Был хмурый, уже отдававший приближающейся зимой осенний вечер. За окном темнело, хотя на часах было только лишь около семи. Легкий туман, тянущийся от реки, постепенно захватывал улицу за улицей, из-за чего Нью-Йорк превращался в какой-то магический город.
«Осень в Нью-Йорке мало чем отличается от других времен года – небоскребы ведь не могут сбрасывать листья, которыми можно шуршать, небрежно шагая по парку в неизвестном направлении. И если в других городах осенью на улицах можно встретить буйство красок и форм, то здесь кажется, что город погружен в вечный траур. Любое отклонение от темных или приглушенных тонов режет глаз...»
Мак устало откинулся на спинку кресла и, развернувшись к окошку, устремил свой взгляд на город. Он смотрел, как здания одно за другим погружались во тьму, тут же вспыхивая мириадами огней. Каждый раз, наблюдая за этим действом, он забывал о проблемах и неприятностях. Казалось, он слышит тысячи голосов, что шепчут ему успокаивающие слова. Мак вздохнул, нехотя оторвав взгляд от окна, и вновь повернулся к столу.
«...Город – это огромный муравейник, чья жизнь, однако, никогда не прекращается даже после заката. Люди, словно насекомые, торопятся куда-то, что-то делают... У каждого есть цель, но с высоты птичьего полета невозможно понять, что они хотят, чем живут. Их движения имеют смысл только для них самих...»
Мак еще раз прочитал только что написанное в дневнике. Он всегда хотел высказать те мысли, что роились у него в голове, но довериться смог только бумаге, да и то о многом он не рассказывал даже ей.
Сегодня он хотел выплеснуть накопившееся за неделю, но не мог: мысли путались, глаза немного болели от долгой работы за компьютером. В какой-то степени именно по этой причине в его офисе горела приглушенным светом настольная лампа. Но и ее свет был чересчур ярким, из-за чего Мак слегка щурился – и вокруг глаз образовывались мелкие морщинки.
Мак отвел от лампы свои зеленые глаза, которые в полутьме офиса казались черными, и посмотрел на стену. Там на столике у стены, где в рамках висели различные грамоты и дипломы, стояли фотографии ребят. Его команды. На почетном месте стояла фотография с Эйден.
Мак стал собирать фотографии после ее убийства и того несчастного случая с Доном. В госпитале Стэлла сказала ему, что «мы заботимся друг о друге», и тихо потом добавила: «...как это принято в семье». Мак был согласен с ней: во всяком случае, для него его команда была всегда важнее всего на свете. Он не мог вообразить свою жизнь без них. А тем более он никогда не мог даже в страшном сне себе представить, что когда-нибудь ему придется выбирать между ними.
Мак тяжело вздохнул и подошел к столику. Там в простой серебряной рамке стояла еще одна фотография: он и Дэнни на праздновании его, Мака, дня рождения. Тогда они здорово выпили, во всяком случае Дэнни, который был под конец праздника просто никакой, и Маку с Доном пришлось его отвозить домой и приводить в чувство.
Мак поджал губы и перевел взгляд на другую фотографию. На ней были он и Пейтон. Их тогда щелкнул местный фотограф. Это был романтический ужин в итальянском ресторанчике, который закончился прекрасной ночью любви. И Мак был счастлив – он наконец-то смог перебороть то чувство вины, которое все эти долгие пять лет душило его, не давая сделать ни шагу. Стэлла ему как-то сказала, что Клэр вряд ли бы хотела, чтобы Мак горевал по ней и закрылся от внешнего мира. Да и он сам прекрасно это понимал, но перебороть себя не мог.
Ему нравилась Пейтон: она была умной и красивой женщиной, хотя и с причудами: впрочем, как и все патологоанатомы. Ребята тоже были рады за него, но что-то Мака все время беспокоило, и он не мог понять, что именно, пока однажды, совершенно случайно, не заглянул в шкафчик Дэнни.
Мессер куда-то повел Линдси – то ли в очередной китайский ресторан, то ли просто погулять по парку, – но второпях забыл как следует захлопнуть дверцу шкафчика. А так как эти все шкафы были старые, то жили зачастую своей жизнью и не всегда желали нормально закрываться.
Как бы то ни было – Мак, зайдя в раздевалку, заметил это и без всякой задней мысли решил захлопнуть шкафчик, но что-то там мешало это сделать. Тогда он решил открыть дверцу, чтобы найти причину. Каково же было его удивление, когда он заметил на внутренней стороне свою фотографию. А затем увидел бланк заявления об увольнении. И хотя бланк был девственно чист, не было никаких сомнений, для чего он здесь; ведь Дэнни был не таким человеком, чтобы держать подобные вещи из прихоти или на всякий пожарный. Все это значило только одно – Дэнни всерьез думает об уходе из полиции.
Однажды он уже чуть было не ушел. Дело было после той перестрелки, в которой погиб коп под прикрытием. Дэнни тогда наделал много глупостей, в том числе вопреки советам Мака, и вознамерился поговорить со Службой внутренних расследований. В конце концов все разрешилось, но когда Мак возвращал Дэнни табельное оружие, он увидел, как ему тогда показалось, в глазах молодого криминалиста дикое нежелание его брать. Позже Дэнни подтвердил, что эти подозрения были не беспочвенны. И вот опять.
Мак взял в руки бланк, и тут же из шкафчика вылетел еще один лист, который, видимо, лежал там же, где и бланк. Лист был весь испещрен каракулями, которые Дэнни называл почерком. Мак наклонился, чтобы положить листок на место. Но, невольно пробежав глазами по первым строчкам, понял, что это что-то вроде прощального письма, которое Дэнни написал для него. Мак тяжело опустился на скамейку и принялся читать.
«Мак,
Прости меня за то, что не поставил тебя в известность о своем решении, но это МОЕ решение, и ты ничего не смог бы изменить.
Для меня это тоже тяжелый шаг, но иначе я поступить не могу. Я знаю, что ты любишь Пейтон и счастлив с ней. Я искренне раз за тебя, за вас обоих, но сам я не смогу находиться рядом с тобой, видеть тебя с ней.
Скорее всего, ты сейчас сидишь у себя за столом, нахмурив брови, и качаешь головой, потому что тебе кажется, что логики в моих словах нет. Но для меня она есть. Я люблю тебя. На бумаге мне это написать проще, чем говорить это тебе в лицо. Потому я и ухожу. Прости...
Дэнни Мессер».
Мак, прочитав написанное, долго сидел неподвижно. А очнувшись, вернул все на место и с силой закрыл дверцу. Но вот так же закрыться от произошедшего, так же вернуть мысли на место он не мог. Он давно знал, что молодой криминалист неравнодушен как к женскому полу, так и к мужскому, но Мак никогда даже не мог предположить, что Дэнни влюблен в него. Это просто не укладывалось в голове. И отнюдь не потому, что любовь между двумя мужчинами была чем-то извращенным.
Будучи морпехом, Мак знал, что это такое, и так же, как и Дэнни, в молодости встречался и с парнями тоже. Однако, встретив однажды Клэр и полюбив ее всею душой, он уже не думал ни о ком другом.
Мак всегда считал, что Дэнни воспринимает его как отца, и не мог предположить ничего иного. А теперь оказывалось, что все гораздо серьезнее.
Сначала у Мака появилось желание поговорить с Дэнни обо всем этом с глазу на глаз, но он быстро отбросил эту идею. Он решил подождать. Каждый день он с ужасом ожидал, что ему принесут и положат на стол заявление от Мессера, но тот, видимо, тоже колебался и не спешил делать опрометчивых поступков.
Прошло уже полмесяца с того момента, как Мак прочитал злосчастное письмо. И все это время детектив Тайлор думал и анализировал свои чувства, пока наконец не понял, что и сам был влюблен в Дэнни уже давно. В парне его привлекала непосредственность, чувствительность и открытость. Казалось невероятным, как в нем, выросшем на бандитских улицах Нью-Йорка, сохранились эти качества.
Но, осознав все это, Мак оказался в трудном положении: ему предстояло решить сложнейшую задачу, этакий любовный треугольник – оставаться с Дэнни или с Пейтон.
С одной стороны, начни он ухаживать за Пейтон, ему не были бы страшны пересуды и не пришлось бы скрывать эти отношения. Они вели бы спокойную семейную жизнь. К тому же Мак хотел иметь детей. Но с другой стороны, связав себя узами с Пейтон, он потерял бы Дэнни. Не только как любимого, но и как хорошего криминалиста.
С другой стороны, если он бросит все ради Дэнни, то тут могут возникнуть – и даже наверняка возникнут! – проблемы, множество проблем. Ведь им будет нелегко ужиться вместе. Да и к подобного рода отношениям вряд ли в лаборатории отнесутся спокойно; а значит, их придется скрывать, что станет серьезным испытанием для Дэнни: ведь подобные вещи не в его характере.
Так Мак и стоял, изучая фотографии в полутьме офиса и пытаясь решить эту формулу любви, когда в дверь негромко постучали. Мак оглянулся – это была Пейтон.
– Мак, я могу войти? – спросила она тихим голосом. – Мне нужно с тобой поговорить.
Мак кивнул и указал жестом на диван. Что-то в голосе Пейтон его насторожило – уж больно он был обеспокоенный.
– Послушай, – начала она неуверенно. – Мы с тобой встречаемся уже несколько месяцев, но я чувствую, что между нами есть какая-то недоговоренность. Создается ощущение, что ты колеблешься. Я сначала подумала, что у тебя еще кто-то есть, я имею в виду – другая женщина, но сегодня я услышала разговор Стэллы и Дэнни.
Мак вздрогнул.
– Она убеждала его не уходить, а он бросил, что не может... Мол, это личное...
Мак тяжело вздохнул и опустил голову.
– Он... он ведь из-за тебя... из-за нас, да? – выдохнула наконец Пейтон.
Мак только кивнул.
– Он любит тебя... А ты его?
– Пейт, я не знаю. Я уже ничего не знаю... – в тоне Мака сквозила безнадега и усталость. Он сам пытался ответить на этот вопрос.
– Значит, да, – резюмировала собеседница. В кабинете повисла пауза. Казалось, атмосфера накалилась, хотя кондиционер был включен на охлаждение.
– Дай, угадаю: ты не можешь сам решить эту задачку, – продолжила наконец Пейтон, изучающе глядя на старшего детектива.
– У этого уравнения слишком много знаменателей, – тихо прошептал Мак, глядя на фотографии в углу. – Я не могу разорваться, но и выбрать не могу.
– Что ж, наверное, мне следовало догадаться раньше. Но я облегчу тебе задачу: меня переводят в криминалистическую лабораторию Лос-Анджелеса. У них там как раз появилось вакантное место. В конце концов, патологоанатомов хороших много, а талантливых криминалистов, таких, как Дэнни, – мало.
– Пейт... – попытался ее остановить Мак, но он только покачала головой.
– Это мое решение, Мак. И так будет лучше для всех. Для тебя, для Дэнни, для лаборатории.
С этими словами Пейтон вышла из офиса Мака. Тот еще какое-то время сидел неподвижно, а потом подошел к телефону и набрал внутренний номер Стэллы. Расспросив ее, он понял, что ей удалось отговорить Дэнни от идеи с увольнением.
– Я ему просто посоветовала не торопить события. Обождать денек-другой.
Мак только вздохнул:
– Ты знала.
Стэлла только хмыкнула в трубку:
– О чем? О переводе Пейтон или о ваших чувствах друг к другу?
– И о том, и о другом, – ответил Мак.
– Мак, я же тебя знаю лучше, чем кто-либо еще. А что касается Дэнни – он никогда не умел прятать свои чувства, – голос Стэллы был полон нежности, что явно указывало на то, что мысль об отношениях Мака и Дэнни ее не пугает.
– Где он сейчас? – спросил Мак.
– Любуется городом. В этом вы похожи... Иди к нему, – произнесла Стэлла и повесила трубку. Мака долго уговаривать не пришлось; накинув на себя пальто, он быстрым шагом направился к лестнице, ведущей на крышу.
На улице шел снег. Первый снег. Он ложился на землю и тут же таял. Когда Мак поднялся, он увидел Дэнни. Тот стоял и смотрел вдаль. Мак подошел и обнял его – Дэнни вздрогнул, напрягся, но тут же успокоился.
– Мак... – только и смог произнести он, тяжело дыша. Казалось, парень вот-вот расплачется.
– Ты... Пейтон...
Мак только покачал головой.
– Ее переводят отсюда в Лос-Анджелес.
– Но ты же любишь ее!
Мак ничего не сказал, а только мягко развернул Дэнни за плечи. Встретившись с пристальным взглядом голубых глаз, Мак улыбнулся и одними губами прошептал:
– Я люблю тебя и только тебя. И это мое решение.