На кухне, получив белый порошок, он замер над ним. Дальше – если судить по устной инструкции – все было просто. Но жопой он очень хорошо чувствовал, что не вполне. Потому что вроде бы и пропорции ясны, и температура дана, но – в первый раз – для дорогих гостей? Ох, как себя жалко! И здоровья своего жалко. Короче, ну в упор не верилось в собственные силы.
– Мужик, а мужик!
– Ну тебе-то что? – нервы у него реально были на пределе, а тут еще эта писюха малолетняя. Подарочек, блин! Он набрал в шприц чуть больше кубика темной жидкости и отправился в комнату. – Ну?
– А не умеешь – не берись! – радостно сообщила писюха, звеня цепочкой, которая с одной стороны замыкалась на ее тощей лодыжке, а с другой – на батарее. – И вообще я отлить хочу!
– А можно подумать, ты умеешь? – он посмотрел на писюху недоуменно. Та сидела на диване, капризно поджав и ноги, и губы, и особого желания скандалить не выказывала. Как и желания звонить родителям или в милицию.
– Ты мой бэг не выкинул еще?
– Че?
– Хуй через плечо! – слишком она для малолетки... активная, что ли? – сумку мою! Мужик, не тормози, а то винта ты точно не сваришь!
– Не выкинул.
– Так тащи сюда.
Малолетняя шлюшка против взрослого мужика? Да бояться вроде как нечего... Он притащил ее с вокзала по совету Ашота, которому хотелось оторваться по полной и который не хотел почему-то иметь дело с профессионалками. А на девицу точно указали пара знакомых на Мосбане – дескать, и пьет, и ворует, и миньетиком в сортире не гнушается – а главное, у нее точно никого нет. Да и выглядит – очень даже ничего. Хипушка, блин, лапушка. А вот сумка у нее увесистая. Он швырнул сумку на диван. Глаза девицы тут же загорелись, и из рюкзака она потянула плотно упакованную сумочку. Открыла.
– Вот. Держи.
Химик протер глаза. В руке девица держала фурик, наполовину полный прозрачной жидкости с чуть желтоватым оттенком.
– Прибери челюсть, мужик! И пусти меня в сортир! Ну варщик, варщик я... Как и ты, вроде. Если хочешь, унеси шмотник – не скипну.
– Раздевайся.
– На фига?
– Мне спокойней будет.
Химик привык общаться с такими вот девочками – здесь уже давно ценилось общение без фени.
– Отцепи – разденусь.
Она еще и торгуется. Вот ведь!..
– Руку давай.
– А? – писюха увидела шприц, и глаза у нее загорелись. Всю аж передернуло. Она обняла себя руками, скрипнула зубами. – Погодь, не гони. Тебе ж винта сварить надо? Так? Так хрен мы с тобой сварим, если я под дозой буду. Или моего хватит? Сколько надо-то?
Химику надоело ронять челюсть. Он забрал у чуда рюкзак, отщелкнул наручник.
– Раздевайся. Все равно здесь тепло.
Свитер. Свитер. Еще водолазка. Джинсики-клеш. Рейтузы. Бляяя! Это пацан! Челюсть заклинило. В голове прояснилось. Ну и хам! Бля! Хотя... Хотя способы есть... И Ашоту понравится. Химик унес все вещи «гостя» и приволок тапочки. Пацан с интересом осматривался. Лет ему на вид было... Явно меньше шестнадцати. И в тапочках его ноги просто тонули. Мальчики тоже гостили у Химика. Случалось. Но решать будет Ашот. А наглое явление природы уже шлепало на кухню. Увидело количество, присвистнуло... Взялось за свою лабу.
Мальчик действительно был варщик от бога. И не прошло и сорока минут, как заказанное количество стояло на подоконнике. А вот как бы ему сказать... А, хрен с ним! Само устаканится. До явления гостей дорогих оставалось чуть больше часа.
– Надо попробовать, типа, – сообщил парень, перебирая раствор. Цвет был фирменный.
– Пойдем в ванную, – сказал Химик.
Пацана явно потряхивало с кумаров. Но в ванной он обалдел – до него, похоже, в полноте дошло, что эта квартира не так давно была питерской коммуналкой и что он видел только условно «свою» комнату и кухню, а в остальные и не заглядывал даже. И что-то мелькнуло в его глазах – в глазах оборвыша с Московского вокзала. Он еще раз встряхнул головой и выдал:
– Слушай! Давай ты все здесь оставишь, а я сам... А то я помыться хочу... А тебя стесняюсь...
– А вида, в котором ты был, не стесняешься? – спросил Химик. – А качели хочешь? Хрен с тобой, мойся, я позже зайду.
До появления дорогих гостей осталось не так много времени. У Химика уже давно стоял слабо и редко – он предпочитал смотреть. И Ашот этим пользовался. Нагло и по-хозяйски. Пока парень мылся, Химик перебрал винт и расфасовал по шприцам – машины он помнил в лицо. Осталось выяснить, едят это или нет. По всем приметам выходило, что винт – качественный. Но закон есть закон. А по закону варщик пробует первым. Так что Химик побрел в ванную. Вымывшись, парнишка стал выглядеть еще мельче. Сейчас ему на вид было лет тринадцать... Что, впрочем, мало кого волновало.
– Ну что, покачаешься?
– То есть?
– То есть одновременно.
– Вау! – сказал парень.
– Ты себе в вену попадешь?
– Ну!
Потом осталось только вынуть его из ванной. Химик пожалел, что слишком поздно сообразил. И еще порадовался, что в квартире топят. Мальчика качало из кайфа в кайф – и, судя по всему, никакая посторонняя подготовка ему не требовалась. Парень уже был готов – ко всему. Едва Химик пристроил пацана, в дверь позвонили. Дорогие гости прибыли.
Гости заценили раствор. На самом деле дорогих гостей к Химику ходило всего трое – Ашот, Рустам и Захид. Зато гости были и в самом деле дорогие. И весьма. Пол-Питера держали Ашот с товарищами. И это трубой повыше, чем известная всем Садовая-Сенная и улица Дыбенко. Вторая половина делилась на много частей. Но это уже значения не имело – здравствуйте, гости дорогие.
Гости дорогие втрескались и заценили, а потом, некоторое время спустя – захотели развлечься. Когда открылась дверь, Химик не уронил челюсть в последний за вечер раз. Найденыш лежал на тахте и дрочил – задумчиво и отстраненно. Член у него был еще не взрослый, но зато вполне себе стоящий. А вот пластика – недетская. Захид поймал Рустама за плечо. А Химику стало любопытно.
Распахнулись темные блестящие глаза от прикосновения, на миг вспыхнули испугом, и – все. То ли мальчик принял правила игры. То ли было здесь лучше, чем на Мосбане. А Химику было интересно, он взял стул и присел в дверях. И Захид, и Рустам страшно увлеклись новой игрушкой, они гладили ее и разглядывали. Ашот просто смотрел. Нет, не просто – давал короткие тихие реплики на своем языке. Четыре волосатые лапы на мальчишечьем теле... Смотрелось диковато. Игрушка была покорной и пластичной. Мальчик прогибался, кажется, именно так, как его хотели прогнуть. Ашот что-то сказал, и Рустам сорвался с места. А Захид начал раздеваться. Ему тоже что-то сказали, и он отошел.
– А тэпэрь сам сэбя, – Ашот обратился к мальчику. Тот мотнул головой. Непонятно – отказываясь или еще почему. Тогда Захид подошел, взял мальчишечью ладонь и положил правильно. Развел костлявые коленки и – одним своим пальцем накрыв два пальца пацана – ввел их внутрь. Глаза опять распахнулись. Мальчишка сжался. Тут произошло то, чего Химик, похоже, и ждал. Требовательный взгляд Ашота устремился на него. Химик умел понимать взгляды. Химик пошел за баяном. Когда же вернулся, ситуация кардинально изменилась. Честно говоря, на какой-то момент даже ему стало дико.
Имел мальчика Захид – посадив на себя, заломив назад тонкие руки, властно, требовательно и очень медленно. Ашот сидел и дрочил. Рустаму в этой радости, кажется, было отказано. Ашот снова тихо что-то сказал, и Захид начал медленно наклонять мальчика к его хую, все сильнее выламывая руки. Тот – похоже – пассивно сопротивлялся, и тогда Захид сильно поднял ему руки, толкнул в спину и одновременно прибавил и темп, и амплитуду. На тощем животе пацана время от времени прорисовывался изнутри твердый предмет. Едва ли не под ребрами. Видно было недолго – его нагнули совсем вперед, и Ашот начал ебать его рот. Коротко сказав что-то Рустаму.
Время у торчков разное – особенно личное. Поэтому бы ни в жизнь Химик не сказал, сколько это продолжалось до момента, как Захид кончил. И тогда Рустам расстегнул ширинку. Химику стало немного дико снова. Он вечно забывал об этом – с виду-то мужик как мужик, сам Химик гораздо выше, но – как сказать-то... Короче, удрал Химик в тот момент, когда Рустам встал, а Захид поднял мальчишку за ягодицы. Странный звук – между писком и воем – застал его уже за дверью. Закрытой. Баян он положил где-то там, на полочке. Кто-нибудь справится без него.
Химик догнался черным и отрубился. Вернулся он в себя, когда гости уходили. Уходили гости, надо сказать, весьма довольные. Рашид похлопал Химика по плечу. А Захид чуть постоял на пороге и сказал:
– Малшика оставь. Хароший.
Ох ты ж бля! Конец дня тут же с ужасающей четкостью всплыл у Химика в голове. Как и исторический факт, который у него не хватило бы смелости сообщить – что винт варил мальчик. Но – раз малшик остается...
Он был в полузабытьи. Он был в полузабытьи, кожа до зеленого прозрачная – и он улыбался. Кто-то заботливо укрыл его двумя ватными одеялами (одно было личное Химика) и пледом. Кто-то, похоже, мыл его ночью в ванной – в ванной было мокро. Или не только мыл? Бля, какие ломкие запястья... И как он еще живой? Химик запер дверь и пошел за бытхимией.
Это ощутилось как выстрел. Был: убийственно холодный взгляд в спину. И, потом – серая шкура косухи – сворачивающая за угол. Холодный взгляд снайпера. Химик передернулся. Угораздило их и в Питере оказаться в одном районе! Хотя... вдруг примерещилось? Но. Не мерещатся такие глаза.
Дома все было тихо. Химик заморочился. Винта еще осталось до чьей-то бабушки, и вовсе не весь он был сильно нужон. Кроме того, данное ему вчера следовало обработать и раздать по инстанции.
У Химика поганая работа. Но засада в том, что Химиком он был если не от рожденья, то лет с десяти. А когда отслужил срочную, сверхсрочную и что-то там еще, исполнил интернациональный долг и схлопотал инвалидность и пенсию – оказалось, что больше он ни хрена не умеет. На черный еще на срочной службе подсел. Это сколько ж лет назад? А... плевать.
Так или иначе, если бы Захид не позвонил, Химик бы не почесался. Но Захид позвонил, и Химик дернулся.
– Ты малшика покорми. Малака дай.
– Ага, – сказал Химик и задумался. Он с трудом помнил, что вообще едят люди. Это тоже уже было все равно. Приходили гости, клиентки – дорогие шлюхи. Чем-то они кормили Химика, он не чувствовал вкуса. И в регулярной жратве не нуждался. На ту самую улицу, по которой прогуливался недавно обладатель серой косухи и холодного взгляда. Бывший сослуживец.
Когда он вернулся в следующий раз, мальчик уже не спал. Завернувшись в полотенце (шмотки его выкинули еще вчера), он смотрел на закипающий на газу чайник. Чуть менее прозрачный, чем когда спал.
– Звонили? – спросил Химик.
Парень кивнул.
– И еще позвонят. Вот молоко, пей.
– Спасибо... – шелестящим шепотом.
Тут зазвонил телефон, есть, нет, приду через двадцать минут, деньги... Никаких завтра, деньги. Двадцати минут не прошло, позвонили в дверь. Началась привычная барыжная кутерьма. Мальчику было велено уйти на хрен в «свою» комнату и не отсвечивать. Те, эти, шлюхи, уголовнички...
Химик их не боялся. Во-первых, им нужна доза – а много ли источников черного в светлом городе Питере? Нет, это только кажется, что много. А во-вторых, Химик вообще боялся очень немногого. Побаивался – Ашотовых подручных, закона не ведающих, но они бывали как раз редко, им торчать не дозволялось. После достаточно неприятной истории с одной... Короче, они трахнули кого не надо, у Химика едва не случилось неприятностей, но Ашот куда-то надавил, в девице проснулись мозги... и так далее... Еще Химик опасался ментов – но не всерьез, так, на всякий случай.
А боялся всего двоих – того человека, с которым ему тесным казался и Гражданский проспект, и Питер, и еще одного, по профессии смерть.
К вечеру почему-то пришел Захид. Принес – с ума сойти! – среди питерской зимы – апельсинов и клубники. И пакет с вещами. И сметану. Зацепило мужика. Когда Химик углядел, какие вещи – со смеху подавился. Шортики. Белые маечки-футболочки. Белые носочки. И сандалики! (И запомнил ведь размер, как все серьезно...) Короче, хлипкий и мелкий, в этих обновках пацан выглядел совсем ребенком. Особенно над блюдцем клубники со сметаной. Явно вошел в роль.
Потом они заперлись в комнате.
Происходила мутная какая-то жизнь, в белом ангидридном дыму. Время от времени Химик осознавал ее, но не слишком часто. Ночи становились длиннее. Химик перестал выходить на улицу вовсе, Ашот организовал снабжение едой – гонял шестерок. А Химик варил на поток, потому что... ну в общем, потому что. Тонкости высокой торговли и дилерской политики были выше него.
Винт варили только для своих. То есть, пока свои, они же гости дорогие, были заняты, винт долго никто не варил. Пока мальчик не начал задыхаться.
Химик раньше не видел таких больных. Парень сидел не на кровати, на табуретке, локти уперты в колени, плечи почти к ушам, и натужно, с короткими стонами, дышал. Губы у него были синие.
– Это еще что? – не успев подумать, спросил Химик. Ломки он видел. Ни на какую ломку это похоже не было.
– У нас... эфедрина не... или салюта?
Винтовая ломка? Не бывает. Химик заметил, что перед парнем, на полу – какой-то странный металлический баллончик с загубником.
– Ингалятор... кон... – дышать ему было нечем. Глаза кричали. Химик бросился звонить Захиду. Первое, что цензурного сказал Захид, было – ты врэмя выдишь? Химик увидел время, времени было три часа ночи. Выслушав, Захид помолчал. Потом сказал – вызывай доктора. Химик бы еще помаялся, но парень начал закатывать глаза. Тогда Химик вызвал неотложку. Неотложка спросила, кто и что.
– Готье, – полувыдох, полушепот, – Никита, пятнадцать, бронхиальная астма, стаж двенадцать лет, вторая тяжесть.
Ждите, сказала неотложка. Да пусть обойдется этот визит в сотню. Химик рванул убирать кухню. Скорая и в самом деле приехала быстро, за полчаса. Фельдшер увидел Никиту Готье, поднял глаза на Химика и едва не выдал загиб. Как долго? Химик пожал плечами. Укол, еще укол. Никита порозовел, задышал – с чудовищными сипами. Пошевелил глазами.
– Чуть не уморили ребенка, – сказал фельдшер, – ну что, едем?
Никита покачал головой. Неожиданно.
– Хм? – удивился фельдшер. – Пишу отказ от госпитализации?
– Дядь Леш, скажи ему, – чуть стонущим голосом сказал Никита. Услышал когда-то и запомнил. И срочно надо было врать, – за мной мама приедет... завтра.
– Ах, мама... – фельдшер покачал головой. Ясно, что он думает о маме, которая где-то ездит, о дяде, не знавшем, что у ребенка астма, и вообще о мире. Он опять раскрыл свой чемоданчик, набрал еще два шприца, двушку и пятерку. Еще один внутривенный укол, один внутримышечный. Никита стал дышать еще ровнее.
Химик пошел провожать неотложного медика.
– Приступ не должен повториться. Вы купите ему ингалятор, на всякий случай, не нравится мне эта мама, беротек при такой тяжести. И если мальчик научится делать себе уколы... Он у вас часто гостит?
Химик на всякий случай кивнул. Далее последовала инструкция, какими именно лекарствами следует запастись... эфедрин на крайний случай... смеяться не хотелось. Доктор написал список. И никакой сотни.
– Химик, – сказал через час больной, – меня зовут Ники.
Утром приехал Захид. Посмотрел на пустые ампулы, на список, покачал головой. Уехал. Зато позже прислал пакет из аптеки. Ники почему-то очень обрадовался. А Химик задался вопросом, как же выживало на Мосбане это чудо природы, без документов, без, наверное, денег, без лекарств. Оптимистично. Никому и ни на что, как и здесь, не жалуясь. А вот мысль о том, что пятнадцатилетнему пацану позарез нужно живое общение, а он здесь ни книжек не читает, ни телевизор не смотрит, в голову Химику не зашла.
За время заточения в спальне Ники прочитал все, что стояло там на полках. О чем голосом примерной школьницы сообщил – при следующем визите дорогих гостей. То бишь под Новый год. Ашот недобро фыркнул. На Новый год они, разумеется, не собирались гостить. У всех троих были семьи, Ашот вообще улетал. А Химика Новые годы интересовали только с позиций варки. Сиречь – перед Новым годом надо сварить.
Тут-то Ники и доказал, что он ребенок непростой. И откуда он вырыл в квартире это платье? И что он с собой сделал за неполный час? Чью фотографию брал за образец? Платье было немодным, но роскошным, и даже совпадало по размерам. Получилась смурная, немного долговязая, но очень красивая девочка. Лет двенадцати. Купился почему-то Рустам.
– Обуви нет, – подсказал Химик.
– Возьмем машину.
Ашот смотрел на явление природы с нехорошим подозрением. Химик начинал откровенно восхищаться Ники. Ресторан – не ресторан, но кафе-мороженое в Новый год это чудо заслужило. Захид оставил денег – тоже на подарки. Может быть, Ники прирожденный актер?
Хотелось бы это видеть. Отец с дочкой, да? Хотелось видеть, как ложечкой Ники ковыряет мороженое, как улыбается в роли, немного исподлобья. Как капризно кусает губу. Это-то откуда, блин?! Химик даже удивился. Рустам вернул Ники вовсе не поздно вечером.
Месячник ударной работы? Больше? Прошла, судя по заказам на винт, сессия. Заходил опять Захид. Приволок, как это не смешно, учебники школьной программы. Дни стали длиннее.
Ники сидел и плакал. Беззвучно. Наверняка – не первый час. Обняв коленки. Три часа назад он сварил. Диалог? Бессмысленные обмылки фраз – улица... солнце... И гадай, театр ли это в очередной раз одного актера или...
Или они пошли гулять. Говорила умная голова, не стоит этого делать. На неверном – февраль? март? – солнце блеснуло...
Собака была черная. Огромная. Дело шло к весне. Они уже шли из магазина обратно, и Ники загляделся на пса, кажется, пребывая в своей роли провинциального мальчика. Было на что смотреть. Что же за тварь такая, кавказец?
– Хасан! – от голоса мороз по коже.
И Химик увидел – не собаку. Увидел прицельные стальные глаза – битую серую кожу куртки – кепку, байкеры не носят бейсболок, но этот носил... Холодок – промеж лопаток. У него – как у всех снайперов – очень хорошая память на лица. И он уже смотрит вслед.
А Ники вдобавок еще шел всю дорогу до дома, сворачивая голову назад.
Они посрались тут же, в квартире. Потому что Ники спросил – кто это, а в карих глазах как отсветы стальные поблескивали. Засек Ники Химиков страх. Химик ничего не сказал, а потом – вмазались и забыли. Вскорости случился перебой в поставках, и кто мог – те перешли на винт и морфин, а кто не мог – ну не померли ведь? Приходила (черный, надо полагать, во всем Питере кончился разом) девочка-беда, но Химик не пустил ее дальше порога. В воздухе пахло весной все отчетливей. Наверное, это весна свернула Ники крышу. Химик, правда, не очень понял, почему Ашот усмехнулся и почему Захид ругался. И винт заказали на Московском. Лучший в Питере. Это совсем непонятно, к чему. И явились большой компанией, с двумя блядями – часов семь было, Химик пришел позже.
Захид был неприятно зол. Крутил в руках какой-то похожий на гильзу длинный пластиковый цилиндр.
Химик обслуживал. Ему было, в общем, все равно. Пятеро мужчин, две шлюшки в элит-классе. Это как же они с Московским на такой объем договорились? Захид пошел к Ники. А Ники почему-то был только в футболочке. Белой. И носочках. Судя по указаниям, имел место какой-то сценарий. Парень сидел на коленях. Терся спиной о Захидову руку. Захид нагнулся к его уху. И одновременно – игла в руке. Химик не прислушивался. Много о себе думаешь, да? Глаза Ники постепенно закатывались, передоз. Ты шлюха, говорил Захид. Мальчик кивал. Ты моя шлюха...
Винт в машине закончился. Химик выдернул иглу. Ники неожиданно тонко всхлипнул. Химик не понял. Ники еще сидел – отчего-то слишком прямо – и дрожал крупной дрожью. Захид защелкнул наручники – за спиной. Уронил на бок, усмехнулся. Ники перекатился попой чуть вверх, раскрыв ягодицы. У него стоял. Такую раскрутку на фак Химик видел впервые, даже интересно. Ники заскулил.
Захид еще раз улыбнулся. Повернул что-то в белом цилиндрике – тот задрожал – и ввел. Да это же вибратор. Дырочка захлопнулась – вибратор был внутри. Ники скулил. На лице его было что-то дикое. Он сжался в клубок, потом перекатился на спину, подмахивая. Но на спине со скованными сзади руками неудобно. Захид подставил руку. Химик вкатил ему дозу.
Ники корчился на полу.
– Ти – моя шлюха?
– Пожжа...аа...
Откуда взялась плеть, Химик не осознал. Захид вытянул Ники плетью поперек, ниже футболки. Не вставая с прихода.
– Што?
– Пожаа..лу...
– Встань!
Ники встал, коленки дрожали. Естественно. И под дрожащие коленки – плетью. Он упал – на колени, на локти, потеряв равновесие, тощей задницей кверху. Подставляясь под удар. Химик смотрел. Точно и четко плеть обрисовывала – кровянила – анус. Ники скулил. Выгибался. Да нравится ему, что ли? Потом снова упал на бок.
– Пожаалуйста...
– Што?
– Меня...
– Да?
Химик никогда не видел в Захиде садиста.
– Выеби меня... аа...
– Нет. Сначала ты оденешься, станешь на ножки... маладец...
Это был сарафанчик. С бретельками. С молнией. Бретельки и молнию Захид застегнул сам. И белые трусики. Девчачьи.
– Харашо. Ти пойдешь, так, – плеть снова под коленки, – и всем атсасешь. Харашо. Потом придешь.
Ники всхлипнул и на коленях пополз к Химику. Тот покачал головой, но Захид кивнул. А у Химика стоял в четверть силы, а остальные трахаются. Но – да – такого миньета ему не делали в жизни. Правда, что ли, пацаны в этом лучше девчонок?
Ники на коленках полз по квартире. Захид улыбался. Химик пошел на кухню. Была договоренность о догоне через какое-то время. Интересно, сколько потребуется Ники на оставшихся? Интересно, что подумают шлюхи об этой картине?
Из заморочки Химик вернулся на щелчок. Его звали, чтобы догнаться. Ашот и его гость увлеченно что-то обсуждали по-своему, одна дама отдыхала, во второй пребывал Рустам. Он всех проставил, и тут Рустам кончил. А Химик пошел до Захида. У сюжета, надо полагать, есть продолжение.
За время пути Ники сильно изменился. Распухли губы, и глаза блестели лихорадочно. На плечах были царапины, на шее – засос. Соски стоят так, что под сарафаном видно. Захид кивнул, дескать, сиди. Мелькнула мысль, а не собирается ли он подменить в дальнейшем будущем Ашота. Он притянул Ники к себе, начал ласкать, жестом велел себя проставить. Ники стонал, изгибался, о чем-то невнятном просил. Неожиданно – откуда у мужика на приходе скорость? – Захид развернул Ники к себе, стащил штаны, ткнул лицом себе в пах. И снял с него трусики. Вокруг дырочки все было красное. Хлестнул по дырочке рукой. Пошевелил внутри пальцем, не давая Ники выгибаться. Снова развернул, жопой к себе. Поставил раком.
Химик охуел. Там же вибратор. Но Захид входил неглубоко, одной головкой. Потом кивнул, дескать, догонять Ники. Кажется, будет совсем передоз. Ну вот куда прикажете колоть стоящего раком. Химик умел попадать в шею.
Кажется, одновременно с этим из Ники достали вибратор и вошли. Он закричал, долго. Захид просто надел его на себя.
– Ну. Ты моя шлюха?
– Да.
В комнате обнаружился Рустам. Захид кончил в несколько широких, сильных толчков. Рустам расстегнул штаны. Ники, кажется, вовсе уже не понимал, что с ним происходит. Рустам с Захидом что-то обсудили. Расковали Ники, он тут же начал отчаянно дрочить. Рустам разделся медленно. Химик еще раз заценил. Ники – кажется – заценил тоже. А если без смазки такое, значит, вместо смазки кровь. По идее. Особенно если одним рывком.
– Скоро неси черный, – сказали Химику, и он пошел вон.
Ночью уехали гость и одна из шлюх. А вторую нашли утром мертвой. Ашот ругался страшно. Пока убирали труп, пока то, пока се... Уехали на отходняках, затарившись черным, и изрядно злые. А Ники сидел в ванной и песенку пел. Мелодично. Совершенно бессмысленно.
– Совсем крыша поехала? – спросил Химик. Ники открыл дверь ванной. Вода была розовая, а он – очень довольный. Мурлыкал.
– И на хрена?
– А здесь я шлюха, – ответил Ники.
Химик поморщился. Поехала крыша, нет ли. Чего судить. Ну, убил и убил, все равно все уже разрулили. Хотя таким довольным он парня точно не видел. Может быть, это и есть Ники-настоящий? Вот ведь бред какой.
И все было тихо, и все было гладко целых два дня. А потом стоял Химик на кухне, форточка, как обычно, открыта, потому что в воздухе жесткая химия, ацетон и ангидрид. И потянуло сквозняком. В горле встал горький ком страха, и Химик налил стакан холодной, из-под крана, воды. Не помогло.
У смерти были длинные раскосые глаза. И рост полтора метра. И восемь пальцев на обеих руках. И высоченные кожаные не то ботинки, не то сапоги. Глюк? Хрена! Просто у смерти милая привычка приходить через окна.
– Химик, – сказала смерть, точнее, сказал, – тебя ведь узе бири?
Он очень странно выговаривал букву «л». И «ж» тоже. Вид у смерти был безмятежный. А у Химика, надо полагать, бледный. Химик кивнул. Потом выговорил:
– Что-то случилось?
Смерть улыбнулся криво.
Очень захотелось взять саперную лопатку и выкопать могилку. Мааленькую.
– Черный! Ты знаешь, мое дело третье, я себе не хозяин, ничего не решаю...
Гость кивал на каждое третье ударное слово монолога. Слушал внимательно. Потом поднял плечо.
– Я – тозе.
– Что – тоже?! – переспросил Химик.
– Не ресаю, – улыбка у него была... чудесная.
Приговором. А где-то в квартире хлопнула дверь. Гость посмотрел на Химика – Химик обернуться боялся. И глаз гостя, щелчком расширившихся зрачков, боялся тоже.
А в коридор вышел Ники. В белой маечке, шортиках, сандаликах и белых носочках. Наклонил голову, глядя на гостя. Гость неожиданно улыбнулся.
– А не пойти ли тебе на хуй? – спросил Ники.
Химик тихо ахнул. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Черный улыбался, не разжимая губ. Даже начал смеяться. У Химика перед глазами плыло от страха.
– Ну?!
– Хоросо, – улыбнулся Черный, – Химик. Я со Стасей. А Гразаданка... (очень смешно он это слово сказал) остается. Пока. Пусть.
Химик закашлялся. Он хотел предложить гостю раствора, но потом подумал, что, во-первых, это бестактно, а во-вторых, эта... это... Это существо может и обидеться. А обидевшись, убить. Не сильно напрягаясь. Не вставая со стула. В полкасания. Больно. Ходила за Черным такая слава. Он же убийца, по случайности оказавшийся варщиком.
...И в составе группы поддержки конкурирующей организации.
Мимо Химика шло нечто, похожее на игру в гляделки. Не Ники со смертью было состязаться. Потом Черный вдруг расхохотался звонко и встал. Стоя, он был ниже – даже миниатюрного Ники. Что-то между ними произошло, что ли? Ники сказал:
– А через дверь можно?
Черный ухмыльнулся, кивнул и вышел. Через дверь. И у Химика подкосились ноги. Ники ржал в голос. Кажется, он не понял. Пиздец таки случился.
Химик в аэропорт не поехал. Захид и Ники разговаривали еще вечером, очень долго. Кажется, Захид сделал попытку уговорить Ники поехать с ним на Кавказ. Ники отказался. Захид принес ему вещи, помог собраться. В самом деле влюбился, что ли, дядька? А Ники – уже у дверей, качал головой, говорил, что никуда не поедет. Тогда Захид пообещал, что вернется. Пусть в другом статусе, пусть через год.
У Ники черным полыхнули глаза. Кажется, у него на через год были другие планы.
Ничего так и не случилось с Гражданским проспектом. Квартира Химика больше не была самой надежной точкой. Но и только. Точкой-то он оставался. И Ники был, судя по растворам, где-то на этой земле.
Вечеринки теперь устраивал Рустам. А Рустам о Ники не вспоминал. С Ашотом что-то случилось.
Химик понял, что у его личной смерти глаза не черные и не узкие.
Серые. Как и предполагалось.