Поднимем бокалы за маленького черно-белого мальчика,

который хотел уехать из дома – получилось;

который хотел стать известным – получилось;

который хотел обладать величайшей женщиной Талига – получилось.

Но он так ничего и не понял.

Так выпьем за то, чтобы несмотря ни на что он тоже был счастлив!

© Modo_

Кэртиана

Над площадью повисла тишина, готовая разразиться пушечным салютом и ревом фанфар. Дикон начал мысленно считать до ста.

«Король может быть не прав, Талигойя всегда права», – говорил отец. Дик Окделл останется в столице, ему не придется возвращаться в замок, где не живут, а доживают. Рана затянется, и тогда он сделает то, что должен... А Эстебан наверняка грызет локти от зависти...

Зачем ему понадобился этот мальчишка? Недоставало забот, кроме как возиться с юным, наивным созданием, чья голова доверху напичкана ракановской чепухой, идеями о несправедливости бытия, глухой, застарелой обидой и ненавистью к своему новому эру.

Возможно, память о том дне, когда он сам стоял на площади в окружении однокорытников и вся будущая жизнь представлялась светлой и радужной, полной побед и подвигов, заставила Рокэ Алву, Первого маршала Талига, встать и выкрикнуть имя сына убитого им человека... Потому что иначе у униженного, но не сломленного герцога Окделла будущего не было. Все его надежды и мечты были погребены под нагромождением чужой лжи, чужих мыслей, чужих убеждений и чужих интриг. Отправить его сейчас с позором домой значило окончательно погубить его жизнь, превратить настороженного, оскорбленного мальчишку, из которого еще может выйти достойный человек, в непримиримого врага короля и Талига, в безвольную марионетку, управляемую матерью и кансилльером.

А возможно, хрупкая, мальчишеская фигура разбудила другие чувства... Возможно, когда Ричард стоял там, такой одинокий среди множества людей, в герцоге проснулось желание защитить, оградить от всех бед, спрятать в своем доме... в своем сердце.

И он не подвел, он принял вызов, он вышел вперед, предпочтя службу врагу позору возвращения домой. Леворукий знает, какие стремления двигали парнем, но он плюнул в брезгливые и трусливые лица Людей Чести и Лучших Людей.

Вызывающая роскошь, которой окружал себя маршал, была пощечиной всем Людям Чести, но ответить на нее Дикону было нечем. Оказавшись в чужом богато обставленном кабинете, Ричард ощутил жгучий стыд за изъеденные жучком панели надорских залов, вытертые ковры, тусклые окна с маленькими стеклами. Повелители Скал доживали свой век чуть ли не в нищете, потомок предателя, погубившего великую Талигойю, купался в золоте. Это было несправедливо, но разве справедливо, что отец погиб, на троне сидит Оллар, а законный потомок Раканов ютится в Агарисе, ожидая наемных убийц?!

– Садитесь, юноша, – разрешил Pокэ, бросаясь в закрытое блестящей черной шкурой кресло. – Итак, начнем с ваших обязанностей. Их у вас нет и не будет. Меньше, чем оруженосец, мне нужен только духовник, которого у меня, к счастью, не имеется. Тем не менее три года вам придется жить под моей крышей. Ну и живите на здоровье. Вы вольны распоряжаться своей персоной, как вам угодно, но поскольку вы – мой оруженосец, – герцог пододвинул к себе кувшин и плеснул в высокий узкий бокал темно-красной жидкости, – вам придется соответственно одеваться. О вашей одежде позаботятся слуги. Глаза у вас серые, а волосы темно-русые, так что черное и синее вас не погубит, хотя не сказал бы, что это ваши цвета, – герцог посмотрел вино на свет. – Деньги у вас есть? Насколько мне известно, дела в Окделле идут не лучшим образом...

Да никак идут дела в этом нищем Окделле, о чем, разумеется, Рокэ был осведомлен. Но было так забавно наблюдать за озирающимся по сторонам мальчишкой, непривычным к богатству и роскоши. Он пытался не замечать окружающего великолепия, упрямо отводил взгляд, старался смотреть только на своего эра, но взгляд невольно цеплялся за резьбу, обивку и роспись, а непослушные ноги отказывались ступать на дорогие ковры. Усилием воли он твердо шел вперед, необычайно напоминая сейчас своего отца.

Намеренно небрежно и высокомерно Алва проинструктировал своего оруженосца насчет его дальнейшей жизни и отпустил устраиваться. Проявлять дружелюбие было бы чересчур, он ему не товарищ, а враг. О чем оба прекрасно знают. И пусть Повелитель Ветров не желает ничего дурного Повелителю Скал, к чему показывать слабость, которой нет?

Впрочем, сохранить равнодушный вид до конца не получилось. Мальчишка где-то умудрился поранить руку, пришлось с ней разбираться. К счастью, сосредоточив все внимание на том, чтобы не заорать от боли, проблеска истинных чувств своего эра Дик не заметил.

Как и следовало ожидать, в первые же дни мальчишка вляпался в неприятности. Щенок Колиньяр не упустил случая поиздеваться над провинциальным простачком Окделлом, и до того оскорблявшим Эстебана одним своим видом. А когда Ричард стал оруженосцем Первого маршала, то и вовсе раздразнил всю высокородную свору с обеих сторон. И если одни будут просто с раздражением отводить свои верноподданные носы, осыпать оскорблениями и насмешками, да еще постараются убить, то с другими все было не так легко.

Оказавшись под опекой Алвы, Ричард вполне мог научиться думать и смотреть самостоятельно. И что самое страшное, делать правильные выводы. А это совсем не нужно его опекунам и покровителям. Даже этой кошке Катарине он будет необходим только как дополнение к воздыхающей по ее особе свите. Пройти мимо такого наивного цветочка она, конечно, не сможет. Удивительно, как до сих пор не начала строить глазки и ему. Хотя Ее Величество у нас вечная страдалица, в присутствии этого чудовища Дорака или ненавистного любовника с презираемым мужем впридачу глаз поднять не смеет. Любопытно, как скоро она организует «тайное» свидание в аббатстве?

Так вот, с первыми справиться легко. Как только поймут, что Рокэ Алва не допустит, чтобы за три года службы с его оруженосцем приключился какой бы то ни было «несчастный случай», отстанут.

А вот вторые... Вторые постараются окончательно задурить мозги помешанному на справедливости и чести мальчишке, трактуя эти самые справедливость и честь к своей выгоде. И именно от них Дикона придется оберегать в первую очередь. Потому что мертвый Окделл для них более выгоден, чем неуправляемый Окделл.

Отыграть кольцо и четвероногое недоразумение, почему-то именуемое лошадью, было нетрудно. Гораздо сложнее оказалось заставить своего упрямого оруженосца забрать их назад, да еще и всучить ему деньги. Впрочем, в данном случае помогли идеалистические понятия Ричарда. Он должен был подчиняться своему эру, и потому кошелек ему пришлось взять. Конечно, он был этим недоволен, но, закатные твари, к Леворукому его недовольство!

История с кольцом Эстебана Колиньяра ничему не научила. Он продолжил насмехаться над Окделлом и получил желаемое: тот вызвал его на дуэль. Да еще не одного, а всю свору разом! Конечно, Дик не сказал об этом Алве и конечно, тот обо всем узнал. Вытащить мальчишку из этой заварушки было еще проще, чем из предыдущей. И приятнее. А еще было забавно видеть его смущение, когда Рокэ начал расспрашивать о причинах дуэли.

Пожалуй, пора кончать хотя бы с одной стороной наивности Окделла.

– Ричард!

– То, что делают все достойные молодые люди, – блеснул зубами Рокэ Алва, – сцепился с не менее достойными молодыми людьми. Ричард, забирайте письмо и поступайте в распоряжение барона и баронессы.

Немного позже, стоя у окна кабинета, Рокэ провожал взглядом отъезжающих Капуйль-Гизайля и Окделла. А обычно молчаливый Хуан все-таки не стерпел и спросил:

– Соберано, зачем вы отправили его к этой женщине? – верный слуга и преданный друг, он слишком хорошо знал своего господина.

– Я не совращаю младенцев, – криво усмехнулся Первый маршал, – он должен сам сделать выбор и имеет право знать от чего придется отказаться. Если решит отказаться.

Взгляд Рокэ остановился на портрете Катарины Ариго и Фердинанда.

– Принуждение не доводит до добра, мой друг. У нас не было выбора, ни у меня, ни у нее, и ты знаешь, каков результат.

В этот день Ричард не вернулся. Утром тоже. К вечеру второго дня герцог велел принести вина и закрылся в своих покоях. Как приехал Дик, он не слышал.

Юноша поднялся к себе, немного постоял посредине комнаты, решил подыскать себе какую-нибудь книгу, вздохнул и направился в библиотеку, но судьба уготовала ему другое развлечение. Когда Ричард забрался на третий этаж, послышался звон, перешедший в стремительную мелодию, к которой присоединился голос... Ричард осторожно пошел на звук... Музыка доносилась из освещенной одним лишь камином комнаты, дверь в которую была распахнута, Дикон переступил порог и обнаружил своего герцога.

Рокэ в черной расстегнутой рубахе сидел у огня, обнимая какой-то странный инструмент, и отблески пламени плясали по полированному дереву. Перед герцогом стоял кубок, на ковре валялись пустые бутылки. Хуан соврал, Алва никуда не уезжал, просто он был пьян.

Конечно, он услышал его шаги и позвал юношу к себе. А потом смотрел на неуловимо изменившееся лицо, расслабленную позу, смущенные жесты и восторженные глаза своего оруженосца. А еще напоил его «Черной кровью» и пил сам. Пил и пел. Для него. Звонкие, тревожные кэналлийские песни, любовные баллады, смысла которых Ричард не понимал, потому что не знал языка, и это было хорошо. Ни к чему Окделлу знать, какие чувства он будит у своего эра.

А потом была война, на которую Ричард сначала и не надеялся попасть. Были общие друзья, общие враги, возрастающее недоверие, некое подобие дружбы и юношеское восхищение талантами Первого маршала.

Все это сильно изменило Дикона. Юноша стал взрослее, умнее и наблюдательней. И стал больше доверять своему эру. Однако до того, чтобы окончательно сломить отчуждение, было еще очень далеко. На войне не до личной жизни, да и Ричард еще не был готов. Конечно, страсть Алвы способна расплавить и камень, но что произошло бы утром? Истерика, поспешное бегство, обвинения в попытке обесчестить?

Скорее всего. Поэтому приходилось ждать. Ждать и потихоньку приручать своего дикого звереныша.

Однако есть ли у них на это время? Мальчишка влюблен в свою королеву, а та...

А та с удовольствием пудрила мозги оруженосцу своего любовника. Восторженный юноша помчался на долгожданное свидание и скушал восхитительное вранье.

Да только просчитались вы немного, Ваше Величество! Вы не предусмотрели чрезвычайно радушного трактирщика, который принялся потчевать вашего потрясенного поклонника, усадив его в тихом уголке. А сам между тем не менее шумно приветствовал другого молодого человека, также торопящегося к аббатству.

И Дикон, привлеченный звуком знакомого голоса, осторожно выглянул в зал и, особо не таясь, пошел вслед за очередным Человеком Чести, упавшим к вашим ногам. Конечно, он не смог бы пройти в аббатство, да он и не стремился. Он все-таки научился кое-чему на войне и, ругая себя последними словами за проснувшиеся подозрения и недоверие, обошел вокруг, перелез через каменную стену и увидел ваши страстные поцелуи. И конечно, первым порывом было бросится к вам и потребовать объяснений, но он просто не мог тронуться с места, не мог отвести взгляда от пылких объятий и откровенных ласк. Он слушал ваши стоны и не мог поднять руки, чтобы закрыть уши. В конце концов он просто убежал назад, в трактир, где выпил залпом едва ли не кувшин вина и, не разбирая дороги, отправился домой.

А вы, увлекшись, ничего не услышали, хотя шума убегающий юноша произвел достаточно.

А дома два конюших обсуждали стати Моро, и Ричард Окделл, которого они не заметили, узнал, что однажды его эр поднял своего коня на дыбы, чтобы пуля, которая должна была попасть в юношу, попала в жеребца.

Было ли все это случайностью? Кто знает.

А вот что точно не было случайностью, так это эр кансилльер и кольцо с ядом. Да, даже обманывавшую его Катари Дикон был готов защищать до последнего.

– Раз вы пришли, налейте мне вина.

– Так что все-таки произошло? – Герцог сидел в кресле спиной к огню, темноволосую голову окружал багровый нимб.

Дикон машинально тряхнул кистью, смахивая несколько темных капель, брызнувших на руку. Новый перстень блеснул алой искрой и тут же погас. Еще утром его не было. А днем Окделл посетил Штанцлера. Значит...

Неужели мальчишка совсем ничего не понимает?

Хм. Кое на что он все-таки способен! Спросить то, о чем давно хотел узнать, – на это тоже нужна смелость. Впрочем, смелости у него всегда было достаточно, чего не скажешь об уме. Или, вернее, о жизненном опыте. Трудно мыслить разумно, имея неверные исходные данные, а проблема как раз в этом и есть. И угораздило же связаться с таким наивным существом! В юности все не слишком мудры, но Леворукий знает, почему ему понадобился именно Ричард Окделл! Пусть бы его воспитанием и дальше занимались матушка с кансилльером. Нет, надо было привязаться к мальчишке и, смешно сказать, не осмеливаться даже коснуться...

– Эр Рокэ, как умер мой отец?

Потрясение на лице оруженосца было несколько комичным, и в другое время Алва бы рассмеялся. Но сейчас... Дорогой, ты не знал, что это была линия? Да, твой отец погиб на дуэли. Что еще тебе интересно?

Рокэ протянул руку с бокалом. Ричард, не соображая, что делает, наклонил кувшин. В мерцании камина льющееся вино и впрямь казалось черной кровью. Маршал задумчиво посмотрел бокал на свет и поставил на инкрустированный сталью столик. Он делал так почти всегда, но сердце Дикона чуть не выпрыгнуло из груди. Алва смотрел куда-то вдаль, и оруженосец видел безупречный профиль, озаряемый непоседливым пламенем.

– Хочешь спросить что-то еще?

Да, он многое хочет узнать.

– Эр, почему вы не сказали мне, что пуля, которая попала в Моро, предназначалась мне?

– Юноша, это же было очевидно, – пожал плечами Алва, – и я вам не эр.

Однако Ричард проявил несвойственное ему в общении с Первым маршалом упрямство.

– Эр, вы должны были мне сказать...

– Юноша, я ничего вам не должен.

Рокэ усмехнулся и добавил:

– К тому же мне было любопытно, сколько покушений на вашу жизнь должно произойти, прежде чем вы их заметите.

– Но эр...

Алва вопросительно поднял бровь. Ричард тут же растерял всю решительность и исправился:

– Монсеньор... сколько?

– Окделл, вы научились слушать? Вероятно, скоро научитесь и смотреть.

Не обращая внимания на насмешку, Дик повторил:

– Сколько?

– По крайней мере пять, раз вы сегодня так настойчивы.

Пять? Когда? Мысль о том, что Алва готов был пожертвовать своим жеребцом ради его, Ричарда Окделла, жизни, отказывалась укладываться в голове. Но не это сейчас беспокоило больше всего. Его опять обманули. Может не прямо, а просто утаив, но от этого не становилось легче. Пусть матушка могла не сказать, но эр Август и дядя Эйвон... Знают ли они? Как глупо, конечно знают.

Дикон все так же машинально, почти не глядя, что делает, наполнил второй бокал.

Он не мог отвести взгляда от руки, сжимавшей темный хрусталь, руки, убившей отца, Эстебана, Адгемара... Это было страшно, смотреть, как ничего не подозревающий человек пьет яд.

Человек, который не единожды спас ему жизнь. Человек, который ни разу ему не солгал.

Внезапно приняв решение, Ричард развернулся к секретеру, схватил второй бокал и залпом выпил. Алва одним движением рванулся из кресла и ударил оруженосца по кисти, выбивая уже пустой бокал. Брызги алатского хрусталя засыпали паркет, перемигиваясь в пламени камина. Рука безвольно повисла вдоль тела, наверное, она должна была болеть, но Окделл ничего не чувствовал. Он только посмотрел Рокэ в глаза и прошептал:

– Эр, не пейте вино. Оно отравлено.

Два пальца в глотке Дикону не понравились, впрочем, как и его желудку, который не помедлил расстаться со своим содержимым. Сунув отплевывающемуся юноше платок, Повелитель Ветров дернул за витой шнур, передал Ричарда подошедшему на звонок Хуану и покинул комнату.

Принимать заботы слуг было мерзко и унизительно. Окделла заставили выпить еще кувшин вина, повторили процедуру с пальцами, напоили каким-то отвратительным на вкус отваром и уложили в постель. На сопротивление сил не осталось, пришлось подчиниться. То ли яд был сильнее, чем сказал эр Август, то ли это просто нервы.

Как ни странно, заснул он почти сразу, а когда проснулся, уже было позднее утро, и эр Рокэ сидел на краю его кровати.

Мерзкое ощущение стыда затопило юношу, но неожиданно мягкие и теплые губы не дали ему вымолвить и слова, а руки сами потянулись к плечам Алвы.

И только сейчас Ричард понял, чего не хватало ему все это время. К чему он стремился, обманываясь мечтами о королеве, что никак не давало покоя и заставляло ходить вслед за эром буквально по пятам.

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что надо бы попросить Рокэ пощадить Катари, но она тут же уплыла, вытесненная другой, что и это тоже, как и все остальное, было обманом.

Еще о многом хотелось спросить и многое узнать. Все вопросы, которые он ранее не осмеливался задать, буквально вертелись на языке, потому что стало совершенно ясно, что ему ответят. Но безумный поцелуй и не думал заканчиваться, все сильнее затягивая в водоворот страсти.

Потом Ричард будет смущаться и вспомнит, как боялся этого момента и стеснялся сальных шуточек офицеров. И Алва, оказавшийся терпеливым и нежным любовником, будет мягко иронизировать, высмеивая его страхи и опасения.

Но это потом, а сейчас во всем мире существовали только они, два человека, которые внезапно обрели доверие и любовь.