1.

Как водится, все началось с письма, внезапно обнаруженного Мадам Крисаной одним прекрасным утром на ее монументальном столе. Письмо было несколько необычным – не безликий тоненький конверт с прозрачным окошком и отпечатанным на принтере адресом, а здоровенный толстый лист пергамента, сложенный втрое и украшенный кляксой темно-красного сургуча с неразборчивым гербом.

Мадам вскрыла сургуч, развернула письмо. Прочитала несколько витиеватых строчек. Нахмурилась, выбивая длинными ногтями по столешнице какой-то отрывистый мотивчик.

К письму прилагались две вещи: бархатный кошелек с пятью тяжелыми золотыми монетами и бронзовый длинный ключ с хитро сработанной бороздкой. К кольцу ключа, выполненному в форме цветка, тонкой цепочкой крепилась бронзовая пластинка. На ней были выгравированы цифры – 186.

Госпожа Крис отложила письмо, повернулась к компьютеру и защелкала мышкой, копаясь в файлах – не очень секретных, совершенно секретных и с пометкой «только для модераторов».

За этим занятием и застал ее метаморф. Разумеется, немедля сунувший любопытный нос в странное письмо.

– У-у... – с уважением присвистнул он, прочитав. – Мы, конечно, будем бороться за звание заведения высокой культуры обслуживания? Кто отправится наносить визит вежливости? Голосую за Лео – тут у нас явно махровая аристократия, голубая кровь, белая кость, как раз по его профилю. Д’Орсэ – это кто такой?

Перевертыш сделал попытку глянуть через плечо Крисаны на экран компьютера, но единственное перемещение мышки сменило дневниковую страницу на знойно-яойную картинку.

– Тебе это знать не обязательно, – проворковала Мадам. – Сам все выяснишь, на месте. Собирайся.

– Я-а?

– А кто? Я? – наигранно удивилась хозяйка заведения. – Сам же прочитал – заказчик желает ознакомиться со спецификой заведения. Ты у нас и есть ходячая специфика. Лео... Лео, без сомнения, каваен и неотразим, но я предпочитаю доверить исполнение заказа тебе. Подбери что-нибудь историческое... ну да не мне тебя учить. Одна нога здесь – другая там. Держи ключ.

– Трудна и неказиста ты, жизнь бордельной старлетки... – бормотал про себя Джерри, поднимаясь вверх по лестнице и вертя на пальце тяжеленный ключ.

Выбор костюма не занял много времени, ибо перевертыш решил придерживаться принципа: не костюм красит человека, но vice versa. К тому же все равно придется раздеваться. Тяжелее было с обликом. Метаморф не менее получаса торчал перед зеркалом, выбирая наиболее подходящую Маску. Из озорства примерил недавно запечатленный облик Хисса – гибкая юношеская фигурка, острые и тонкие черты лица, прозрачно-зеленые глазища и густая темная гривка с вкраплениями белых прядей. Мальчик получился отменный, воплощенная мечта педофила-развратника. Хмыкнув, перевертыш сменил цвет волос на платиново-серебристый и наконец остался доволен. Достал из кармана зеленую ленточку, затянул волосы в небрежный хвост и отправился на второй этаж, где двери нумеров порой выводили постояльцев на Грани, в непостоянный лабиринт вечно меняющихся времен, отражений и измерений.

Страшно не было. Было немного весело, как после первого бокала хорошего вина, и до ужаса интересно: что – вернее, кто – скрывается за дверью с номером 186? Кем он окажется? Чего пожелает... и немаловажный вопрос – хорошо ли заплатит?

Бронзовый ключ вошел в скважину так мягко и гладко, что незамысловатое и обыденное действие вызвало у Джерри поток непристойных ассоциаций и нервный смешок. Поворот, еще поворот, приглушенный щелчок огромного старинного замка.

За медленно открывшейся толстой дубовой дверью открылась темная, пыльная комнатушка, увешанная по стенам какими-то одеяниями. Сдавленно чихнув, метаморф выбрался из кладовой или гардеробной, с интересом огляделся.

Другая комната. Низкие потолки с перекрестьями балок, ковры на стенах, массивный стол на кривых ножках, накрытый длинной, до пола, жесткой парчовой скатертью. Фэндом, эпоха, мир – пока непонятны. Среди запахов преобладает кисловатый аромат сгоревших фитильных свечей и тонкая, еле различимая струйка благовоний.

Обождать здесь? Пойти поискать? А вдруг нарвешься на местную стражу или прислугу? Еще примут за вора...

Поразмыслив, Джерри решил, что от бдительной охраны или не в меру любознательных слуг он всегда может отболтаться. В крайнем случае, сбежит.

Тихо скрипнувшая дверь выводит в длинный, неосвещенный коридор. В дальнем конце – приоткрытая дверь, из нее падают теплые оранжевые отблески. А домик-то здоровенный. Не дом, а настоящий дворец. Куда его только занесло? К кому в гости?

Машинально вспомнив навыки домушника, он почти на цыпочках крадется по коридору, выложенному каменными плитками. За узкими, забранными толстыми и мутными частыми стеклышками окнами слева – ночь, мерцающие огни какого-то города. Справа на стенах – торжественная позолота картинных рам, огромные шкафы, сундуки, похожие на египетские саркофаги. Вот и дверь. Легкое нажатие на бронзовую дверную ручку, осторожный взгляд внутрь.

Огромный растопленный камин – вот первое, что замечает Джерри. В камине отплясывают свой бесконечный танец огненные язычки, перебегая по чернеющим поленьям. Высокое кресло, развернутое спинкой к дверям. В кресле кто-то сидит, перевертышу виден только бархатно-вишневый рукав с искрами серебряного шитья и кисть на резном подлокотнике.

«Это – заказчик? Или нет? Придется рискнуть, не то я до утра буду бросить по этому дому...»

Метаморф осторожно стучит костяшками пальцев по дверной створке и вежливо откашливается.

– Мессир... – он не знает, верное ли обращение выбрал, но надеется, что не ошибся. Одно несомненное достоинство Перехода – он наделяет переступившего через порог знанием местных языков и обычаев. Не всех, конечно, но наиболее распространенных в той стране, где вам повезло очутиться. – Осмелюсь спросить, не вы посылали заказ в заведение Мадам Крисаны?.. Если вы, то вам прислали ответ. В моем лице.

Никакой реакции. Впрочем, нет. Рука лениво приподнимается в небрежном жесте – «подойди поближе». Острой и холодной искрой мимолетно сверкает камень в перстне.

Мягкие сапожки шагают по толстому ковру. Ровно четыре шага. Остановиться, склонить голову.

К кому же он все-таки пришел?..

2.

– Эй! Привет! Наконец-то! Слушайте, вы как вошли? А, ну да, дом-то громадный, черта с два услышишь звонок...

Джерри был почти сбит с ног и с толку всем этим словесным потоком, а перед глазами у него плясал синим пламенем свечной огонек. Метаморф на минуту зажмурился, а когда открыл глаза, перед ним возникла некая физиономия, глядящая на него с любопытством.

– Вы, часом, не с карнавала? – ухмыльнулся собеседник.

Джерри постепенно приходил в себя. Теперь он сам в полном изумлении уставился на своего визави – обычный молодой человек, наверное, студент, растрепанный, в джинсах, в свитере и со свечой в руке – живой, настоящий и даже не без юмора...

«Час от часу не легче! И это вот – клиент??? А... тот, другой – тяжелая парча, перстень?.. Аааа! Срочно сменить прикид!» Вычурный «вечерний» наряд был сменен на простой джинсово-молодежный вариант, как-то больше вяжущийся с обликом нормального человека.

Парень с видом «чур меня, чур!» хлопал глазами в ответ на преображение гостя, даже рукой перед собой помахал.

– Вот дьявол! Уже мерещиться начало! Извините, честное слово, я тут с ума сойду, в этом проклятом доме!

Впервые метаморф так растерялся, стоял бамбук бамбуком и безропотно ожидал, куда-таки выведет кривая.

Пауза несколько затянулась... Студент наконец очнулся и потащил его за собой куда-то внутрь дома, продолжая тараторить:

– Пойдемте, все вам покажу! Честно говоря, не силен я в технике, может, оно и ничего страшного... Мне кажется, что-то с проводкой, света во всем доме нет...

Джерри решительно притормозил.

– Какая еще проводка?!

– Обыкновенная! Вы – электрик, так? Да, я звонил в вашу службу, мой заказ приняли, сижу жду. А в чем проблема?

– Ммм... – Джерри замялся. – Я как бы не совсем... То есть, даже наоборот, я совсем не...

«Черт! – выругался про себя перевертыш. – Да что они там все – ошалели? Что за идиотский розыгрыш! Что еще за игры в рабочий класс?! Это уж какой-то полный беспредельный запредел! Хвала тому-который-на-небесах, мы пока еще не салон Китти!»

Студент в очередной раз вскинул на него недоумевающие хрустально-ясные наивные глаза.

«Ай, была, не была! Монтер, водопроводчик, какая разница! Желание клиента – если не статья, то закон!» – решил Джерри, поржав про себя своей же шутке.

– ОК!– он даже игриво подмигнул. – Пошли, посмотрим.

Только теперь он в слабом пламени свечи оценил прелесть обстановки, в которой очутился. Дом был действительно красив, стар и, увы, существенно потрепан. Мерзость запустения, можно было бы сказать, царила вокруг, если бы столь низменные слова смели коснуться подобной золочено-бронзово-парчовой красоты... Ах, да, да, рассеянно припоминал перевертыш, конечно, сундуки, шкафы, головокружительные лестницы, тяжелые драпировки, золоченые картинные рамы... Стоп! Джерри остолбенел, колени у него ослабели, сердце тяжелым маятником закачалось в груди. Он едва на пол не сполз по стенке, оказавшись лицом к лицу, или лучше сказать к лику, что выступил так явственно и выпукло, словно живой, с одной картины, мимо которой он проходил, ведомый предполагаемым хозяином. Джерри смотрел во все свои расширившиеся очи – вот же оно! Парча, перстень, длинные тяжелые рукава, отблеск камина, тяжелое кресло и... человек... Боже, боже, какой поразительный оптический обман! Чистейшее сумасшествие! – метаморф готов был истерически расхохотаться. Однако что-то заставило его держать свои эмоции на коротком поводке... Картина, будто бы вампир, держала подле себя и не отпускала...

– А! Зацепило? – студент остановился рядом и, скрестив руки на груди и прищурившись, так же рассматривал полотно. – Да, неплохая вещь. Отличная живопись, по-моему. А впрочем, неприятная картина, когда смотришь – становится не по себе, а почему – черт его знает... Ну, пошли?

Метаморф, с трудом оторвав взгляд от удивительного изображения, поплелся дальше следом за хозяином...

Так. Спокойно. Держим себя в руках, не расслабляемся. Грани и Коридоры-меж-мирами порой любят выкинуть такие пакостные трюки, забросить ни о чем не подозревающего путника в такой медвежий угол, откуда будешь выкарабкиваться сто лет и еще один день. Да еще неизвестно, выберешься ли. А здесь – цивилизация, электричество, телефоны. Ага, цивилизация! А электричества-то, кажется, здесь и нет!

Следуя друг за другом, они боком спустились вниз по узкой лесенке в подвал. Неяркое качающееся пламя свечки выхватило из темноты ящики, запакованные картины, поломанную мебель – и распахнутую коробку щитка, установленного тут лет эдак двадцать или тридцать назад. Из распределителя торчали круглые фарфоровые макушки пробок и несколько выдранных проводов. Кое-где были приклеены отрезки желтого от старости пластыря с надписями «Кухня», «Спальня», «Гостиная».

– Вот, – с негодованием указал студент. – Щелкнуло – и вырубилось напрочь. Спасайте!

Под щитком торчала колченогая табуретка. Взобравшись и балансируя на шаткой опоре, Джерри в глубокой задумчивости уставился на распределитель. Растрепанные провода, облезшие переключатели, пыль и паутина. Проще содрать и поставить новый.

Перевертыш порылся в обширных, но бессистемных складах своих знаний. Работа с техникой и холодным железом не входила в базовый круг его образования, но чего только не нахватаешься, странствуя по Отражениям... От боевых заклинаний Радужной Школы до навыков починки забарахлившего автомобиля.

– Отвертку! – приказал он тем же тоном, с каким ведущий хирург клиники требует у ассистентки скальпель Нортштейна-Бухловского, номер второй.

– Э-э... – донеслось снизу. – У вас что, своей нет?

– В машине оставил! – рявкнул метаморф.

– Подождите, я сейчас, попробую найти... – парень убрел во мрак, спотыкаясь и поругиваясь себе под нос. Вернулся он, с трудом волоча в свободной руке деревянный ящичек.

Первый же взгляд на хранящиеся там инструменты заставил Джерри передернуться. Ржавые железяки до боли напоминали любимые игрушки соратников леди Кессайр по борьбе со злом путем искоренения этого самого зла и его носителей.

«Выхода нет, – с этой мыслью перевертыш выудил отвертку, казавшуюся не такой страшной, как ее соседки. – Назвался электриком – чини свет».

Студент мялся рядом, держа свечку и с любопытством следя за действиями самозваного мастера.

Поначалу все шло вполне успешно. Перевертыш обнаружил перетершийся от старости провод, идущий к предохранителю с маркой «Холл-подвал», обмотал его скотчем, утопил пробку. Взрывов не последовало. Наоборот, под потолком заморгала и нехотя ожила тусклая лампочка в ошметках паутины. В подвале стало немногим светлее, и, словно камни на берегу во время отступающего прилива, стали видны прятавшиеся доселе предметы.

Хозяин дома одобрительно присвистнул и задул свечку.

Ободренный своими достижениями, Джерри с плоскогубцами наизготове полез в самую гущу проводов, пытаясь рассортировать их и отделить друг от друга.

Наверное, он что-то не так сделал... Подлое изобретение техногенных веков сверкнуло голубоватой молнией, испустив холодный и сухой треск. Рука, в которой метаморф держал плоскогубцы, онемела и дернулась сама собой куда-то влево и вверх, вовлекая все тело в шикарный пируэт вокруг собственной оси. Табуретка хрустнула.

«Лечу, – уныло констатировал Джерри, тщетно пытаясь сгруппироваться. – Нет, холодное железно – это не для меня...»

Он врезался во что-то живое и мягкое. Преграда испуганно пискнула, теряя равновесие.

Полет закончился отбитыми коленями и локтями, в полной темноте. Где-то по соседству возился и чертыхался сбитый с ног владелец дома. Метаморф подобрал свои конечности, убедившись, что ничего не сломано, и окликнул:

– Эй! Вы живы?

– Относительно, – удрученно отозвались из подвального мрака. Подумали и добавили: – По-моему, вы все-таки не электрик...

– Не электрик, – фыркнув, согласился Джерри. – Никоим образом.

– А тогда кто? – слегка настороженно поинтересовался невидимка. Судя по звукам, он пытался нашарить на полу отлетевшую свечку.

Метаморф на мгновение напрягся, лихорадочно соображая: «Перепутанный заказ? Кто-то ждал монтера, кто-то – хастлера? Но письмо у Мадам?.. Такое письмо было бы вполне в духе того высокомерного хлыща на портрете...»

Портрете?! Тут его буквально осенило. Х-ха! Тот, кто нас пугает, – нам поможет! Сама собой соткалась из воздуха и легла в карман дубликатом бесценного груза изящная визитка с логотипом «Hotel des ventes de Drouot» и его собственным именем, выведенным красивыми глянцево-выпуклыми буквами.

– Собственно, я – оценщик. Аукционный дом Друо. Специализация – изящные искусства и антиквариат, – нахально заявил перевертыш, похвалив себя за находчивость, а эту Сферу – за насыщенные магические линии, позволяющие творить мелкие чудеса. – Адвокатское бюро, занимавшееся делами вашего почившего родственника, направило нам просьбу осуществить экспертную оценку имущества с целью выявить предметы, представляющие собой художественную и историческую ценность...

Мысленно метаморф хихикнул, поблагодарив Вечного Героя и еще кое-кого из своих друзей за переданный опыт и знания. Он вполне мог произнести впечатление знатока – особенно если дело касалось определения подлинности драгоценных камней, старинных рукописей или холодного оружия.

– М-да, – после краткого молчания изрек студент, – четвертый закон Паркинсона на практике. Вот я идиот! Сам виноват. Вы же пытались сказать, что вы – не электрик.

– Однако самоуверенно попытался починить свет, – подхватил метаморф, удрученно добавив: – Боюсь, после моей починки будет проще вызвать бригаду и заменить всю проводку в доме.

– На какие шиши я это сделаю, если не секрет? – осведомился молодой человек. Тяжко вздохнул и подвел итог: – Получил наследство, большое спасибо. Сжечь все напалмом и выстроить заново. А барахло распродать на аукционе втридорога. Накрылся свет, похоже. И свечку я потерял. Остается только надеяться, что к утру сюда пожалует настоящий электрик. Давайте выбираться, не сидеть же в подвале!

Наверх выбирались в кромешной тьме почти ползком. Стемнело. Слабый свет из громадных французских зашторенных окон проникал внутрь дома, рассеиваясь во мраке бесконечных, как казалось, коридоров, поворотов, тупиков...

Похабное местечко, думал про себя метаморф, зябко ежась то ли от холода, то ли от чувства необъяснимой тревоги. Студент шуршал где-то рядом в поисках свечных запасов, бормоча что-то неразборчиво себе под нос. Наконец под ликующий возглас из мрака выплыл тяжелый канделябр с тремя слегка оплывшими свечами, за мутным свечением которых маячил силуэт.

– Да будет свет! – провозгласил он. Свечи колыхнулись, силуэт поплыл куда-то в самую сердцевину сгущенной темноты. Джерри досадливо поморщился и двинулся следом.

Насколько можно было понять при столь тусклом освещении, они добрались до громадной залы или холла, черт разберет... Пространство залы казалось безразмерным, будто не было у нее стен, потолка, дверей. Джерри догадался: эта зала – центр дома, отсюда расходятся длинные ленты коридоров, лестниц, отсюда можно попасть в другие помещения этого призрачного дворца. В глубине – жерло громадного камина: пожалуй, в его зеве и кабана, и оленя легко зажарить на вертеле. Посреди этого огромного пространства нагромождение мебели всех стилей и эпох, очаровательное в своей беспорядочности и тревожащее...

«Дисгармония пространства, как это дестабилизирует! Джерри, Джерри, куда ты попал! Прием давления на психику удался, какое уж тут душевное равновесие!!! Кто ОН, чего хочет? Заплатит ли – боже, как смешно! Ноги б унести в целости и без существенных потерь...» – метаморфу-перевертышу было тошно, в том числе от самого себя – ну, что такого произошло?! Ну, нету света, и только-то! А уж расстонался, расхныкался, ноги унести спешит. С чего вдруг?! Где радостное возбуждение, где эйфория авантюры??? Теряем квалификацию, а заодно и нюх? Болван! Собраться, стиснуть зубы, дышите глубже – вы взволнованы!

– Ну что, расположимся пока что тут? – до взвинченного необоснованными страхами мозга метаморфа смысл простых слов доходил с трудом. – Э-эй! Вы не против? – студент глядел на Джерри с легким беспокойством.

– Д-да, угу... – промычал перевертыш, покрываясь пунцовыми пятнами стыда под глянцевитой маской воплощенного кавая. Он огляделся. Тут – означало на мягких диванах какой-то кожи невероятной выделки, прекрасной, гладкой, словно шелковая простыня – кордовской? – всплыло страннейшее словцо, пылившееся доселе в глубинах подсознания.

Сии мягчайшие лежбища разврата были расставлены каре вокруг большого стола, того самого, накрытого тяжелой парчовой тканью.

Студент тем временем без церемоний уже успел водрузить свой канделябр в середине рыцарственного овала, а сам завозился у страшной каминной пасти.

– Знаете, не очень-то я умею со всем этим управляться, – болтал он, – дома у нас простой, электрический. Но вроде ничего сложного, поленья сложены, вот и керосин, спички... Ага, вот так... Вау!

Молодой человек отпрыгнул – языки пламени с шипением взмыли вверх и заплясали в недрах очага, огонь загудел, выровнялся, послушно облизывая поленья.

– Ух ты! – искренне восхитился студент. – Правда, замечательно? – он обернулся к Джерри, и тот увидел в его глазах наивное детское удовольствие.

«Бедный мальчик! Дитя городских трущоб», – метаморф криво усмехнулся про себя, лицо его при этом осталось идеально гладким и выражало исключительную доброжелательность.

– Здесь и устроимся, тепло, по крайней мере! – хозяин погрузившейся во мрак усадьбы потер руки. – Так-с, сейчас сообразим что-нибудь на стол.

Он ненадолго исчез и вновь объявился уже с парой бутылок и картонной коробкой, из которой с улыбкой заговорщика жестами фокусника стал извлекать всякие припасы: батон-багет, ветчину, сыры, какие-то баночки, паштеты и тому подобную снедь. Джерри одобрительно поглядывал на приготовления. Мальчишка подмигнул:

– Думали, я тут пропадаю? Еще чего! Не бедствую, заказываю в здешнем городке, мне каждый день привозят. В общем-то, жить можно. Со светом бы еще как-то уладить...

Он ловко расставлял извлеченные припасы, сходил куда-то, принес тарелки, приборы и бокалы. Джерри глядел во все глаза – все было старинным, подлинным, отменного качества и красоты. Да и вино – две длинные, темного стекла, с сильно вытянутым горлом пыльные бутыли – выдержки, должно быть, самое меньшее полувековой? Чудеса! Уют творился на глазах – от камина шли волны тепла, еда соблазнительно пахла, кресла были мягки, удобны и приятственны на ощупь. Студент хозяйничал ловко и умело. У перевертыша впервые с момента прибытия захорошело на душе. Вино разлили по бокалам, подняли первый тост.

– За знакомство! – провозгласил студент. – Простите, я сразу толком не отрекомендовался. Альбер, Альбер Дорси, – юноша протянул руку. – Заканчиваю курс истории искусств в Сорбонне, живу в Париже, с родителями. И вдруг – наследство. Вообразите! Так неожиданно... В один прекрасный день вам объявляют, что вы в каком-то там родстве с известной фамилией д’Орсэ, последний захиревший представитель которой скончался, не оставив ни детей, ни завещания. Наше семейство оказалось единственной, первой и последней очередью на наследство. Удивительное дело. Родители просили съездить, оглядеться, так сказать, вступить в права. И вот я здесь... – Дорси помолчал, вертя пустой бокал за ножку.

– Но, позвольте, – метаморф припомнил адрес на конверте, – д’Орсэ и Дорси...

– А! – Альбер не дал ему договорить. – Все очень просто. Наша ветвь фамилии, как выяснилось, эмигрировала в Англию во время беспорядков Французской революции, там и обосновалась, а имя трансформировалось на местный лад. Затем предки в прошлом столетии неожиданно решили вернуться на историческую родину, и фамилия пережила еще одну экзекуцию в смысле начертания и восприятия на слух. Вот, глядите. – Альбер оторвал клочок салфетки, щелкнул ручкой и написал «цепочку трансформаций» наследственного имени: d’Orsey (фр. д’Орсэ) – Dorsey (англ. Дорси) – Dorsy (фр. ДорсИ).

– Видите, почти как у Байрона, – посмеялся Дорси, – семейство английского пиита происходило, между прочим, от французских Биронов...

– Да, впечатляет. – Метаморф почувствовал, что настал момент для его излияний, легенда нуждалась в закреплении. – А я эксперт-искусствовед. Вот, прошу! – Джерри извлек из кармана заготовленную карточку.

Дорси принял ее, внимательно разглядывая и читая имя Джерри вслух: «Жеральд о’Коннель... Антикварный дом Друо...» Солидное заведение! А сами из Ирландии, что ли?

– Н-ну... что-то вроде, – засмеялся перевертыш. – Скорее всего, повезло с предками. Видимо, католики, бежавшие от расправы англичан. Значит, у нас с вами имеется что-то общее – предки-эмигранты, ха-ха! Называйте меня просто Джерри, – бокалы вновь наполнились и зазвенели.

– ...Знаете что, Джерри, – студент уже был не то чтобы под хмельком, скорее просто развеселился и расслабился от вина, – я вот думаю, а не загнать ли всю эту пошлую роскошь? Домишко, в общем-то, развалина, красивая, не спорю, но привести ее в пристойное состояние мы точно будем не в состоянии, пардонэ-муа за каламбур! Как думаете, а?

– Не горячитесь. Выход есть, – перевертыш чувствовал себя Робин-Гудом – защитником обездоленных. – Я к вам с деловым предложением. Фирма поручила мне заняться оценкой ваших, так сказать, антИков. В доме масса вещей, достойных самого пристального внимания. Мы готовы выставить их на аукцион, разумеется, за полагающийся процент. Но уверяю вас, дом просто напичкан редкостями, вы сможете наверняка покрыть расходы с вырученного. Что скажете?

– Хорошая идея... – протянул Дорси, в глубине души мечтавший избавиться от такого рассыпающегося сокровища. – Давайте для начала выберем все самое ценное и перспективное. Прямо утром и приступим. Думаю, вы правы, ценностей много. Живопись, кажется, превосходная...

– Кажется, да! – метаморф оживился. – Например, портрет, который мы видели... Не возьмусь, конечно, утверждать, но техника мне показалась просто удивительной, что-то напомнило... Кстати, не знаете, кто там, на портрете? – перевертыш затаил дыхание, ожидая ответа.

– Вы о «нехорошей» картинке? – Дорси пожал плечами: – А ляд его знает! Если судить по костюму и обстановке – ренессансное что-то, хотя надо бы внимательно осмотреть и при дневном свете – а вдруг это просто очередная поделка школы романтикь! Вы у нас знаток, вот завтра и скажете! – он засмеялся, но внезапно осекся. – Только, знаете, есть в этом портрете что-то тревожное, даже отталкивающее. Идиотизм, конечно, смысловые галлюцинации, только эта треклятая личность с портрета внушает мне странное чувство, что в доме еще КТО-ТО есть! Я даже, знаете, стараюсь реже мимо проходить, чтобы ЕГО не видеть, или чтобы ОН не видел меня... Бред... Иногда мне кажется, что у него глаза – живые! И следят... Не хотел бы я такого в знакомцы...

Они еще немного посидели молча, допили свое вино.

– Ну, – проговорил Джерри, – время позднее, денек выдался не самый легкий, свет вырублен, остальное доломаем завтра...

– Пожалуй. Послушайте, вы где остановились? Может, переберетесь ко мне? Ну, с электричеством у нас неважно пока, но это поправимо, попробуем разобраться в ближайшее время. А так все, что нужно, имеется, устрою вас наилучшим образом. И работать будет проще, и мне как-то спокойней, да и веселей. Как, согласны?

– Спасибо за предложение! Согласен, завтра перевезу вещи из городка. Ну, а теперь спать?

– ОК! Пойдемте, провожу вас наверх, в комнаты.

Дорси взял со стола свой тяжелый подсвечник и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Чтобы добраться до лестницы, они должны были пройти мимо треклятого портрета. Дорси с опущенной головой, стараясь не смотреть по сторонам, быстро прошел мимо картины, перевертыш не удержался и вскинул на портрет глаза. Альбер давно ушел вперед, оставив Джерри в полумраке.

На картине мало что можно было разобрать, скорее контур, силуэт, лицо – совсем немного. И вот, скользя взглядом по поверхности холста, Джерри почудилось, что глаза того, кто на портрете, вцепились в его взгляд, два огонька, странных блика отразилось в этих глазах, словно они были живые – они перемещались вслед за его движением! У Джерри похолодело все внутри. Смысл произошедшего он понял хорошо, и нечего строить иллюзии – началось! Перевертыш с трудом оторвался от этого взгляда, двинулся дальше и нагнал своего провожатого уже у самой лестницы.

3.

Раньше, наверное, это была комната для гостей поместья, причем не самых знатных – две смежные комнатки, крохотная гостиная и собственно спальня с умилительно узенькой, «девичьей» кроватью, расписанной по спинке и изголовью облупившимися цветами. На постели лежало аккуратно сложенное белье и тусклого оттенка шерстяной плед.

В гостиной имелся небольшой камин, выложенный диким камнем, – судя по внешнему виду, в нерабочем состоянии. Еще наличествовали столик на кривых ножках, шкаф, забитый книгами в смутно мерцающих позолотой переплетах, и совершенно неуместный жестяной умывальник с позеленевшим от старости краником.

В комнатах было холодно, сыро и ощутимо пахло плесенью.

– Устроит? – неуверенно осведомился Дорси, потянув носом и негромко, по-кошачьи, чихнув. – М-да, завтра надо будет подыскать что-нибудь получше... На склеп смахивает. И как тут коротали дни мои высокочтимые предки – подумать страшно! Хотя у них же был полон дом прислуги, все работало, блестело и сверкало...

Он повозился, вытащив из гнезда одну свечку и прилепив ее расплавленным воском к краю стола. Поводил подсвечником туда-сюда, извиняясь, пожал плечами:

– Чем богаты... Нет, завтра точно надо будет тут все обшарить и устроиться покомфортнее. Хорошо все-таки, что вас сюда занесло... А то сижу один, как в фараоновой пирамиде, честное слово. Приятных кошмаров! Если что – я обосновался через три двери налево. Приходите, будем бояться вместе. Вы страшные сказки знаете?..

– Целую кучу, с национальным колоритом и философским подтекстом, – фыркнул перевертыш.

Наследник громкого имени рассыпался серебристым смешком и скрылся в темноте коридора. Какое-то время метаморф еще слышал его шаги по скрипучим половицам, потом вдалеке негромко хлопнула дверь. Перевертыш остался в одиночестве посреди огромного, запущенного и такого таинственного дома.

Он подошел к окну. Сквозь стекло и густой туман ему едва удалось различить качающиеся под ветром деревья и какие-то далекие огоньки. Похоже, былые владельцы поместья больше всего желали уединения.

Постельное белье, когда Джерри попытался разобрать его стопку, на ощупь было отвратительно сырым. Скривившись, перевертыш сгреб эту тряпичную кучу в охапку и швырнул на пол, настроение у него безнадежно испортилось – надежда на приятный отдых и уютный сон в теплой постельке испарилась окончательно.

«Завтра съезжу в город и куплю туристический спальник, – решил он. – Трехслойный, с подогревом. А еще фонарь и компас, чтобы не заблудиться».

Плед в зелено-красную клеточку оказался хоть стареньким, но вполне целым и теплым. Перевертыш, не раздеваясь, завернулся в него, усевшись на узкой постели и привалившись спиной к резному изголовью.

«Зеленое с красным в здешней истории – цвета рода Стюартов, – вдруг подумалось ему. – А в Сфере Хайбории – клана Майлдафов...»

– Так что, остаешься? – ехидно осведомился примолкший было внутренний голос. – Ты ж вроде перепугался до медвежьей болезни и намеревался смазать пятки, если я ничего не путаю? Предварительно облегчив рассеянного хозяина на что-нибудь ценное и портативное? Вечером был эксперт-искусствовед, утром сгинул неведомо куда. Дверь в родной бордель ты ж отыщешь безошибочно. Скажешь Мадам – перепутали заказ, с кем не бывает. Забудешь неудавшееся приключение, как страшный сон. Поскольку оценщик из тебя аховый, а единственный звонок в торговый дом Друо убедительно докажет – никакой О’Коннель у них не числится.

«Смыться – дело нетрудное. Но как же принятый нами аванс? И Альбер – он будет один-одинешенек в этом фамильном склепе, наверняка кишащем призраками?.. Наедине с Портретом?»

– Дались тебе и портрет, и Альбер, – холодно отпарировал голос. – При твоем воинствующем эгоизме и себялюбии только и заботиться о ближних своих! Здесь его владение – пусть он и расхлебывает свои неприятности.

«Есть картины и Картины, – задумчиво откликнулся метаморф. – Так же как просто двери и Двери. Или зеркала. Мы оба понимаем и знаем: этот образчик живописи – явно из тех, что обожают выкидывать потусторонние трюки. Я уже сталкивался с подобным. Альбер – никогда. Есть в Дорси есть что-то удивительно наивное и милое... Жалко бросать его на произвол судьбы».

Голос издевательски заржал – в точности с интонациями Конана.

– Джерри, ты окончательно чокнулся! Все, что тебя окружает, ты расцениваешь как вероятного партнера по постельным игрищам! И не надо ссылаться на специфику работы! У тебя самого уже крыша поехала, ты просто не можешь остановиться! Что, Норта забыл? Память стала коротковата? Освежить?

«Не надо...» – метаморфа передернуло.

Огромный пустынный дом потрескивал и таинственно поскрипывал, хлопала где-то незакрытая форточка, завывал ветер в дымоходах. Вместо задутой свечки перевертыш сотворил плавающий в воздухе голубоватый «болотный огонек», холодный и неяркий, и теперь сидел, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Выпитое вино бродило в голове, пальцы помнили ребристый хрусталь тяжелого бокала, ноздри щекотал сладковатый запах диванной кожи. Как, должно быть, приятно – привольно раскинуться на таком диванчике, забросив ноги на подлокотник, наслаждаясь холодной упругостью выделанной шкуры, ласково льнущей к разгоряченному телу...

«Притормози на повороте, дружище. Тебя опять заносит куда-то не туда».

Сон упорно не шел. Виновато ли было сместившееся время – с южного берега, где властвовал полдень, метаморф угодил прямиком в вечерние сумерки – или сама ситуация, или место было неподходящим, но спать не хотелось категорически.

Хотелось пойти и еще разок взглянуть на Портрет. Хотелось страстно, до рези в сердце, до дрожи и головокружения, которое охватывало перевертыша в присутствии некоторых личностей, ставших для него особо притягательными.

«Не ходи. Это – начало игры. Если ты рискнешь по глупости сделать ход, он передвинет свою фигуру. Он опытнее тебя и хитрее. Ты – всего лишь пешка. Не ходи, Джерри, добром тебя прошу. Ложись и спи. Пофантазируй, если тебе от этого станет легче. Подумай об Альбере. Об этих прозрачных, ясных глазках, о его смешливой улыбке и неуклюжей грации».

...В свете голубоватого огонька метаморф сам себе казался привидением, неслышно скользящим по коридорам. Он опасливо замер на всходе огромной парадной лестницы, несколькими пролетами спускающейся в гулкую и темную пещеру главного зала. В камине тлели догорающие поленья. Джерри зажмурился, вызывая в воображении ослепительный блеск тысячи свечей в люстрах, парики и кринолины, бриллианты и ордена, золотое шитье и серебряную канитель, шелк и атлас, сладкие переливы музыки и кружащиеся пары.

«Ах, пленительное прошлое. Жаль, что не мое. Я нездешний, я не отсюда».

Высоко под потолком что-то прошуршало. Может, летучая мышь, а может, потревоженный призрак былых хозяев или спешащий по своим делам домовой.

Вот она, цель и загадка. Широкая рама в завитках, потемневший от времени холст, изрезанный трещинками.

Третий раз в любой легенде – решающий. А он пришел сюда именно в третий раз. Пришел сам, добровольно.

Кто там, на старинной картине? Чей облик медленно выступает из мрака прошлых эпох, освещенный переливчатым мерцанием колдовского «болотного огонька»?

«Вот будет смешно, если этот тип – всего лишь плод разыгравшегося воображения художника...»

Богатые одежды, темные длинные волосы, глубоко посаженные глаза, тяжелый, сумрачный взгляд, рука на рукояти оружия, блеск сапфира в перстне...

«Кто ты? Я боюсь тебя... меня тянет к тебе – так бабочку тянет к гибельному огню...»

Ответ обрушивается с сокрушительной силой, не ведающей преград и ураганом проносящейся через сознание перевертыша.

Ослепительно сверкающее солнце в синем небе. Вопли, треск, горький запах дыма. Скрежет сталкивающегося и ломающегося железа. Щелчки арбалетных выстрелов. Пронзительное, ввинчивающееся в уши конское ржание. Ругань со всех сторон. Скользкая рукоять скьявоны, кажущейся неподъемной. Ноги разъезжаются, теряя опору, скользя то ли в крови, то ли в грязи. Злость, азарт, вера в собственное бессмертие. Чей-то визг. Взмах, блок, удар, немеющая рука. Силуэт башни, качающейся в небесах. Боль под ребрами. Темнота.

Джерри отлетел назад, въехав спиной прямо в острый выступ колонны.

Пыльная тишина пустого особняка вымершей фамилии д’Орсэ.

– Свет и тьма, не тронь меня... – привычное спасительное заклинание кажется жалким.

Еле заметная презрительная усмешка незнакомца на портрете.

Перевертыш разворачивается и бежит вдоль длинного коридора к спасительной лестнице, унося с собой пережитый страх и томительное предчувствие грядущего безумия. Что-то слегка ерошит ему волосы холодным прикосновением – сквозняк или мечущиеся по усадьбе духи?

Он взлетает по ступенькам, не ощущая под собой ног. Проносится мимо отведенной ему комнаты, лихорадочно вспоминая, где должен жить Альбер. Остановившись перед нужной дверью, пытается успокоить сбившееся дыхание, поднимает руку, чтобы постучать. Пусть это нелепо, пусть унизительно – но все лучше, чем сидеть одному в холодной комнате, похожей на тюремную камеру. И вспоминать пережитое.

Дверь открывается мгновением раньше, чем его судорожно сжатые в кулак пальцы касаются старого дерева. Альбер в дурацкой пижаме в синюю полосочку стоит на пороге, держа свечку и полусонно моргая.

– Я почему-то так и думал, что вам там не понравится, – сообщает он, подавляя зевок. – Что, призраки через окно в гости полезли? Представляете теперь, каково мне было коротать тут ночку одному? Заходите. У меня как раз есть свободное кресло и бутылочка красного.

Одной бутылки на двоих явно было мало, но спускаться вниз, в Охотничий зал, как Дорси назвал большой нижний холл, никому не хотелось. Студент раздобыл где-то в доме переносную жаровню удивительной старинной конструкции и за уик-энд жизни в усадьбе вполне освоился с хитрой наукой ее растапливания – в его комнате было тепло и уютно. Через полчаса болтовни полузнакомых людей ни о чем хозяин усадьбы начал откровенно клевать носом. Мучить его своим обществом дальше было бы просто жестоко.

Спать в старинном, широком кресле-канапе, больше смахивающем на диванчик, оказалось довольно удобно. Посреди ночи перевертыш очнулся от стука дождевых капель по стеклам, подбросил в печку щепок и завалился обратно.

Снов он не видел. Разве что перед самым пробуждением мелькнула невнятная картинка – он сам, сидящий на перилах открытой галереи и тоскливо смотрящий на проливной дождь. Там, во сне, он ждал, когда его позовут, – и знал, что сегодня этого не случится. Он опять провинился перед кем-то, и поэтому остался в одиночестве, наедине с шелестящим косым ливнем и мокрым двором.