволишь мне это сделать...

Захлебываясь слезами, Мэттью поднимается с пола, ухватившись за край столика, не в силах устоять на ногах. Его предали, обманули, покинули. И самое страшное – это сделал тот человек, которому он с рождения безраздельно доверял. Которому старался подражать, брать пример. Старший брат.

Пока он движется в направлении ванной комнаты, в голове проплывают обрывки воспоминаний, которые, казалось бы, навсегда забыты, заткнуты вглубь себя. Тогда почему он помнит все до мелочей? Почему эти воспоминания причиняют такую боль?

– Как ты мог так поступить со мной... Как ты мог предать свои слова...

В одной руке Мэттью сжимает остро заточенный нож, подобранный по пути с кухни, и старается унять дрожь по всему телу. Такую же безысходность он чувствовал тогда, пару лет назад... Как давно это было. И вот история повторяется вновь. Только на этот раз никто не поможет, никто не спасет, не скажет утешительных слов.

– Давай, Мэтт... Последний раз покажи, что ты не слабак... Соберись...

Он включает теплую воду, глядя, как она стекает в отверстие в раковине, исчезает, но в то же время продолжает течь. Бесконечная. Как и его мучения. Он уже представляет, как опустит запястья под эти струи, как будет смешиваться водопроводная вода и его горячая кровь, освобожденная из пульсирующих вен...

Если бы был путь назад, он бы его не принял. Здесь, у раковины, сейчас, с ножом в ладони – его единственное возможное будущее. Будущее, которое наступит через несколько минут.

Прошлое

Ему было девятнадцать лет, когда все это началось. Шеннону – двадцать два. Не такая уж и большая разница в возрасте. Но они не виделись друг с другом почти пять долгих лет, с тех пор как старший брат решил покинуть родительское гнездышко и начать самостоятельную независимую жизнь в далеком Большом Городе. Редкие звонки, открытки на день рождения – это все, что их связывало в течение прошедших в разлуке лет.

Мэттью безумно скучал по братишке, но старался не показывать своих чувств, не выдать себя возбужденным голосом, несущимся по телефонным проводам. Да, было сложно, когда все внимание родителей свалилось на него одного, когда их забота давила и мешала нормально дышать, когда он остался один, и не с кем было поделиться даже впечатлениями от первого раза с девчонкой. И когда позвонил Шеннон, радостным голосом сообщая, что у него сногсшибательная новость для всей семьи, и ее он должен сообщить исключительно при встрече, Мэттью показалось, что у него из-под ног ушла почва, настолько неожиданным было это известие. До самого его приезда Мэтт места себе не находил, отказывался встречаться с друзьями и просто часами сидел в своей комнате. Родители с улыбкой наблюдали за его поведением, в душе довольные, что сумели воспитать в братьях такую любовь друг к другу.

Мэтт лежал в кровати, глядя в потолок и в сотый раз прокручивая всевозможные варианты их долгожданной встречи. Родной брат наконец-то приехал навестить семью и своего младшего братишку, с которым был неразлучен в детстве, несмотря на три года разницы, которая была так заметна в их подростковом возрасте. Брат, который был для него авторитетом, который учил его первой сигаретной затяжке, который прикрывал его мелкие проказы перед родителями; брат, который уехал с обещанием забрать маленького Мэтта к себе, как только обживется на новом месте, вырвать младшего из этого захолустья; брат, который, наконец-то, возвращается, совсем скоро...

И вот наступает момент, когда раздается стук в дверь. Энергичный, жизнерадостный и, самое главное, кодовый... Тот самый, которым братья пользовались в детстве. Два удара с длинной паузой, три быстрых, резких, и снова два длинных, чередующихся друг с другом. Этот стук, словно перенесенный во времени, словно не было пяти лет в разных городах...

Мэттью несется открывать дверь, а перед глазами настойчиво мелькает образ семнадцатилетнего тинэйджера, покинувшего дом когда-то давно, с длинными волосами, с падающими на глаза прядями и походным безразмерным рюкзаком, в котором его небольшие пожитки и накопленные деньги. Шеннон уехал, вопреки истерикам матери, вопреки угрозам отца. Уехал в погоню за мечтой. И, судя по всему, он ее догнал.

Мэтт открыл дверь и не поверил своим глазам. Пару раз он тупо моргнул, пытаясь сопоставить человека, который был его братом, и того, который стоял на пороге.

– Хей, братишка... – Шеннон бросается на Мэтта, хлопая его по спине и сжимая в стальных объятиях.

– Боже... Шенн... – пораженно шепчет Мэтт, – тебя не узнать!

– Брось, я совсем не изменился, – младший брат согласен с этим заявлением, только если отнести его к характеру – тот же задорный оптимизм. Внешне же Шеннон вырос, возмужал, хотя предпочтения в одежде остались теми же – аккуратный беспорядок, стильные джинсы, рваная футболка поверх рубашки с закатанным рукавом. Вот только одежда выглядела явно дороже того «секонд-хэнда», в котором он уезжал.

– С ума сойти... Шенн... – Мэтт отстраняется, разглядывая брата. – Куда ты дел свои волосы?

– Отдал на паричок, – хихикнул Шеннон, поднимая с пола брошенный перед объятьями рюкзак. – А куда делся тот мелкий пацанчик, Мэттью, кажется его звали... Не подскажешь, а?

Шеннон шутливо толкает брата в плечо, и им уже больше не до разговоров. У дверей стоят родители, пораженные не меньше, чем сам Мэтт. Начинаются слезные обнимания, рукопожатия и бесконечные «дай я на тебя еще раз взгляну» и «как мы тобой гордимся, Шеннон».

Через несколько минут все расселись за шикарно накрытым столом. Шеннон улыбался голливудской улыбкой, тепло глядя на всю семью. Мама заботливо предлагала ему добавки каждого блюда, не уставая разглядывать свое чадо.

– Черт, мне уже неуютно, – шутит Шеннон, – вы на меня смотрите как на чудо света.

– Ах, Шеннон, – вздыхает мама, – тебя просто не узнать... Ты выглядишь, словно сошел с обложки глянцевого журнала...

– О роке, – подсказывает Мэттью, в ответ на что Шеннон не больно пихает его ногой под столом, и Мэтт заходится в заливистом довольном смехе. Шеннон быстро показывает ему язык, следя за тем, чтобы не заметили родители.

– Ты еще и язык себе... – удивленно начинает Мэтт, заметив блеснувший на кончике металл, но получает более ощутимый пинок под столом и морщится, не договорив.

– Рассказывай, как ты жил все это время, – говорит отец, прерывая шутливую потасовку. – Из твоих писем было довольно сложно что-то понять. Откуда столько тумана?

– Ну... – Шеннон обводит присутствующих загадочным взглядом. – У меня на самом деле появилась интересная работа, которая приносит удовольствие и неплохие деньги.

Мэттью едва сдерживает рвущийся наружу смех, когда ему в голову приходят ассоциации с работой, доставляющей удовольствие и деньги одновременно. Но, кажется, никто не обращает на это внимания, ожидая, что скажет Шенн. И старший не заставляет долго ждать:

– В общем, помните, я писал, что подрабатывал в клубе уборщиком в ночную смену? – получив согласные кивки со всех сторон, он продолжил: – Кстати, благодаря этому у меня появилось немало связей в музыкальном мире. Что помогло нам в дальнейшем.

– Нам? – недоуменно переспрашивает Мэтт.

– Нам, – соглашается Шенн и добавляет: – Не перебивай. Короче, как-то раз один гитарист не смог выйти на сцену, – Шеннон намеренно опустил подробности насчет того, что этот гитарист попал в больницу от передоза в туалетной кабинке клуба, где он его и нашел, придя не в свою смену, чтобы подменить знакомого.

– Только не говори, что ты решил вспомнить молодость и выйти вместо него, – попросил Мэтт, а мама возмущенно шикнула на него, чтобы тот не мешал своими комментариями. Мэттью скорчил забавную рожицу.

– Именно так оно и было, – Шеннон откинулся на спинку стула, – потом меня заметили одни влиятельные люди... В общем, если пропустить все детали, то новость состоит в том, что этой группе, в которой я играл, поступило предложение подписать контракт, выпустить альбом... И именно в том составе, в котором они нас заметили.

– Потрясающе, – выдохнул Мэтт, во все глаза глядя на старшего брата.

Родители переглянулись, прежде чем начать шумно и радостно поздравлять сына.

– Подождите, это еще не все, – все уставились на Шеннона. – Солист отказался от предложения, и, таким образом, нас осталось только двое.

– Погоди, я что-то не понял, – нахмурился Мэтт, – вы подписали этот гребаный контракт или нет?

– Нет, – терпеливо ответил Шеннон, – потому что нам не хватало еще двух человек – солиста и барабанщика. К счастью, последнего мы нашли в том же клубе.

– Браво, – прокомментировал Мэтт, – Но вас же вроде бы хотели взять именно в том составе, в котором видели выступление?

– Ты меня задолбал, – шутливо закатил глаза Шеннон, – короче, теперь за солиста буду я.

– Офигеть, у нас в семье солист и гитарист, два в одном, – заржал Мэттью.

– Ты прав, у нас в семье и солист, и гитарист. Но не два в одном, – возразил Шеннон, наблюдая за реакцией брата. Реакция была именно такой, какую он ожидал.

– Что ты хочешь сказать? – севшим голосом спросил Мэтт.

– А то, что выбил тебе место бас-гитары, если ты, конечно, еще не забросил уроки, – Шеннон прекрасно знал, что младший брат принялся за освоение его старенькой гитары, чтобы чем-то себя занять, сразу же, как только он покинул их город.

После этого последовали радостные восклицания, еще более крепкие объятия, слезные умиления матери. И тогда, в тот момент восторга и восхищения, было совсем не важно прозвучавшее «выбил тебе место». Это потом, через несколько лет, фраза, родившаяся из невероятно ярких воспоминаний, будет резать слух и сердце, заставляя чувствовать себя ничтожеством по сравнению со старшим братом, который всего добился сам. А тогда был просто дикий коктейль чувств и эмоций, захлестнувших с головой, предвкушение предстоящего переезда в Большой Город и работы, работы, работы...

– – – –

Первое знакомство с людьми, с которыми Мэттью предстояло работать в ближайшие годы (судя по предстоящему контракту), было вполне веселым и развязным, словно они просто старые друзья, которые не виделись какое-то время. Бесшабашные ребята – барабанщик Крис и еще один гитарист Джей. Шеннон тут же заявил, что знакомство стоит обязательно отметить, иначе оно будет непродолжительным и вообще бесполезным.

– Где ты услышал такую примету? – поинтересовался Крис.

– Это народная мудрость, – захихикал Шеннон.

– Ага, народная мудрость, которую ты только что придумал, – вставил Джей. – Но мне она по душе.

С этого момента Мэттью понял, что эти парни ему нравятся.

Они отправились в бар неподалеку от студии, в которой будут проходить их репетиции. Бар был небольшим уютным местечком, вполне подходящим для их компании. Парни сразу же уселись за столик в углу, отправив Шеннона за выпивкой.

– Никогда бы не подумал, что вы братья, – признался Крис.

– Мы что, так не похожи? – удивился Мэтт.

– Ты даже не представляешь насколько, – загадочно ответил Кристофер.

– Да забей ты, – улыбнулся Джей, – этому придурку просто нечем заняться.

– Эй, кто тут придурок? – обиделся Крис.

– Ну, не я и не Мэтт точно, – сказал Джей, подмигивая Мэттью.

– Ага, значит это Шеннон, – радостно заявил Крис.

– Что «Шеннон»? – подозрительно сощурился подошедший брат, выставляя стаканы с алкоголем, которые он чудом донес до столика, не выронив из рук такую объемную ношу.

Крис засмеялся, а Джей просто пожал плечами, улыбаясь.

– Это что за заговор против солиста, а? – возмутился Шенн, присаживаясь рядом с братом и обнимая его за плечи, – У меня есть свой агент, который будет информировать меня обо всем, что происходит в мое отсутствие.

Мэттью вяло улыбнулся в ответ на шутку старшего брата.

Несколько часов они сидели, шутя и добродушно споря. Самое интересное – никто не говорил о своем прошлом, никто не спрашивал о прошлом Мэттью, будто никакого прошлого и не было вовсе. Мэтт решил, что либо эти ребята что-то скрывают, либо просто живут сегодняшним днем, стараясь урвать побольше кайфа из каждой секунды и не оборачиваясь назад.

В конце концов они упились до состояния нестояния, по крайней мере, Мэтт даже языком еле ворочал. Перед глазами все плыло, реальность была какой-то ненастоящей, и нестерпимо хотелось в туалет.

– Я отлить, – сообщил Мэттью, выбираясь из-за стола. По пути он опрокинул стакан, уже с виски, принадлежавший Шенну, за что получил легкий пинок под зад и хохот Криса и Джея, сопровождавший его всю дорогу, пока он не скрылся за дверью сортира.

Когда Мэтт шатающей походкой вернулся, тема разговора за столом успела резко перемениться от безобидных планов на будущее до обсуждения сексуальных подвигов.

Взгляды сидящих за столом обратились на ничего не подозревающего Мэтта.

– Ну а ты, Мэттью, чем похвастаешься, а? – пьяно спросил Крис, пододвигая к нему наполненный стакан.

– Да, давай, братец, колись, сколько сердец было разбито в мое отсутствие, – Шеннон развернулся к Мэтту.

– Эээ... – Мэтт принялся было честно вспоминать девушек, с которыми был близок, но он даже не мог припомнить имя первой, не говоря уже об остальных.

– Ладно вам, не смущайте парня, – вступился Джей, и Мэтт тут же почувствовал к нему прилив благодарности, потому что в его затуманенный спиртным разум никак не хотели возвращаться картинки прошлого.

– Ха, его-то смутишь, – улыбнулся Шенн, потрепав младшего брата по волосам.

– Хорошо, с противоположным полом мы разобрались, – сказал Крис, – а что насчет своих?

– Так я тебе и рассказал все, – насмешливо протянул Джей.

– Ага, значит, есть что рассказывать? – встрепенулся Крис.

– Есть, – спокойно ответил Джей.

– А может, тогда покажешь? – вкрадчиво поинтересовался Кристофер, скользя по сиденью в сторону Джея.

– Ты не в моем вкусе, – засмеялся Джей, отталкивая пьяного парня.

Крис ничуть не обиделся и тут же принялся за братьев:

– А у вас как?

Мэтт почувствовал какой-то дискомфорт. Отвечать на вопрос совершенно не хотелось, несмотря на то, что ему нечего было скрывать. Но еще больше не хотелось услышать ответ старшего брата, опасаясь, что он может быть положительным.

– Успокойся, Крис, – произнес Шеннон каким-то странно напряженным тоном, – при младшем братике я ничего не скажу.

– Я уже вырос, между прочим, – обиженно заметил Мэтт, забыв, что несколько секунд назад сам хотел, чтобы Шенн не отвечал.

– Я заметил, – хмыкнул Шеннон.

– И что это значит? – Мэттью мутным взором уставился на брата.

– Это значит, что я заметил, – насмешливо пояснил Шенн.

– Блин, парни, не будь вы братьями, из вас бы вышла отличная пара, – вклинился в разговор Крис, глядя почему-то именно на Шеннона.

– Чего? – переспросил Мэтт, отворачиваясь наконец от брата. Он плохо соображал, а фразу, брошенную Крисом, вообще пропустил мимо ушей.

– Ничего. Этот болван никогда не страдал от тактичности, – закатил глаза Джей.

– Думаешь, если бы я почувствовал влечение к... кхм... к своему брату, то меня бы это остановило? – с вызовом спросил Шеннон.

– Хочешь доказать обратное? – завелся Крис.

– Только не это... – простонал Джей, утыкаясь лицом в ладони.

Мэттью переводил взгляд от одного парня к другому, с огромным трудом улавливая суть разговора, все так же продолжая улыбаться непонятно чему. Но никто даже не смотрел в его сторону. Шенн и Крис были увлечены своим спором, вызывающе глядя друг на друга, а Джей что-то бормотал себе под нос.

– Ну так что? Докажешь? Или струсишь? – продолжал свои провокации Крис.

– Докажу. Без проблем, – заявил Шенн и только тогда повернулся в сторону брата. – Ты не против?

– Не против чего? – вяло поинтересовался Мэтт.

– Шенн, пожалуйста, не надо, – попросил Джей, впрочем, без особой надежды в голосе. Шеннон слишком упрям и настойчив, чтобы просто так отступить сейчас. Именно это и имел в виду Крис, когда обронил, что братья не похожи друг на друга. Мэтт в этом плане был поскромнее своего старшего братца.

– Отвали, Джей, – отмахнулся Шеннон, не отводя взгляда от Мэтта. – Короче, ты не возражаешь, я правильно понял?

– Ну да... нет... – растерялся Мэтт, пытаясь ухватить мысль, витавшую в воздухе между этими парнями, и сообразить, какую часть разговора он упустил из виду.

Додумать ему так и не удалось, потому что Шенн вдруг приблизился настолько, что разделяло их всего пара сантиметров, расстояние, которое можно сократить за одно мгновенье. Вслед за лицом приблизилось и все тело; это произошло так быстро, что Мэтт даже не успел точно осознать, когда чужие губы накрыли его собственные. Выдохнув что-то невнятное и попытавшись отпихнуть от себя другого человека, Мэтт стал отодвигаться назад, а Шеннон, наоборот, подавался вперед. Таким нехитрым образом уже через секунду Мэттью оказался в лежачем положении на диванчике, а Шеннон навис сверху, придавливая младшего брата, углубляя поцелуй и разведя его руки в стороны, чтобы не мешали процессу своими слабыми попытками оттолкнуть его от себя. Сдавшись, Мэтт принял поцелуй, расслабляясь и отвечая. Через какой-то бесстыдно короткий промежуток времени он ощутил, как в рот пробирается ловкий язычок, почувствовал металлический привкус пирсинга, который еще больше завел его... Поцелуй прервался так же неожиданно, как и начался.

Мэтт, и так ничего не соображающий, а после этого головокружительного поцелуя вообще потерявший ориентацию во всех смыслах этого слова, продолжал лежать на диване с закрытыми глазами. Шеннон победно ухмыльнулся хмурящемуся Крису, а Джей только покачал головой.

– Шенн, ты болен, – Джей по-доброму улыбнулся.

– И каков мой диагноз, доктор? – засмеялся Шеннон.

– Извращенец, – подсказал Мэттью, все еще не поднимаясь и не открывая глаз.

Столик в углу взорвался смехом, и бармен устало покосился на напившихся парней.

– 2 –

Настоящее

Началось ли это тогда, в момент глупого поцелуя из-за пьяного спора, или чуть позже, когда Мэтт стал изводить себя дурацкими мыслями о брате – он не знал. Единственное, в чем он был точно уверен, так это то, что в том баре он узнал Шеннона с такой стороны, о которой даже не подозревал. Сколько же надо иметь упорства и желания победить, пусть и в таком идиотском противостоянии, чтобы решиться на столь отчаянный, граничащий с безумием, шаг? Черт, да и важно ли это сейчас вообще?

Мэттью смотрит на себя в зеркало. Красные, опухшие от слез глаза, лохматые волосы, мятая одежда – все это прекрасно отражает его внутреннее состояние.

– Шенн... ты свинья... – сипло произносит Мэтт и тут же смеется – настолько неестественно звучит его охрипший от крика голос среди пугающей тишины.

Естественно, Шеннон его не услышит, не вернется, как в тот раз. Мэттью решил, что тогда судьба дала ему еще один шанс, послав Шенна ему на помощь, но он этот шанс благополучно просрал.

Дрожащими пальцами он держит нож над левой рукой, стараясь наметить его дальнейшую траекторию, но руки ослабевают каждый раз, когда он как раз собирается с мыслями.

– Я знаю, я эгоист, – шепчет Мэтт, обращаясь к своему отражению, – мне плевать на группу, забравшуюся на пик популярности, мне плевать на родителей... Бля... мне даже на Шенна плевать... Потому что все это – иллюзия. И этого никогда у меня не было. Не было группы, в которую меня впихнул Шенн; “Bloody Edge of Last Second” всегда принадлежали ему, вместе со своим дурацким названием. Не было родителей, возлагающих все надежды исключительно на старшего брата. Не было даже Шеннона, были лишь одни мечты и паршивый бесконечный самообман...

Мэтт прерывает свой монолог, возвращаясь блуждающим взглядом к поблескивающему в свете ламп лезвию ножа.

Прошлое

С момента случая в баре прошло два месяца. Контракт со звукозаписывающей компанией подписан, в альбоме не хватает только пары песен – надо только определиться какой именно из всех сочиненных. И – подумать только! – ребята наскребли откуда-то денег на клип, который уже в ротации популярных музыкальных каналов. Стремительный взлет. Еще рано планировать что-то большее, но, по крайней мере, основа положена.

Они вчетвером сидели в помещении для репетиций, оттачивая свое мастерство до идеала, придумывая новые интерпретации звучания и накладывая поверх текстов Шеннона различные комбинации. О случае в баре ни один из них не упоминал. Может, не помнили, может, тактично отмалчивались, но, как решил Мэтт, скорее всего, дело было в том, что этим парням просто по фигу на любые заморочки, если они не связаны с их инструментами.

– Мэтт, ты чего в последнее время такой грустный? – спросил Крис в десятый раз, выглядывая из-за своей барабанной установки. – Соберись, нам осталось еще чуть-чуть до альбома.

– Ага, а там и турне недалеко... – мечтательно протянул Шеннон.

Мэттью грустно улыбнулся, ничего не ответив. Ну разве он виноват, что не может сосредоточиться в присутствии старшего брата, который, казалось, совсем ничего не замечает? Мэтт даже не мог определиться, плохо это или хорошо, что Шенн ничего не знает. Ему хотелось поделиться своими странным чувствами с братом, но в то же время он боялся, что Шенн вообще когда-нибудь о них узнает. Мэтт благоразумно старался не думать об этом, не давать определения своим желаниям и ощущениям, возможно, еще не слишком поздно все исправить. Может, он просто еще мал и многого не понимает, хотя и страстно желает доказать себе обратное.

– Давайте на сегодня закончим. Я дико устал, – просит Мэтт, откладывая гитару с таким видом, словно она весит по меньшей мере двадцать кило.

– Ладно, парни, – Джей последовал его примеру, убирая гитару, – давайте лучше сообразим на этот вечер какую-нибудь развлекательную программу? Подбодрим нашего Мэттью?

– Например? – заинтересованно произнес Крис.

– Можно расслабиться в баре, – неуверенно предложил Мэтт. Настроения идти домой не было, снова сидеть в четырех стенах, наблюдая за Шенноном, который не расстается со своим блокнотом, каждую минуту что-то в нем чиркая, – это было выше его сил.

– Я пас, – покачал головой Шенн.

– Я тоже. Это слишком банально, – поморщился Крис.

– А я с удовольствием, – заявил Джей, подмигнув Мэтту.

– Алкоголики, – фыркнул Крис.

– Джей, только прошу тебя, приведи моего младшего братца в целости и сохранности, – с усмешкой попросил Шеннон.

– Какая у вас милая братская любовь, – беззлобно съязвил Крис, сделав ударение на слове «братская».

– Пошел ты, – засмеялся Шенн, – я, по крайней мере, не лезу с непристойными предложениями ко всем парням подряд, как нажрусь.

– Ха, ко всем не лезешь. Только к своему брату, – парировал Крис.

– Начинается, – вздохнул Джей, привыкший к противостоянию этих двоих. В группе сталкивались только два характера – Шенна и Криса, только их амбиции постоянно боролись за право лидерства.

– Ни черта подобного! Это был просто спор, если ты не помнишь, – Шеннон постепенно начал выходить из себя.

– Я-то это прекрасно помню, – возразил Крис, – только, похоже, ты тогда это неясно осознавал. Я не просил тебя вылизывать своего братца.

Шеннон взглядом метал молнии, так что Мэтт невольно поежился, радуясь, что не является причиной его гнева. Но в глубине души сидело какое-то неприятное чувство, похожее на вину и обиду одновременно.

Наконец Шенн, не выдержав, развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Крис закатил глаза и, подхватив свою сумку, направился к двери.

– Извини, если что не так, – мрачно сказал он Мэтту, – ты здесь ни при чем.

Мэтт остался стоять, недоуменно глядя на то, как он уходит.

– Что это было? – слабо спросил он.

– Эти двое... когда-нибудь они сведут меня с ума, – ответил Джей и добавил: – Пойдем. Я расскажу тебе ту часть истории, при которой ты не присутствовал.

Через пятнадцать минут они сидели в то же самом баре, за тем же столиком, только на этот раз вдвоем. Мэтт безрадостно цедил пиво, а Джей думал о чем-то своем.

– Ты, кажется, хотел что-то рассказать? – напомнил Мэтт, вырывая гитариста из его мыслей.

– Сейчас мне это уже не кажется такой хорошей идеей...

– Это как-то связанно с Шенном, да?

Джей молча кивнул.

– И с Крисом?

– Я ничего не говорил, ты догадался сам, – печально отвечает Джей.

Блядь. Факин брат.

– Расскажи, – хрипло просит Мэтт. У него такое чувство, будто его предали, хотя ведь никто ничего не обещал. Неожиданная, еще не сказанная вслух новость буквально оглушила.

– Да нечего рассказывать, – нехотя говорит Джей, уткнувшись в свой стакан, – просто наш Крис как-то раз по пьяни полез к твоему брату. Ну, Шенна ты знаешь, он в долгу не остался...

Мэтт хотел было возразить, что, оказывается, совершенно не знает своего старшего брата, но промолчал. Говорить ничего не хотелось вообще.

– Я хочу сказать, что они чуть не изнасиловали друг друга в клубе, – осторожно продолжил Джей.

– Замечательно, – пробурчал Мэттью себе под нос. Его обуревали странные чувства, противоположные друг другу. С одной стороны какая-то радость, что Шенн более чем нормально относится к нетрадиционным сексуальным связям, хотя раньше Мэтт и боялся это обнаружить. С другой стороны – горечь от глупой мысли, что он, Мэтт, его брат. Родной, кровный младший братик. Что все бесполезно, что ему лучше сдохнуть, чем жить с такими чудовищно неправильными чувствами, которые с каждым днем становились все сильнее и сильнее, затопляя Мэттью с головой, ослепляя и отнимая способность здраво размышлять.

– Замечательно? Хм, они так не считают, – улыбнулся Джей, – На следующее утро у обоих была диаметрально противоположенная точка зрения.

– Так вот почему Крис бесится, – задумчиво произнес Мэтт.

– А хрен его знает. Мой тебе совет, приятель, забей ты на это дерьмо. Парни забили, и ты забей.

– Что-то не похоже, что они забили, – с сомнением протянул Мэтт.

– Можешь мне поверить, – доверительно произнес Джей, – и не изводи себя понапрасну бесполезными мыслями на эту тему.

Мэтт вздрогнул, представив, что Джей увидел все, что находилось в его голове.

– Ладно, предлагаю выпить за твоего бесшабашного старшего брательника, – Джей поднял свой стакан, и Мэтт не смог отказаться. За этим стаканом последовал второй, третий, четвертый, предложения выпить за маму, за папу, за группу – вместе взятую и всех по отдельности.

Через какое то время Мэттью не выдержал:

– Это проклятый бар. Я второй раз здесь и снова напиваюсь до поросячьего визга.

– Ну, во-первых, не до визга, – поправил такой же подвыпивший Джей, – а во-вторых, это ведь бар, а не начальная школа. Естественно, что люди приходят сюда пить.

– Убийственная логика, – засмеялся Мэтт.

– Хотя нам на самом деле надо бы по домам. Иначе мне твой брат голову оторвет, – проворчал Джей.

В квартире Мэтта поджидал донельзя мрачный Шенн. Обронив одну единственную фразу – «ужин в холодильнике, разогрей сам» – он заперся в своей комнате, оставив недоумевающего младшего брата пытаться сообразить, в чем он на этот раз провинился и чем расстроил Шеннона. Не придя ни к какому выводу, он решил сам узнать причины у первоисточника.

– Ну что еще? – устало пробурчал Шенн в подушку, услышав скрип открываемой двери.

– Я мешаю? – осторожно поинтересовался Мэтт.

– Нет, – нехотя ответил Шенн, переворачиваясь на спину и щурясь от яркого света, падающего в приоткрытую дверь, – ты мне никогда не мешаешь.

Мэтт обрадовано прошел внутрь, присаживаясь на край кровати.

– Что с тобой? – сразу спросил он.

– Со мной? – горько усмехнулся Шеннон, – А с тобой что?

– В смысле? – нахмурился Мэттью.

– Ты думаешь, я не вижу, что с тобой что-то происходит? Куда делся твой запал к работе? Почему ты ходишь все время, как в воду опущенный? – Шеннон пытается заглянуть в глаза младшему брату, но тот хмуро понурился, не поднимая головы.

– Я не знаю, Шенн... Я правда не знаю... – расстроенно прошептал Мэтт, – Я пойму, если ты захочешь заменить меня. Если я тяну группу вниз...

– При чем тут это, – заботливо произносит Шеннон и кладет руку ему на плечо, – я просто волнуюсь за тебя. Чихал я на группу, ты мой брат, и ты мне важнее.

После этих слов Мэтт почувствовал себя значительно лучше, словно его обдало волной теплоты и понимания. Но тут же, вслед за этим неожиданным теплом, приходит такая же неожиданная мысль, что это все не то. Не то, что ему нужно. Они братья. Черт возьми, они всего лишь братья. И все эти слова, вся забота и терпение Шеннона – только из-за родственной связи.

Устыдившись своих мыслей, Мэтт резко соскакивает с кровати.

– Прости, что потревожил... со мной все в порядке... – произносит он и буквально вылетает из комнаты. Он вдруг почувствовал такое огромное, необъятное и бескрайнее одиночество, в котором он дрейфует из года в год. И только недавно он понял, что ему нужно. И то единственное, в чем Мэтт так отчаянно нуждается, нельзя получить ну никак. И сложно сказать, что ужаснее – невозможность прикоснуться так, как хочется, к самому дорогому человеку, или само существование этого дикого, безумного и столь неправильного желания.

«Наверное, я какой-то ненормальный. Псих озабоченный», – думает Мэтт, забираясь в одежде под одеяло в своей кровати. Ему хочется благодарить всех святых хотя бы за то, что он может находиться рядом с Шенном, не вызывая подозрений, но в то же время хочется проклинать всех и вся за то, что они родились от одних родителей... Если бы не это, у них был бы шанс... А так...

– Забудь, – яростно шепчет Мэтт, – немедленно забудь, выкинь из головы этот бред навсегда...

Пару часов он лежит, даже не двигаясь. Шевелиться не хочется, переодеваться тоже, но и сон не приходит. Мэтт старается думать о чем-то другом, желая прекратить нескончаемые терзания своей души, но мысли, как по заколдованному кругу, опять и опять возвращаются к Шенну.

На глаза наворачиваются слезы от столь нестерпимых мыслей, крутящихся в голове в бесконечном водовороте. Мэтт вспоминает, какие были у него отношения с братом до того, как тот уехал из семьи. Замечательные отношения. Удивительно, но никаких ссор и драк между ними почти не возникало, а те, что были, можно пересчитать по пальцам. Всегда прикрывали друг друга перед родителями, всегда поддерживали, помогали. Сейчас, конечно же, ничего не изменилось. Кроме одной маленькой, совсем незначительной детали. Мэтт чувствует влечение к родному брату. Будь это хотя бы просто другой парень, он бы мог подойти к Шенну, попросить совета. Мог бы просто сам придумать что-то. Но ситуация, в которой Мэттью оказался сейчас, была абсолютно тупиковой.

Тихий, едва различимый стук в дверь прервал размышления Мэтта. Он быстро утер одеялом одинокие слезинки и произнес:

– Входи.

В хриплом голосе было столько невысказанного отчаянья и боли, что он сам испугался за его звучание. Решив, что это просто последствия тяжких мыслей, он прокашлялся и повторил разрешение снова.

Шенн проскользнул в комнату, прикрыв за собой дверь.

– Не спишь? Я включу свет?

– Валяй, – отозвался Мэтт.

Резкий яркий свет ударил по глазам, и Мэтт зажмурился, прикрывая глаза ладонью.

– Ты что, плакал? – спрашивает Шеннон, подходя ближе.

– Нет... это просто резкий свет... – врет Мэттью и отодвигается к краю, предоставляя брату возможность присесть.

– Мэтти... – вздыхает Шеннон, опускаясь на кровать.

Мэтт отворачивается, стараясь заглушить глубоко в себе рвущиеся наружу чувства. Это уменьшительно-ласкательное имя, которым называли его в детстве, больно режет слух, будто издеваясь над мыслями Мэттью.

– Ну давай поговорим, а? – почти жалобно просит Шенн. – Я больше не могу это выносить. Пока мы были дома у родителей, все было прекрасно, но стоило нам перебраться сюда, и я перестал тебя узнавать. Скажи мне, что случилось, и мы вместе попробуем решить эту проблему.

– С чего ты взял, будто что-то случилось? – неестественно сухо интересуется Мэтт.

– Ты стал растерянным, постоянно витаешь где-то... Я несколько раз задаю тебе один и тот же вопрос, прежде чем ты ответишь... Черт, разве нужно мне это объяснять, – Шеннон хватается за голову, зарываясь пальцами в густые темные волосы.

– О, – неэмоционально произносит Мэтт.

– У тебя какие-то проблемы? – Шенн выпрямляется, и Мэтт ощущает, как от него исходит искреннее желание помочь младшему брату; Шенн выглядит сильным и готовым идти до конца, лишь бы поддержать Мэттью. – Скажи, что происходит. Ты влюбился? Подсел на наркоту? Проиграл деньги? Не тем парням пересек дорожку?

– Мне нравится, что проблема влюбленности стоит у тебя рядом с наркотой, – невесело усмехается Мэтт, – но, уверяю тебя, со мной все хорошо. Просто я еще не привык к новому распорядку, к появившейся известности...

– Мэттью. Я тебе не верю, – твердо говорит Шенн.

Мэтт беспомощно пожимает плечами. Что он может еще сказать? Да, он паршиво себя чувствует из-за штуки, которая в его понимании хуже любого наркотика. Ведь всегда, если постараться, можно достать дозу, но достать то, чего желает он – это невероятное безумие. Сама мысль о том, что когда-нибудь он получит свой недосягаемый объект страсти, кажется смехотворной.

Шеннон накрывает рукой ладонь Мэтта, покоящуюся поверх одеяла, и заглядывает в глаза, надеясь прочитать ответ в них. Но младший брат вдруг вздрагивает и резко выдергивает ладонь, отворачиваясь в сторону.

– Мэтт... Я же твой брат... Я хочу помочь... – произносит Шеннон.

– Вот именно, Шенн... Именно. Ты мой брат, – горько отвечает Мэтт, все еще глядя в стену, – И я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – мягко говорит Шеннон, вновь беря руку брата в свою, – и действительно желаю тебе самого лучшего.

Мэтт скрипит зубами, внутри него все клокочет и трепещется.

– Ты не понимаешь...

– Но ты ведь даже не пытаешься мне объяснить, – вздыхает Шенн, словно вынужден разговаривать с неизлечимо больным сумасшедшим.

– Слушай, давай оставим эту тему, – просит Мэтт, проклиная себя, что чуть не проговорился об истинных причинах своего недомогания. Если Шенн узнает обо всем, то их отношения навсегда испортятся и между ними никогда больше не будет даже того, что имеется сейчас. – Я обещаю, что буду собраннее. Идет?

Шеннон недоверчиво смотрит на брата. Мэтт мысленно ругает себя последними словами за то, что едва не испортил все. Если уж на него и снизошло такое проклятье, то он должен один нести этот крест, ни в коем случае не вмешивая в эту грязь своего старшего брата. Как бы тот ни хотел ему помочь, эту услугу он не предоставит никогда. Скорее всего, он испугается, назовет Мэтта ненормальным и будет избегать его до конца своих дней.

– Хорошо, – соглашается Шеннон, – но, пожалуйста, обещай мне – если что, то ты сразу же обратишься ко мне.

Ну как, как Мэтт может дать такое обещание?

– Шенн... – стонет он. – Я же говорю, что все отлично, давай не будем ничего усложнять...

Старший брат упрямо смотрит на Мэтта.

– Обещай.

– Черт возьми, не могу я! – срывается Мэтт. – Пойми ты, что есть вещи, о которых я просто не могу тебе рассказать!

Казалось бы, чего проще – сказать «да, обещаю»? Но просто язык не поворачивается, заведомо зная, что это ложь. А лгать ЕМУ – это самая ужасная вещь. Да, Мэтт обманывал его несколько раз, соврал пару минут назад, утверждая, что с ним все в порядке, но что-то не позволяет ему дать это идиотское обещание...

– Значит, все же есть, что рассказывать? – напряженно спрашивает Шеннон.

– Есть, – зло бросает Мэттью и стряхивает ладонь брата, которая и так слишком долго держала его руку.

– Не будь мазохистом, не держи все в себе, – спокойно просит Шеннон. – Я поклялся маме, что буду следить за тобой. Ты мой младший брат, я несу за тебя ответственность.

– Вот, значит, как! – кричит Мэтт, вскакивая с кровати. – Поклялся, да? Если бы не клятва, ты бы наплевал на меня, не заботился бы, ходя вокруг да около и выспрашивая, что не так!

– Прекрати, – просит Шенн, морщась от злых слов. Им обоим известно, что это просто истерика, что все сказанное неправда, и ни один из них не принимает слова, слетевшие с языка в порыве ярости, за истину.

– Пошел ты на хер, Шеннон!

– Ты пожалеешь о своем срыве этим же утром, – произносит Шеннон, глядя на разозлившегося брата. – Ты сам это знаешь.

– Не пожалею. Я подпишусь под каждым сказанным словом.

– Мэттью...

– Уходи. Я больше не желаю тебя видеть, – Мэтт больше не кричит. Он тихо шепчет, стоя напротив брата и едва сдерживаясь, чтобы не разреветься.

– Зачем ты так, братишка? – Шеннон подходит ближе, с нежностью глядя на Мэтта.

Младший весь дрожит, беспомощно обнимая себя за плечи, и делает вид, что рассматривает узор на ковре. Еще один шаг, и Шенн обнимает Мэтта, чувствуя, как тот расслабляется в его руках, кладя голову ему на плечо. Осторожно, чтобы не спугнуть, Шеннон успокаивающе гладит его по спине.

– Если бы ты знал... если бы ты знал... – потерянно шепчет Мэтт, но так тихо, что Шеннон не может услышать.

– Кажется, я понял, в чем дело, – говорит Шеннон.

– Что? – Мэттью непонимающе отодвигается от брата.

– Я знаю, что тебя беспокоит, – произносит Шенн, – и я обещаю, что этого больше не повторится.

– Не повторится? О чем ты? – нахмурился Мэтт.

– Ну, ты же из-за того моего спора с Крисом напрягаешься, так ведь? Потому что ты стал так странно себя вести именно после этого эпизода... – с каждым словом Шенн говорит все тише и тише, так что конец фразы Мэтт не слышит, а просто мысленно дорисовал себе ее логическое окончание.

– Нет... Шенн... просто забудь и все, – отвечает он.

– Мне правда жаль... – потерянно произносит Шеннон. – Я не думал, что на тебя это так подействует...

– Как? Как подействует? – резко спрашивает Мэтт, злобно глядя на брата.

– Только не заводись!

– Я не завожусь, – язвительно возражает Мэттью, хотя весь его вид говорит об обратном.

Несколько секунд длится тягостное молчание.

– Ладно, извини, что я вообще заговорил на эту тему, – произносит наконец Шеннон, собираясь уходить.

– Ты хочешь знать, в чем дело? Действительно хочешь, да? – настойчиво спрашивает Мэтт, хватая брата за руку и разворачивая обратно. Он не соображал, что говорит, что делает, и какие все это может иметь последствия. В него словно вселился кто-то другой, кто-то решительный и смелый, и в то же время совершенно безрассудный.

– Хочу, – твердо отвечает Шенн.

– Хочу... – передразнивает Мэтт, – и я хочу... тебя, – выдыхает, придвинувшись ближе, настолько, что еще пара сантиметров, и он сможет коснуться его губ. Не узнать их на вкус, не попробовать, а просто проверить, насколько точно отпечатались в сознании воспоминания о первом поцелуе.

– В смысле? – выдавливает из себя Шеннон, не шевелясь и как-то испуганно глядя на брата.

– Шенн... ну что ты как маленький ребенок, – произносит Мэттью, глядя ему прямо в глаза, стоя вплотную к его телу. – В том самом, Шеннон... В том самом...

– Что ты придумал? – спрашивает Шеннон, но на этот раз в его голосе не слышится ни капли сочувствия или нежности. Только холодная сталь, которая бьет прямо в сердце младшего брата, принося нестерпимую боль.

– Я ничего не придумывал, – обреченно усмехается Мэтт. – Как ты объяснишь это?

В эту же секунду, вместе с жарким шепотом, обжигающим щеку, Шеннон чувствует, как Мэтт прижимается к его бедру своей эрекцией. Перед глазами у него все плывет, а в голове, помимо ужаса от создавшееся ситуации, абсолютно ничего нет.

– Отвратительно, правда? – неестественно смеется Мэтт. – Давай, скажи, что я гребаный извращенец, чтобы я отвалил от тебя, скажи, что не желаешь иметь со мной ничего общего...

Шеннон ошарашенно смотрит на брата, не в силах вымолвить ни слова. Мэтт прижимается к нему еще сильней, заставляя старшего отступать назад до тех пор, пока спина не натолкнется на стену. Ее холод должен был отрезвить Шеннона, привести в чувство, но он все так же молча смотрит на младшего брата, пытаясь подобрать нужные слова.

– Ну скажи... скажи, что ненавидишь меня... – шепчет Мэтт, вдавливая его своим телом в стену, прокладывая дорожку влажных поцелуев вниз по шее.

– Мэтт, – наконец произносит, Шеннон, хватая брата за руки, которые к этому времени успели заползти под футболку, – сейчас я поеду переночую у Джея или в отеле... когда утром вернусь, мы забудем обо всем, что сейчас произошло, идет? Это просто временное помутнение. Так бывает.

Шеннон пытается сделать шаг в сторону, но Мэтт крепко стоит на ногах, не желая отходить, чтобы уступить дорогу, все так же прижимая брата к стене. Шеннон старается передать в своем взгляде как можно больше уверенности в произнесенных словах, старается не показать испуг и что-то еще, запрятанное глубоко-глубоко.

– Мэттью, отойди, – угрожающе просит Шеннон.

– А если не отойду? Ударишь меня? – рассмеялся Мэтт. Он уже все для себя решил. Пути назад нет. Даже если Шеннон и говорит, что он забудет о случившемся, это еще не значит, что все на самом деле будет так. Мэтт по себе знает, как сложно выкинуть из головы то, о чем желаешь не думать больше всего на свете. Поэтому, раз уж он все это начал, то стоит довести если уж не до конца, то хотя бы просто получить то, о чем так долго мечтал...

Быстро, пока не передумал, Мэттью прижимается к его губам, чувствуя, как судорожно, до боли сжимаются пальцы Шенна на его запястьях. Шеннон плотно сжимает губы, отворачиваясь, но Мэттью настойчиво ловит его, целуя так отчаянно и страстно, что старший невольно, сам не понимая, что делает, приоткрывает рот, впуская Мэтта чуть глубже. Его пальцы ослабли, отпуская руки Мэтта, и тот, словно получив молчаливое согласие, вновь запускает их под футболку, а коленом раздвигает ноги брата, все еще пригвожденного к стене.

– Не надо, Мэтт... – Шенн все еще пытается остановить уже почти неизбежное, но желания это делать с каждым разом все меньше и меньше.

– Ты же говорил, что любишь меня? – Мэттью заглядывает в глаза старшему брату, застыв и не меняя позы.

– Да... черт, но не так же... – Шеннон не делает попыток вырваться. Хочется продлить эти сладостные мгновенья. Секс с действительно любимым, пусть и не в том смысле, человеком – что может быть лучше? Доставить наслаждение самому близкому и драгоценному, что у него есть. Породниться до предела, перейдя все границы.

Встряхнув головой, Шенн пытается отогнать от себя дикие, но упорно появляющиеся мысли, взять себя в руки и оттолкнуть, наконец, брата, прекратив это столь невероятное безумие.

– Я знаю. Знаю, – отвечает Мэттью, поглаживая спину Шеннона под футболкой, чертя на ней одному ему известные символы. – Я просто прошу... один раз... Шенн, пожалуйста...

Столько горечи было в его голосе, что Шеннон снова сбился с заданного самому себе тона. Слова, молоточками стучащие в голове «нельзя... никогда... нельзя...», вдруг как-то быстро растворились.

– Мэттью... – Шеннон вздыхает, совершенно растерявшись. Мэтт больше не просит ни о чем, не действует жестко и агрессивно. Он старается спрятать слезы, отворачиваясь и отходя к кровати.

«Боже, что я делаю?!» – успевает подумать Шеннон, прежде чем сам делает шаг ему навстречу, беря его лицо в ладони и целуя капли на ресницах, слизывая мокрые дорожки языком. Мэттью расслабился в сильных, но нежных руках, отдаваясь власти старшего брата.

Шеннон подталкивает Мэтта к кровати, стараясь делать что угодно, лишь бы не смотреть ему в глаза, чтобы не чувствовать стыд. Но вскоре это и не требуется – все, что остается из ощущений – это страсть и желание, которые затмевают остальные эмоции, отправляя их на задний план.

Мэтт, его младший брат, стонет его имя, обнимая обеими руками и извиваясь под нависающим Шенноном. Мозг словно отключился, отказав переваривать такую информацию, и Шенн уже не контролирует свои действия, с жадностью набрасываясь на Мэттью. Рубашка летит в угол, а Мэтт помогает стянуть с Шенна его футболку, и вот они уже прикасаются разгоряченной кожей друг к другу, заводясь еще больше.

– Шенн... я хочу тебя... сделай это... – прохрипел Мэттью, окидывая фигуру брата затуманенным взглядом.

– Ты уверен? – прошептал Шеннон, приподнимая его за бедра и стягивая штаны. Мэтт изворачивается, помогая снять с себя лишнее, и Шенн сглатывает появившийся в горле комок при взгляде на раскинутое перед собой идеальное обнаженное тело.

– Бля... Шенн... я еще никогда ни в чем не был так уверен, как сейчас...

И больше никаких слов. Все формальности, которые надо было произнести, уже сказаны. Дальше – только язык жестов, прикосновений и ласк. Шеннон снимает с себя вместе с бельем последнюю деталь своего гардероба – джинсы, под аккомпанемент жарких просьб младшего брата, изнывающего от нетерпения. Он достает из кармана снятых джинсов презерватив, хищно глядя на Мэтта. В ответ на его недоуменный взгляд он только пожимает плечами:

– Никогда не знаешь, когда пригодится...

Воспользовавшись кремом Мэтта на прикроватной тумбочке и мысленно поблагодарив брата, за то, что он так бережно ухаживает за кожей, Шеннон проталкивает один палец в постанывающего Мэттью, добавляет второй, постепенно растягивая и затрагивая такую точку, что заставляет младшего прохрипеть:

– Нууу же... даваай... Я скоро кончу...

Шенн убирает пальцы, срывая с губ Мэтта невольный чуть разочарованный всхлип, но тут же сменяет их возбужденным до предела членом, осторожно входя, стараясь доставить как можно меньше боли. Младший закусывает губу, запрокинув голову назад. Шеннон дает некоторое время, чтобы Мэтт привык к новым ощущениям, а потом начинает двигаться, так же аккуратно и медленно, хотя едва сдерживается от того, чтобы не увеличить темп. Но его останавливает благоразумная мысль, что если уж этому суждено было произойти, то надо оставить у братишки более-менее приятные ощущения.

– Шенн... я... ты можешь... еще... – прошептал Мэттью, обнимая его за плечи и доверчиво глядя в глаза.

Не в силах больше медлить, тем более после открытой просьбы, Шенн ускоряет движения, чувствуя, как Мэтт вцепился в его плечи, так что потом наверняка останутся царапины и синяки.

– Поцелуй меня, – просит Мэтт, и Шеннон, не сопротивляясь просьбе, тянется к его губам, даря умопомрачительный поцелуй, ощущая, как он посасывает его проколотый язык и чувствуя, как в живот упирается каменный член его брата. Это так заводит, что Шеннон движется еще с большей скоростью, не сдерживаясь. Бессвязный шепот Мэтта, перемешивающийся со стонами, окончательно сносит крышу, унося его на волнах удовольствия далеко за пределы комнаты. Еще чуть-чуть...

– Шеееенн... я люблю тебя... люблю...

Слова, вырванные у Мэтта, доносятся будто издалека, сквозь пелену наслаждения. Они были произнесены с последним толчком, и Шенн изливается сразу же после них. Через какое-то мгновенье Мэтт кончает следом за братом.

Шеннон лежит на вздымающейся груди младшего брата несколько секунд, потом нехотя перекатывается на другой край кровати, стягивая презерватив и отбрасывая его куда-то в сторону.

– Мэтт... – тихо произнес Шеннон, глядя на брата, уставившегося в потолок.

– Не говори ничего, ладно? Не сейчас, – морщится Мэттью, даже не поворачиваясь на голос.

– Я пойду, – произносит Шеннон, поднимаясь с кровати и собирая разбросанные вещи. Это были явно не те слова, которые он хотел сказать, но, щадя чувства брата и уважая его просьбу, он просто выходит из комнаты, не оборачиваясь и выбросив по пути в мусорную корзину брезгливо подобранный использованный презерватив.

– 3 –

Настоящее

– Почему все случилось именно так? Почему меня преследует название нашей группы? Это какой-то злой рок. Bloody edge of last second. Очень символично и, главное, эксцентрично. Пресса будет в восторге... Почему в голове крутятся строчки наших песен, которые мы когда-то сочиняли вместе с тобой, с ногами забравшись на диван? «Беру яд из твоих рук»... Шенн, ты ежедневно кормил меня красивой, приторно сладкой ложью, разбавленной ядом. А потом выплескивал свои эмоции на бумагу и пел о том, как ты поишь меня отравленными мечтами, ты хотел донести свои издевательства до каждого слушателя.

Мэттью уже не замечал слез, льющихся по щекам, не обращал внимания на заливающую пол воду. Ему было важно высказать все, что наболело в душе за это время, пусть даже если его последним слушателем будет пустота. Парень в зеркале издевательски ухмыльнулся, прикрыл глаза, глубоко вдохнув, и резко, глубоко и почти не глядя, полоснул лезвием вдоль по руке, от запястья к локтю. Кожа тут же разошлась, выпуская кровь, которая сначала пошла крупными каплями-шариками, потом шарики соединились между собой, образуя красный густой ручей, стекающий на кафельную плитку пола, смешивающийся с водой.

– Шенн... Я помню... помню как ты сказал эту строчку – «Если Бог есть, то он плачет, слушая меня». Черт, ты заработал на этой гребаной фразе кучу денег и первые места в хит-парадах, но неужели ты не заметил, как больно мне, твоему младшему брату, от твоих песен? Когда я стою на сцене рядом с тобой, а ты мечешься, как загнанный хищник в клетке, стараешься донести смысл до поклонников... Это так больно... так обидно...

Еще один глубокий вздох, судорожное хватание губами последних сладких частичек кислорода. Перед смертью не надышишься. Мэттью смотрит на левую руку, которую резанул так глубоко и сильно, что сейчас кажется, будто ее, как перчатку, вывернули наружу и теперь он видит одно мясо. По крайней мере, вену он точно вскрыл...

– Ты не сдержал обещания. В тот раз, когда я наглотался таблеток, когда я чувствовал дикую слабость, ты поклялся, что больше никогда такого не допустишь. Что всегда будешь со мной. Ты говорил, что эти люди рвут тебя на куски, каждый хочет взять побольше, но мне, твоему брату, можно забрать все и навсегда... Я никогда не забуду, как ты, взяв меня за руку, усадил на диван и напел строчки, которые набросал в больнице во время моей отключки. «На границе отчаянья». Там, на границе отчаянья, шагнуть в никуда, оступиться нечаянно. Захлебнуться надеждой, вернуться, вернуть, последние капли яда глотнуть. Упасть, взмахнув рваными крыльями, разбиться, забыв, как любили мы... И воскреснуть, чтобы встретиться вновь, на пересечении иллюзорных миров...

Прошлое

Той ночью Мэтт не спал ни минуты. Как только Шеннон покинул комнату, он доплелся до выключателя, чтобы потушить свет, и рухнул на кровать, уткнувшись в подушку и глотая соленые слезы. Сон все время спугивали различные малоприятные мысли. Он все испортил. Он испортил все, что у них было.

Мэттью знал, что Шенн хотел сказать что-то другое, явно мало относящееся к «я пойду». Черт, да Мэтт просто почувствовал себя последней шлюхой, когда Шеннон ушел так, едва ли не бросив на прощание сотню на кровать. Это было больно и унизительно. Мэтт едва справлялся с собой, сдерживаясь, чтобы не пройти к нему в комнату, забраться к нему под одеяло и, крепко-крепко обняв, рассказать все, что у него на душе. Но теперь нельзя. Теперь, когда ради одного траха, пусть и такого, о котором давно мечтал, Мэтт похерил все их будущее, как братьев, и Шеннон просто бы не понял его намерений. Если бы только можно было отмотать время назад...

Он всю ночь почти неподвижно лежит голым поверх одеяла, рассматривая окружающие предметы в лунном свете. Почти темно. А в темноте все кажется по-другому, даже неровная стопка книг превращается в какого-то жуткого монстра, отбрасывающего огромную тень на стену. Может быть, и произошедшее между ними утром покажется не таким ужасным? Хотелось бы в это верить, но, судя по тому лицу, с которым Шеннон выходил, это кажется не то что маловероятным, а вообще нереальным.

Мэттью не замечает, как за его горькими размышлениями проходит вся ночь и наступает время, когда бы уже пора идти в душ, завтракать и плестись на репетицию. Но никаких сил, ни моральных, ни физических, на это нет. Он слышит, как за дверью ходит Шеннон, гремит посудой, хлопает дверцей холодильника, со щелчком открывает банку какого-то энергетика... У самого Мэтта желания присоединиться к привычному утреннему распорядку нет. Но все равно когда-нибудь придется это сделать.

Нехотя он поднимается, натягивая на себя попавшиеся под руку шорты, и выходит из своей комнаты, как из убежища в зону военных действий. Паршивое чувство не дает покоя, будто он совершил что-то чудовищно неправильное и грязное. Но разве это было грязным? Это был самый светлый, чистый эпизод, который когда-либо происходил в его жизни. Если бы еще Шеннон это понял...

Шенн сидит за столом, с небывалым энтузиазмом уплетая тосты с джемом, и смотрит какую-то утреннюю телепередачу. Мэтт вдруг почувствовал, как пересохло в горле, и двинулся к кувшину с водой, спиной ощущая на себе взгляд брата. Он уже наливает воду себе в бокал, но вздрагивает от пожелания доброго утра от брата и роняет кувшин, вместе с которым на пол летит и наполовину полный стакан. Стекло со звоном бьется, разлетаясь осколками в разные стороны. Мэтт тут же присаживается на корточки и принимается их собирать, проводя ладонями по мокрому паркету, но останавливается, увидев перед собой подошедшего Шеннона. Брат опускается рядом и будничным тоном говорит:

– Я уберу. Ты лучше оденься пока, а то мы опоздаем.

Вот так просто. Словно ничего и не произошло. Будто это обычное утро.

Шенн вдруг дернулся, и Мэттью заметил кровавый порез, образовавшийся у него на ладони. Как в замедленной съемке, Мэтт наблюдает, как Шенн подносит ранку ко рту, накрывая ее губами, чтобы остановить кровь. Шеннон переводит взгляд на брата, и пару секунд они молча смотрят друг другу в глаза, а в воздухе витают невысказанные вслух фразы.

– Знаешь... давай, наверное, сначала поговорим...

Мэттью ждал именно этого. Рано или поздно Шенн бы сказал это. И Мэтт даже знает, какой именно разговор за этим последует и к чему он сведется. Глупо тянуть время, но так хочется продлить иллюзию, что все хорошо, хочется чуть отсрочить удар в сердце...

– Мы же на репетицию опоздаем. Ребята будут ждать, – пробормотал Мэтт, вскакивая с пола с намереньем направиться в свою комнату и привести себя в порядок.

– Подожди, – сомкнувшиеся на запястье пальцы напомнили о вчерашнем сопротивлении Шеннона, заставляя Мэттью нахмуриться. – Мы взрослые люди, ведь так? И мы не будет закрывать глаза на наши проблемы.

– У нас есть проблемы? – бесстрастно интересуется Мэтт, выдергивая руку.

– Да. И ты это прекрасно знаешь, – спокойно произносит Шеннон. – Ты все еще мой брат, Мэтт... И я все еще желаю тебе добра.

– Очень мило с твоей стороны, – язвительно отвечает Мэттью. Он не знает, почему так говорит, скорее всего, это подсознательная защитная реакция, желание показать, что прошедшая ночь для него ничего не значила. Хотя это и глупо, учитывая то, как он кричал, что любит Шеннона...

– Мэттью, послушай меня. Я хочу извиниться за то, что поддался тебе. Этого никогда не должно было происходить. Никогда, понимаешь? – Шеннон заглядывает в лицо Мэтта. Младший закусил губу с подозрительным выражением на лице, будто вот-вот расплачется или примет какое-то жизненно важное решение.

– Это все? – спрашивает Мэтт, не поворачиваясь к Шенну.

– Да. Я надеюсь, наши отношения останутся прежними, а, братишка? – тепло улыбается Шеннон. Мэттью ничего не остается кроме как согласно кивнуть.

– Знаешь... – вдруг говорит Мэтт, словно ему в голову только что пришла потрясающая мысль. – Ты иди без меня, чтобы не заставлять парней ждать. Начинайте, а я скоро приду, хорошо?

Шеннон довольно долго смотрит на брата, не веря, что все так легко и быстро разрешилось. Он выходит, попросив Мэтта не задерживаться, и, сам того не подозревая, оставляет брата наедине с его страхами, болью и отчаяньем.

Как только дверь за Шенноном закрывается, Мэтт обессиленно опускается на пол, садясь прямо в лужу из воды и осколков, что его совершенно не беспокоит. Он зарывается пальцами в волосы, больше всего на свете желая исчезнуть, раствориться так, чтобы никогда больше не видеть Шеннона. Как он сможет дальше нормально жить, сдерживать себя, терпеть подружек брата, если будет прятать в душе все свои настоящие чувства? Да еще и будет угнетать Шеннона своим присутствием, своими взглядами и своей болью...

Надо уйти. Но куда? Домой возвращаться нельзя. У Мэтта не хватит сил стерпеть сочувствующие взгляды разочарованных родителей, после того как с таким энтузиазмом рвался с братом в город, обещая, что они покорят сердца всех слушателей. Дома его никто не ждет. В конце концов, родители вырастили своих детей и теперь хотят пожить своей жизнью... Черт...

Мэтт с горечью пришел к выводу, что, оказывается, никому не нужен. В этом городе у него еще нет друзей, не связанных с группой, к которым можно податься. А оставаться здесь, с Шенноном... это просто невозможно. Если уж решил оборвать все и сразу, сжечь все мосты за собой, то надо идти до конца... И вдруг как-то просто, совершенно естественно приходит мысль о том, как решить все вопросы.

– Это верный выход... Я буду только балластом на шее Шеннона, если останусь, – шепчет Мэттью, поднимаясь с пола. – А ехать мне некуда... Так что это единственный правильный путь. Потому что я хочу как лучше... Лучше для Шенна, который уже винит себя в произошедшем.

Мэттью достает из шкафчика в ванной комнате снотворное, которое выпросил у своего врача пару дней назад. Каждый день, несмотря на усталость после репетиций и записей, Мэтт ворочался в постели, терзаемый мыслями и угрызениями совести от самого их существования. Добрый доктор посмотрел на круги под глазами у юноши и выписал ему рецепт. Что удивительно, Мэттью так и не воспользовался ни разу этими таблетками. «Они очень сильные, поэтому не советую пить больше одной», – всплывает в голове голос врача, заставив Мэтта как-то по-злому ухмыльнуться.

Он достает из бара первую попавшуюся бутылку, намереваясь для большего эффекта запить снотворное алкоголем, чтобы все произошло как можно быстрее. Высыпает на столик все таблетки из упаковки, глядя на них мутным взглядом и сомневаясь, что в состоянии проглотить так много. Обжигая горло крепким напитком, он пьет одну за другой, даже не считая. В голову приходит запоздалая мысль о прощальной записке, но тут же пропадает, не найдя достойной поддержки в сознании Мэттью. Зачем какие-то пафосные записки, в которых Мэтт не сможет передать даже самой маленькой частички своих переживаний и причин, по которым он решился на этот поступок?

Проходит несколько минут, и Мэтт чувствует легкую тошноту, с трудом проглатывая снотворное, которое грозится вот-вот выбраться наружу. А на столе не пропало даже половины упаковки! Злясь на самого себя за слабость, он еще ожесточеннее принимается запивать таблетки, с каждым разом увеличивая глотки, до тех пор пока перед глазами все не поплыло от моментально ударившего в голову спиртного.

Мэтту немного страшно, но ведь это естественно – бояться неизведанного? Зато он освободит Шеннона от мучений из-за младшего влюбленного брата. Мэттью кажется, что он поступает правильно и даже благородно, возможно, таким способом исправляя совершенные ошибки.

Вскоре, когда на столе осталось всего несколько белых колесиков, Мэтт чувствует тяжесть по всему телу, так что даже трудно пошевелить рукой. Собравшись с силами, он берет в ладонь оставшиеся таблетки, в другой руке сжимая горлышко почти пустой бутылки, и идет до своей комнаты, буквально рухнув на кровать.

«Наверное, все», – лениво думает Мэттью, медленно оглядывая плывущую как в тумане комнату. Ладонь раскрывается, выпуская таблетки, и они закатываются куда-то под кровать. Все стало так безразлично, глаза будто налились свинцом... Невыносимо хочется спать...

Раздавшийся звон мобильного телефона отдается тупой болью в висках. Кажется нереальным протянуть руку и принять звонок, но слишком неприятно слушать его противный грохот. Этот грохот когда-то был одной из песен их группы... А сейчас просто какой-то жуткий хаотичный шум, доставляющий дискомфорт.

Невероятными усилиями он берет в слабые руки телефон, едва не роняя его по пути, и нажимает на кнопку приема звонка. Кажется, надо что-то сказать? Во рту все пересохло, такое ощущение, будто язык распух и прилип к небу.

– Мэттью, вы где шатаетесь?! – доносится чей-то громкий возмущенный голос, режущий нервы. Пару секунд Мэтт пытается сообразить, кто с ним разговаривает.

– А, Джей... а Шеннон разве еще не подошел? – заплетающимся языком произносит он.

– Вообще-то я Крис. И Шенна еще нет... Мэтт... ты что, пьян? – недоуменно спрашивает его собеседник.

– Неааа... Просто... плохо себя чувствую, – выдавливает Мэтт. – Я не приду сегодня на репетицию.

– Ты как-то странно разговариваешь... Мэтт...

Мэтт уже не слушает Криса, ощущая, будто тело стало тяжелее в несколько раз.

– Ты... передай Шенну... что я люблю его... и прошу прощения...

– Мэттью, ты меня пугаешь! Вы что, поругались? – голос на другом конце действительно напуганный.

– Нет. Просто скажи ему и все.

Мэтт нажимает на отбой, закрывая глаза, потому что с открытыми ему кажется, будто все вокруг вращается, отчего начинает кружиться голова. Снова трезвонит телефон, и Мэтт из последних сил отключает средство связи насовсем, попутно отпихнув его в сторону. С глухим стуком он падает на пол.

Вдруг приходит какой-то практически беспричинный панический страх. А если Крис не передаст Шеннону его последние слова? Если Шенн никогда его не простит? Если он вообще презирает своего младшего брата? Еще ужасней, что Мэтт даже не мог нормально попрощаться с ним, обнять... Не позвонил родителям... Черт, он не успел сделать так много дел!

Сердце колотится как бешеное, грозясь выпрыгнуть из грудной клетки. Мэтт переворачивается на кровати, свесив с нее ноги, пытается подняться. Встав, тут же падает на пол, больно ударившись о тумбочку. Все плывет и двоится, из-за чего он не сразу фокусирует взгляд на сотовом, точнее на его остатках. Каким-то образом он умудрился разбиться. Панелька лежит отдельно от содержимого, и трясущимися руками Мэтт пытается собрать детали, потому что до трубки радиотелефона, валяющейся где-то в комнате Шенна, он уже не доползет. Через минуту он бросает это бесполезное занятие, поняв, что не может собрать мобильный из-за истерической дрожи по всему телу и плывущей картинки перед глазами.

– Прости, Шеннон... пожалуйста, прости меня за все... я так люблю тебя... – Мэттью лежит на полу, свернувшись калачиком, и плачет, обхватив себя за колени. Он пытается сопротивляться сну, старается контролировать отключающееся сознание, но все бесполезно. Даже если бы он и мог продержаться еще несколько минут или, чудесным образом, часов, то это бы ничего не изменило – все равно Шеннон вернется только вечером.

Мэтт уже смирился с неизбежным, постепенно расслабляясь и чувствуя, что слезы на щеках уже давно высохли. Он сам выбрал этот путь. И во всем, от начала до конца, виноват только он один.

Откуда-то, будто издалека, доносятся чьи-то быстрые шаги, хлопает дверь. Мэттью думает, что ему все это кажется, что это просто галлюцинации измученного мозга. Кто-то хлещет его по щекам, поднимает, тащит в ванную, роняя. Сквозь шум в ушах доносится знакомый голос, такой испуганный, умоляющий, просящий очнуться.

– Шеннон... – сухими губами произносит Мэтт и теряет сознание.

Шеннон с ужасом смотрит на брата, впихивает его безвольное тело в душевую кабинку и включает холодную воду, пытаясь сообразить, что с ним. Когда бы он успел так надраться?

«Ты идиот! Звони в скорую помощь, болван!» – мысленно ругает себя Шеннон и бежит к телефону. Взгляд падает на коробочку из-под снотворного, которое выписали Мэтту. От страха Шеннона парализовало на несколько секунд, но потом он срывается к телефону, проклиная свою медлительность и не замечая, как по щекам текут беспомощные слезы.

Мучительно долго на другом конце не отвечают, но когда это наконец происходит, Шеннон срывающимся голосом обрисовывает ситуацию. Ему советуют успокоиться, трезво оценить обстановку и говорят какие-то советы, которые он может применить до приезда медицинской бригады.

– Господи... пожалуйста, только бы не было слишком поздно... пожалуйста, пожалуйста... – Шеннон кидается обратно в ванную комнату, размазывая по лицу непрекращающиеся слезы.

В душе его брат лежит точно так же, как он его и оставил. Он валяется, словно сломанная безжизненная кукла. На слове «безжизненная» Шеннон вздрагивает, отгоняя от себя пугающие мысли. Как и был, в одежде, он бросается под холодную воду, изо всех сил встряхивая Мэтта. Ему показалось, или он действительно что-то простонал?

– Пожалуйста... Мэтт, не оставляй меня, умоляю... Это все я виноват... я... – поскальзываясь на мокрой кафельной плитке, Шеннон пытается его напоить из сложенных лодочкой ладоней. Стуча зубами от холода, он вливает воду в рот бесчувственному Мэтту.

В какой-то момент Мэттью открывает глаза, удивленно и непонимающе глядя на брата. Через мгновенье его взгляд меняется, и он сгибается пополам, извергая из себя всю воду, которой напоил его Шеннон, вместе с остальным, выпитым ранее. Шеннон поддерживает его за плечи, сотрясающиеся от наступивших рыданий, успокаивающе гладит по спине, нашептывая какую-то нежную чушь с обещаниями, что все будет хорошо. Прекратив занятие, Мэттью прижимается к брату, вцепившись в его мокрую рубашку изо всех сил:

– Не бросай меня...

– Как же я тебя брошу, мой хороший? – шепчет Шеннон, гладя брата по мокрым волосам, – Я же твой брат, твой родной братик...

– Шенн... – Мэтт хочет сказать что-то еще, но резко отталкивает Шенна, вновь принимаясь блевать. Как только он останавливается, Шеннон снова пытается его напоить.

– Я не могу... мне так плохо, Шенн... меня наизнанку выворачивает... – Мэтт отодвигается от протянутых ладоней с водой, но Шеннон настойчив как никогда.

Довольно скоро их прерывают появившиеся в проеме врачи, и Шеннон запоздало вспоминает, что, испугавшись после звонка Криса, даже позабыл закрыть дверь, когда вернулся домой. Мэттью в который раз сгибается, одной рукой схватившись за многострадальный желудок, а другой опираясь о пол, и Шеннона отталкивают в сторону.

Мэтт уже мало что понимает, его куда-то тащат, вытирают пушистыми полотенцами... Какие-то бесконечные разговоры, от которых раскалывается голова. Он пытается взглядом найти Шеннона, но его нигде нет. Испугавшись, он пытается подняться с дивана, на который его усадили, но чьи-то руки резко толкают его, и так бессильного, назад. В рот вставляют какую-то трубку, Мэтт уворачивается, до него доносится грубый голос с обещанием, что если он добровольно не будет подчиняться, то ему придется выбить все зубы этой самой трубкой. Вдруг кто-то берет его за руку, сжимая ладонь, и Мэтт облегченно выдыхает, понимая, что это Шеннон. Ему он доверяет. Ради него он готов на все. Дальше из воспоминаний Мэттью остаются только мучительные ощущения выворачивающегося желудка, он блюет в какой-то подставленный таз, чувствуя невероятную слабость, и если бы не ласковые руки брата, поддерживающие его, он бы просто свалился на пол.

– – – –

Сначала Мэтт услышал чей-то тихий шепот, где-то совсем рядом. Потом попытался раскрыть глаза. Вместе с болезненно ярким светом, отражающимся от белых стен, пришла ноющая головная боль. Перед глазами все поплыло, когда он попытался приподняться; Мэтт еще слишком слаб для этого.

– Мэттью...

Шеннон бросается к брату. Мэтт морщится от своего полного имени из уст Шенна. Обрывочные воспоминания постепенно возвращаются. Но ему больше не стыдно. Ему никак. Ничего не хочется. Все вокруг пусто и бессмысленно, даже пальцы Шенна, поглаживающие его ладонь.

Где-то за Шенном стоят смущенные Крис и Джей. Пробурчав какие-то извинения себе под нос, они ретируются из помещения, сочувственно поглядывая на Мэтта.

– Господи, Мэтт... ты меня так напугал... Я бы не пережил, если б с тобой что-то случилось, – с чувством произнес Шеннон, встревоженно глядя на брата.

Мэтт медленно вынимает из его рук свою ладонь и отворачивается к стене. Сейчас на него навалилась немного усталая апатичность. Можно было бы задать столько вопросов, рассказать столько мыслей, но все это кажется совершенно не важным. Все потеряло смысл. Он хотел спастись, но сейчас не понимает зачем. Жить, когда любимый человек так рядом, и не иметь возможности до него дотронуться – это пытка. Смотри, но не трогай. Извращенная пытка специально для Мэтта.

– Мэтт... ты чертов эгоист! Посмотри на меня, – требует Шеннон.

Мэттью не реагирует, продолжая сверлить взглядом противоположенную стену.

– Я тебе говорю, посмотри! – Шенн почти кричит, и Мэтт без особого желания поворачивается в его сторону. Сердце предательски пропустило удар, когда Мэтт заметил непролитые слезы в глазах брата. Что-то внутри защемило, порвалось, и чувства хлынули наружу.

– Шенн... прости меня за все. Мне так жаль. Я все испортил, – Мэтт смотрит на Шеннона сквозь пелену наворачивающихся слез, стараясь сдержаться, чтобы не разреветься.

Шеннон с горькой усмешкой качает головой, и невозможно прочитать значение этого жеста. Он наклоняется к Мэтту, обнимая его до хруста костей, и шепчет:

– Глупый... какой же ты у меня глупый... Знаешь, я больше никогда не позволю тебе этого сделать. Не дам дойти до крайности.

– Нет, Шенн... Я не глупый. Я все понимаю... – Мэтт пытается сказать что-то еще, но Шеннон мягко останавливает его, положив указательный палец ему на губы:

– Не надо. Потом. Все потом, хорошо?

Шеннон так тепло улыбается, что Мэтт чувствует – еще немного, и он уже не сдержит слез при взгляде на эту ласковую улыбку. Да, глаза Шенна выдают его. В них читается только нежная братская любовь, что в этот момент Мэттью чувствует себя свиньей из-за того, что натворил. Хорошо, что Шеннон у него такой понимающий и добрый. Он простит. Он обязательно его простит. А пока...

– Шенн... если ты меня любишь... – начинает Мэтт, но, натыкаясь на смущенный взгляд брата, поясняет, – если ты меня любишь, как брата. Позволь мне одну просьбу. Одно желание.

– Конечно, – расслабляется Шеннон, еще не зная, какой сюрприз ему уготован.

– Только один раз, Шенн... Один поцелуй...

Шеннон напрягается, но что-то в голосе Мэтта заставляет его согласно кивнуть. Он наклоняется к его губам, не позволяя брату особой свободы. Но Мэтт, не сдержавшись, обвивает его руками, притягивая ближе, раскрывая языком его губы и проникая внутрь. От соприкосновения языков Шеннон вздрагивает, почти отстраняясь, но Мэтт мягко притягивает его к себе, расслабляясь, и Шеннон невольно берет инициативу на себя. Невероятный, запретный и такой сладкий поцелуй, длящийся едва ли больше, чем полминуты.

– Забери меня отсюда, – просит Мэтт, как только они отрываются друг от друга.

– Обязательно, – шепчет Шеннон.

И он выполнил свое обещание. Отмазал младшего брата от психиатра, вытащил из клиники, вернул домой. Шеннон был с ним так нежен и дружелюбен, что порой Мэтту все это казалось игрой. Шенн даже сказал всем, в том числе родителям, которые узнали о случившемся из газеты, в которой написали о подозрительном случае с бас-гитаристом восходящих “Bloody Edge of Last Second”, что это было просто нелепое отравление. Они никогда не говорили о случившемся, так что Мэтт и сам почти поверил – это было всего лишь отравление. Единственный раз, когда Шеннон вернулся к этой теме, произошел через несколько дней после возвращения Мэтта домой.

– Мэтт... или сюда... – донесся голос Шеннона.

Мэтт обнаружил Шеннона сидящим на диванчике и листающим свой блокнот, в котором тот в порыве вдохновения писал строчки песен, которым в будущем суждено было стать хитами.

– Садись, – Шеннон потянул брата за руку, – Только не злись, ладно? Когда ты был без сознания, а я сидел возле... ну, я написал кое-что...

И после этого Мэтт понял, что его неправильная любовь никуда не делась, а наоборот, стала еще сильней и безумней.

– 4 –

Настоящее

Мэтт думает, что, наверное, глупо было жить эти два года. Всего одна вещь, которой можно гордиться, – это растущая популярность группы. За два года они существенно набрали обороты. У каждого появились свои фанаты. Но единственный человек, который ему нужен, никогда не согласится быть с ним.

Мэттью смотрит на кровь, заливающую пол, и размышляет, стоит ли сунуть руку в воду. Физической боли нет. Ее заглушает другая боль, сидящая внутри.

Тишину взрывает звонок мобильного. С тех пор Мэтт даже не поменял мелодию. Оставил, как напоминание о своем позоре. «Дежа вю», – думает Мэтт. В этот раз он не допустит подобной ошибки.

– Слушаю, – холодно произносит он.

– Мэтт... бля, что за херня у вас опять случилась? – в трубке слышится разозленный голос Джея, – Шеннон прибежал ко мне, взмыленный, злой, как черт!

– Не обращай внимания, – усмехается Мэтт, завороженно глядя на левую руку, – просто не поладили.

– Так иди сюда, сейчас же! Меня уже заколебали ваши ссоры. Вы как кошка с собакой в последнее время, – почти рычит Джей.

– Слушай, я сейчас немного занят...

– Водные процедуры, что ли? – хмыкает Джей, видимо, услышав журчание воды.

– Типа того...

– Фак... тут Шеннон порывается что-то тебе сказать... – бормочет Джей, на заднем фоне слышится какая-то борьба.

– Не надо. Я не хочу с ним говорить, – твердо произносит Мэтт.

– Он так настойчив, – хихикает Джей, – впрочем, неважно.

– Ладно, Джей, ты меня из душа выдернул...

– Погоди минутку...

Мэтт терпеливо ждет, пока Джей вновь не заговорит:

– Слушай... Мэтт... Я не слепой. Я многое вижу. И мне бы надо поговорить с тобой наедине.

– Говори, – безразлично произносит Мэтт.

– Это не телефонный разговор, – с нажимом отвечает Джей, – К тому же тут поблизости Шенн бродит, я его и так сейчас еле выставил за дверь, чтобы это сказать.

– Мне это неважно, – ледяным тоном произносит Мэттью. Ему и в самом деле безразлично, что там увидел «не слепой» Джей. Может быть, догадался о чувствах Мэтта и хочет почитать нотации. Иначе, почему ему надо говорить не при Шенноне?

– Важно. Можешь мне поверить.

– Ладно, потом договоримся... Я, бля, из душа, между прочим, вылез, – устало отвечает Мэтт, кладя трубку.

Кажется, сейчас разговор прошел гладко. Никаких намеков, никаких «передай, что я его люблю». Да и зачем это передавать? Шеннон и так знает об этом. Два года он ловил на себе томительные взгляды Мэтта, а полчаса назад Мэтт сам едва ли не кричал об этом ему в лицо, сорвавшись на истерику.

Мэтт стоит в огромной луже крови, но она все не прекращается.

– Ну, когда-нибудь-то все должно закончиться? – шепчет Мэтт, стараясь удержать окровавленный нож в левой руке, чтобы вскрыть вены на правой.

Прошлое

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – странно елейным голосом интересуется Шеннон, глядя на брата.

– А что я должен сказать?

– Ну... может быть, объяснить вот это...

Шеннон кидает на журнальный столик перед братом газету, развернутую на странице с фотографией, на которой он, пьяный, вываливается из гей-бара в обнимку с каким-то мальчиком.

– И что тут непонятного? – грубо спрашивает Мэтт, чтобы скрыть свою растерянность.

– Мне, нахер, непонятно, что ты вообще творишь! – кричит Шеннон, яростно глядя на Мэттью.

– Что хочу, – спокойно отвечает тот, – я уже взрослый.

– Да ну? – злобно спрашивает Шенн. – Взрослый, значит? Я надеюсь, родители этого не увидят!

Мэтт пожимает плечами. Ну разве он мог знать, что зайдя расслабиться в это заведение, нарвется на папарацци?

– Я же не железный. Мне тоже нужна разрядка.

– Разрядка?! – взрывается Шенн. – С девочками не пробовал?!

– Не твое дело, – Мэтт начинает злится, – с кем хочу, с тем и развлекаюсь!

– Ты хоть представляешь, какие слухи теперь поползут? Не дай бог, дойдет до родителей... Я не знаю, как буду тебя отмазывать...

– Меня не надо отмазывать! – Мэтт тоже повышает тон. – Я, блядь, в сотый раз повторяю, что уже взрослый и сам – сам! – за себя отвечаю!

Мэттью обидно, что все так повернулось. Но еще обидней, что Шенн ничего не понимает. Мэтт пытался забыть о давней ночи с братом, которая, казалось, была в прошлой жизни. Пытался завести нового любовника, тем более сейчас, когда они так популярны, это не составляет особого труда. Шатался из одного бара в другой, спал с мальчиками и девочками, почти не чувствуя разницы. Потому что единственное отличие от всех людей, прошедших через его постель, – это то, что ни один из них даже отдаленно не напоминает Шеннона.

– Ты всех нас подводишь. Всю группу. Когда-нибудь твои гулянки плохо кончатся, – Шенн с ненавистью смотрит на младшего брата. – Похоже, мозгов у тебя не прибавилось с тех пор, как...

Он внезапно осекся, поняв, что хотел сказать. Мэттью яростно смотрит на брата:

– С тех пор, как?..

– Не важно, – отмахнулся Шеннон, – просто ты ведешь себя как ребенок. Ты не повзрослел.

– Нет, важно, Шенн, важно... Говори... – просит Мэтт подозрительно спокойно. – С тех пор, как что? Как я влюбился в тебя? С тех пор, как ты меня трахнул? Или с тех самых пор, как я наглотался колес после того, как ты меня отшил?

– Я не это...

– Это. Зачем притворяться? Ты просто вовремя остановился.

– Даже если и так... Кстати, я тебя не отшивал, – Шеннон поморщился, – просто ты, больной психопат, не понимаешь, что плохо, а что хорошо.

– Ууу, – с важным видом протянул Мэттью, – а любить собственного брата – это теперь плохо?

– Так – да, – мрачно отвечает Шеннон, отводя взгляд.

– Пошел ты, – вдруг отвечает Мэтт.

Он злится на самого себя за то, что не может справиться с чувствами, за то, что так глупо пропустил фотовспышки у того гей-клуба. За то, что вообще отправился туда.

– Я думал, у тебя это давно в прошлом, – тихо произносит Шеннон.

Мэтт опускается на пол и садится, опершись спиной о журнальный столик, где до сих пор лежит эта дурацкая газета со своим идиотским снимком. Он не хочет продолжать этот тупиковый разговор, но зачем-то отвечает:

– Нет, не в прошлом...

Повисло напряженное молчание. Мэтт опускает голову на подтянутые к груди колени, чтобы не искушаться соблазном взглянуть на лицо Шеннона, на котором наверняка отразилась реакция на его слова.

Шеннон бесшумно присаживается рядом, кладя руку на плечо младшему брату, но тот резко дергается, стряхивая ее:

– Не трогай меня!

– Я же хочу помочь... – растерянно произносит Шеннон, озадаченный резко вспылившим братом.

– Мне не нужна твоя помощь, – сквозь зубы отвечает Мэтт, – я, блядь, справлялся эти два гребаных года? Значит, буду справляться до тех пор, пока не сдохну.

– Мэтти... – от голоса, которым Шеннон произнес это имя, защемило сердце, но Мэтт не позволит себе слабостей. Больше никогда.

– Проваливай, – грубо бросает Мэтт, все еще не глядя в его сторону.

– Жертву из себя строишь, да? – разозлился Шеннон, поднимаясь на ноги и глядя на брата сверху вниз. – Мне, между прочим, тоже несладко пришлось...

– Да-да... – с нескрываемым сарказмом протянул Мэтт.

– Знаешь, Мэтт... мне на самом деле жаль, что все так случилось. Можно попробовать это исправить... – вдруг злой тон сменяется на неуверенный, и Шеннон странно смотрит на Мэттью, но тот ничего не замечает, поглощенный жалостью к самому себе.

– Я сказал – проваливай из моей квартиры! – срывается на крик Мэтт, яростно сжимая кулаки. За гонорар от концертов и проданных альбомов Мэтт мог купить себе отдельное местечко, что он и сделал почти сразу же. Терпеть присутствие Шеннона было невозможно, хоть старший брат и вел себя, будто ничего никогда не случилось.

– Прекрати истерику, – морщится Шеннон, – мне надо тебе кое-что рассказать.

– Пошел вон со своими рассказами! – заорал Мэтт, схватив злополучную газету со стола и швыряя ею в брата. Но она не добирается до цели, разлетаясь страницами в разные стороны. Шеннон смотрит, как вздымается и опускается грудь Мэтта, как побелели его стиснутые в кулак ладони, а потом резко разворачивается, пулей вылетая из комнаты. Сползая вниз по стене, Мэтт слышит, как хлопает входная дверь. Первый раз за два года он снова плачет.

– Нет, нет... пожалуйста, только не уходи, нет... не бросай меня... умоляю, нет... – захлебываясь слезами безысходности и отчаянья, он шепчет слова, которые никогда не дойдут до адресата.

Настоящее

– Я не могу... я не могу это сделать...

Мэтт окровавленной ладонью утирает слезы с лица, размазывая их по щекам вместе с густой кровью. Прижимает левую руку внутренней стороной к животу, к некогда белоснежной рубашке, в надежде остановить кровь. Теперь уже начинает ощущаться боль, вместе с шоком от мысли, что же он наделал...

Сердце колотится как ненормальное, когда он истерично пытается набрать номер Шеннона на мобильном. Абонент отключен. Едва не швырнув с досады свой и без того многострадальный телефон, он звонит Джею, долго слушая длинные гудки.

– Я никогда не могу довести начатое до конца... – с горечью шепчет он сам себе.

– Что? – удивленный голос Джея на другом конце.

– Позови Шеннона, – просит Мэтт, стараясь не выдать себя дрожащим голосом.

– Он куда-то смылся.

– Давно? – безжизненным голосом интересуется Мэттью.

– Ну... вроде бы нет...

– Ладно, спасибо, – Мэтт нажимает на отбой.

Он кричал, что повзрослел. Что может сам разобраться в себе. И он, совершенно точно, не собирается впутывать во все это Шеннона, который и так натерпелся из-за его глупых чувств. Он обязательно сам во всем разберется. Сейчас... Поднимется с пола, возьмет себя в руки, перебинтует левую конечность, и все будет хорошо. Никаких истерик. Никаких сожалений. Никаких дурацких просьб и молитв.

Собравшись с мыслями, он поднимается, ухватившись одной рукой за край раковины, скользя по размазанной на ней крови и вытекающей через край воде, которую он так и не перекрыл. Одно движенье – и в ванной комнате становится тихо, вода не течет, и слышно только глубокое дыхание Мэтта.

Он вытаскивает аптечку, достает бинт, пытаясь самостоятельно остановить кровотечение. Бесполезно. Одной рукой ни черта не получится.

– Сейчас, сейчас... все пройдет... ты сделал это в состоянии аффекта... когда ты успокоишься, все придет в норму, – успокаивает он сам себя, вновь садясь на пол и еще крепче прижимая руку с раной к рубашке. Надо только восстановить участившийся пульс, очистить голову от лишних мыслей.

Кто-то колотит в дверь, но подниматься не охота. Тем более что, скорее всего, это Шеннон. «Господи, пусть это будет Шенн», – думает Мэтт, но тут же одергивает себя. Он решил, что больше не будет сваливать свои проблемы на плечи старшего брата, что бы ни случилось. Стук не прекращается, но Мэтт надеется, что скоро неизвестный визитер уйдет, решив, что никого нет дома. А если это Шенн... ну, он тоже уйдет. Рано или поздно.

Но его надежды не оправдываются, и к настойчивому стуку присоединяется голос Шеннона, требующий немедленно открыть чертову дверь, потому как ему точно известно, что ублюдочный младший брат дома, из-за горящего в окне света.

– Я не ублюдочный, – возмутился Мэтт, вставая на ноги.

Он открывает дверь одной рукой, высунув в проем одну лишь голову, чтобы Шенн не видел, в каком состоянии он, его рука и одежда.

– Что тебе надо? – интересуется Мэттью как можно безразличнее, придерживая дверь ногой, на случай если вдруг брату приспичит зайти внутрь.

Шеннон шокированно смотрит на брата, в то время как Мэтт пытается сообразить, что же с ним не так.

– Ты... боже мой... Мэтт... – Шеннон осторожно протягивает руку к его лицу, бережно касаясь кончиками пальцев гладко выбритой кожи.

– Шенн... я занят...

– Ты сдурел?! – вдруг кричит Шеннон, протискиваясь в дверной проем и тут же обалдело выдыхая, когда его глазам предстала картина внешнего вида младшего брата во всей красе.

– Ты идиот, ты, блядь, такой дурак! – произносит Шеннон, во все глаза уставившись на Мэтта, потом требовательно добавляет, – Покажи руку.

– Я сам справлюсь, – грубо отвечает Мэтт, не двинувшись с места.

– С чем ты справишься? – язвительно спрашивает Шеннон, – Угробишь себя? Так знай, что я следом за тобой пойду, куда бы ты ни отправился. На тот свет собрался? Прекрасно, но только вместе со мной.

– Я не собирался... – Мэтт вздыхает и делает слабый жест в воздухе здоровой рукой, означающий, что договаривать фразу он не собирается.

Шеннон шагает ему навстречу, с силой обнимая и прижимая брата к себе, чувствуя, как его одежда пропитывается невысохшей кровью, но совершенно не обращая на это внимания.

– Ты все-таки глупый... – слабо улыбается Шеннон, зарываясь носом в волосы Мэтта. Мэттью расслабляется в крепких объятиях и как-то судорожно вздыхает.

– Покажи, – мягко просит Шеннон, отстраняясь.

Мэтт протягивает ему руку, и Шенн едва сдерживает шокированный возглас. Он ведет брата в ванную к аптечке, но видя, какой беспорядок там, усаживает младшего на диван, принеся бинты и принимаясь самостоятельно перебинтовывать пострадавшую руку.

– Если бы ты дал мне договорить, – напряженно говорит Шеннон, туго затягивая бинт, – если бы ты меня послушал...

– Что бы тогда поменялось? – обреченно и без интереса спрашивает Мэтт, даже не морщась, несмотря на боль и сильную перевязку.

– Ну, кое-что бы поменялось...

Шенн отпускает руку брата, глядя ему в глаза.

– Не надо меня жалеть, – стойко говорит Мэттью, увидев, каким взглядом он на него смотрит.

– Черт... при чем тут жалость... – горько произносит Шеннон. – Я столько раз называл тебя глупым дураком, хотя сам не лучше... Ставил на первое место мнение окружающих, мнение наших родителей, гребаную популярность...

– Что ты хочешь сказать? – Мэтт не понимает, хмурится.

Шеннон отворачивается, устало потирая виски:

– Я один во всем виноват... Я тебя провоцировал, я толкнул тебя на все это...

– Давай просто забудем...

– Нет, – твердо перебивает Шеннон, снова глядя на брата, – один раз уже попытались забыть, и вот что из этого вышло... – слабая издевательская усмешка исказила его губы, но она пропала так же быстро, как и появилась.

– Я не понимаю.

– Не может быть, что ты ничего не заметил, – Шеннон внимательно смотрит на Мэтта, чтобы не пропустить ни одной эмоции. – Даже Джей догадался...

– О чем? – вздыхает Мэтт.

– Поверить не могу... – Шеннон начинает смеяться, невольно вызывая улыбку у Мэттью, наблюдающего за этим. – Я просто болван...

Мэтт улыбается, глядя на старшего брата, все еще пытаясь уловить мысль, которую тот хочет до него донести.

– Прости меня, – вдруг серьезно произносит Шеннон и берет одну руку в свою, накрывая ее ладонью.

– Ты как будто предложение мне делать собираешься, – нервно смеется Мэттью, но натыкаясь на убийственную серьезность, тут же замолкает.

– Ответь мне только на один вопрос, – говорит Шеннон, – ты действительно считаешь, что я стал бы с тобой спать просто так, ни с того ни с сего, через пять минут после твоего откровенного предложения?

– А разве все было не так? – Мэтт смутно догадывается, в какую сторону клонит брат, но боится поверить, обнадежить себя раньше времени.

– Не так... – задумчиво повторяет Шеннон. – Я правда не знаю. Единственное, что мне известно, так это то, что я сходил с ума все это время, ревнуя тебя к каждому столбу... И в то же время чувствовал себя последним трусом, неспособным признаться тебе... и... – Шенн глубоко вздыхает, собираясь с мыслями, – и трусом, который испугался общественного мнения и непонимания со стороны... близких...

Мэтт смотрит на Шенна, с трудом переваривая свалившуюся информацию.

– Я пойму, если ты меня пошлешь, если будешь ненавидеть... – потухшим голосом заканчивает Шеннон. – Просто знай, что я люблю тебя... очень сильно люблю...

Мэттью думает, что все же умер и попал в рай. Или в личный, персональный ад. Невероятно, невозможно...

– Мы ведь все исправим, да? – улыбаясь сквозь слезы, произносит он, до боли сжимая руку Шенна.

– Обязательно, – с выражением сумасшедшего счастья на лице отвечает Шеннон.

Мэтт тянется к губам собственного брата, исполняя, казалось бы, навсегда запретное и неосуществимое желание. Сейчас их цель – вложить в этот поцелуй всю нежность, все искренние извинения и прощения. А о том, что будет потом, они подумают позже. Вместе.