Не уходишь. Нет. Не упрекаешь.

Как песок сквозь пальцы...

– Добрый день, – сказал Гил Гриссом, входя в лабораторию. – Я смотрю, у нас новый сотрудник? Приветствую вас, молодой человек. Давайте знакомиться. Как вас зовут?

– Грэг, – улыбнулся техник, отрываясь от микроскопа. – Грэг Сандерс.

– Как, простите? – проблемы со слухом уже тогда донимали Гриссома, а в лаборатории было еще и достаточно шумно.

– Сан-дерс, – повторил юноша чуть громче и снова улыбнулся. – Как «песок».

– Песок? – переспросил Гриссом, внимательнее посмотрев на нового сотрудника.

...Золотистые кончики волос, карие глаза, легкий загар на коже. И сам весь теплый, искристый, ускользающий... Действительно, как песок.

Господи...

– Очень приятно, – буркнул Гриссом себе под нос. – Гил Гриссом, старший на кладбище. Я еще зайду, а пока у меня много работы...

И ушел.

* * *

Через год

– Так значит, говоришь, песок? – улыбается Гил, придвигаясь ближе к Грэгу.

Можно было все на свете отдать за это – когда тебе никуда не надо спешить и когда просто валяешься в кровати с Грэгом Сандерсом, пытаясь отдышаться; оба вы мокрые от пота, потому что буквально пять минут назад вам было ужасно жарко... А пока не восстановились силы, хочется просто расслабленно лежать, не разрывая объятий, и говорить друг другу всякую милую ерунду. Например, про песок...

– Почему же, – так же полушепотом отвечает Грэг. – Если в поэтическом смысле – это уже песчаный берег или вообще морской пляж...

У Гила аж дыхание перехватывает. Боже ты мой, как точно.

Морской пляж. Волны, ритмично бьющие в берег, уносящие в неизвестность, кружащие голову; жара – до пота, до солнечного удара; запах моря – соленый, зовущий, будоражащий; и конечно, песок – горячий, скользкий, текущий между пальцами...

– Ну и самомнение у тебя, Сандерс, – ласково шепчет Гил и добавляет: – А хотя, ты знаешь... Похоже...

* * *

Через два года

– И еще один замéр, – говорит Гриссом и переворачивает песочные часы. – Следи, пожалуйста.

– Слежу, – отзывается Грэг, не сводя взгляда с часов. – А почему мы не взяли обыкновенный хронометр?

– Так надо, – глубокомысленно отвечает Гриссом. – Не отвлекай меня, следи...

– Да слежу я, – отвечает Грэг тоном, слегка выходящим за рамки субординации. – А часы тебя... не отвлекают?

– Что?

– Часы, – улыбается Грэг. – Ты вот на них сейчас поглядываешь – и наверняка думаешь обо мне?..

«Я всегда о тебе думаю», – говорит про себя Гриссом, но вовремя спохватывается.

– Это еще почему? – он старается добавить в тон строгости. – Потому что песок?

– Кстати, не только напрямую песок... В переносном смысле – еще и как раз песок в песочных часах. Или говоря литературным языком – оставшееся время жизни...

Гриссом на минуту застывает в молчании.

– Серьезно? – переспрашивает он автоматически, делая пометки в записях.

– Ага, – кивает Грэг. – Часы переворачивать?

Гриссом отзывается не сразу. А когда отзывается, то отвечает невпопад:

– Ну да... правильно... Ты – все мое оставшееся время жизни...

И спохватившись, что сказал это вслух, быстро добавляет:

– А часы – да, переворачивать. Делаем еще один замéр.

* * *

Через три года

Гриссом сидит в больничном коридоре, обхватив голову руками. Молча.

«Неужели всё? Неужели осталось совсем немного?»

Кэтрин подходит неслышно, мягко трогая Гриссома за руку:

– Гил... ты меня слышишь? Не переживай... все будет хорошо...

Гриссом еще сильнее обхватывает руками голову. Только бы не сорваться! Только бы не накричать на Кэтрин, потому что именно по ее милости произошел этот взрыв; а теперь она еще говорит, что все будет хорошо! С ней и правда хорошо. Она не пострадала. А Грэг...

Глаза от закипающих слез режет так, словно в них песок. Песок... Горячий, убегающий сквозь пальцы... Нет. Не надо. Только не уходи.

– Гил, – снова тормошит его Кэтрин, – очнись, Гил... Вот увидишь, он выдержит.

В ее голосе звучит такая уверенность, что Гриссом открывает лицо и смотрит на нее:

– Почему ты так думаешь?

– А ты знаешь, что означает его фамилия? – улыбается Кэтрин.

– Песок, – автоматически отвечает Гриссом, ощущая, что во рту пересыхает, как в пустыне.

– Не только, – в голосе Кэтрин слышится странное тепло. – Ты привык общаться научными терминами, и совсем не знаешь нашей разговорной речи... Это еще значит – «мужество, стойкость, выносливость». Так что ты еще увидишь, Гил... Этот мальчик достоин своей фамилии.

И она оказалась права.

* * *

Через четыре года

– Поздравляю вас, коллега, – говорит Гил полушепотом, беря руки Грэга в свои. В кабинете никого нет, только слышно, как в комнате отдыха шумит веселая компания. Действительно, повод для праздника есть, и немалый: Грэг Сандерс стал криминалистом. Команда по этому поводу даже открыла шампанское. Но самому Грэгу не до шампанского. Гораздо сильнее его опьяняет тот факт, что Гил Гриссом держит его за руки. На работе.

– Поздравляю тебя, мой мальчик...

А потом Гил вообще делает нечто несусветное. Он притягивает Грэга к себе и касается губами его щеки.

На работе!

– Поехали домой?

Грэг вздрагивает от этого напряженного шепота и обнимает Гила в ответ.

Они стоят, обхватив друг друга, – молча. И не слышат, как тихо приоткрывается входная дверь.

– Гриссом, я хотел спросить, ты не ви... О!!!

Джим Брасс прямо у входа застывает от шока, не веря своим глазам.

А когда покрасневший Грэг пулей вылетает в комнату отдыха, Джим прокашливается и говорит, не пряча улыбки:

– А знаешь ли ты, Гил, что фамилия этого мальчика в одном из переносных смыслов значит еще и «ставить кого-то в затруднительное положение»?

– Да я уже три года нахожусь в этом положении, Джим, – спокойно отвечает Гриссом.

– ТРИ ГОДА?!!! – Брасс опять застывает в шоке. – И никто ничего?!

– Надеюсь, – усмехается Гриссом. – Но действительно – надо же, как время бежит? Как песок сквозь пальцы...

Он выходит из кабинета, оставляя Джима в полном недоумении.

А потом едет домой, зная, что Грэг уже ждет его там, и думает:

«Действительно, я в кои-то веки оказался в затруднительном положении... Но, боже мой, наверное – хватит таинственности. Потому что далеко не все имеют привычку стучаться, входя в мой кабинет!»