Плюс тридцать в тени.

Город одуревает от жары; не успевшие отцвести тюльпаны вянут на глазах, воздух над раскаленным добела тротуаром дрожит и колеблется. Торговцы, порой выглядывая через витрины на опустевшие улицы, сонно моргают, провожая взглядом редких туристов, осмелившихся выйти на солнце. Никто не зазывает покупателей – лень.

Что поделать – август.

Нужно дождаться вечера, пока жар от остывающих камней не вольется легким дымком в голубые сумерки. Затихшие улицы постепенно наполнятся шумом, зажгутся фонари. Можно будет заваривать чай, зажигать огни лампочек на витринах и ждать посетителей.

Византия! Сгущающиеся сумерки, нежные, прозрачные, как покрывало на лице любимой наложницы султана. Шесть вздымающихся в небо минаретов Голубой мечети, с которых вскоре прозвучит призыв к вечерней молитве. Крепчайший кофе с гвоздикой, корицей и мускатом и еще Аллах знает чем...

Чем-то знакомый силуэт мужчины, словно вылепленный из уличных теней и обретший плоть за мгновение до того, как на него взглянули...

– Ле Шифр?!!

– Бонд...

Вообще-то это прозвучало почти как «вашу мать». Если не грубее. Истинно джентльменский обмен любезностями...

Неуловимое движение. Щелчок, почти неслышный... разве что им двоим.

– Опустите пистолет, Бонд... Стрелять по призракам – дурной тон. Да еще и на людях.

Еще несколько долгих секунд. Все данные тщательно анализируются, взвешиваются, раскладываются по полочкам. Дуло пистолета исчезает. Пока.

– Так вы призрак?

– А разве нет?

Плетеное кресло напротив прогибается под тяжестью – не меньше восьмидесяти килограмм костей, сухожилий, накачанных мускулов и профессиональной паранойи.

– Для призрака вы неплохо упитаны.

Узкие губы растягиваются в гримасе, изначально, по всей видимости, означавшей улыбку.

– Ваши пули, я думаю, тоже довольно... материальны. Хотя мне сказали, что вы мертвы.

Усмешка – оскал – в ответ.

– А я видел, как вам прострелили череп.

– Да, я это тоже помню.

В воздухе повисает пауза. Воздух сгущается, становится горячее, несмотря на усилия кондиционеров. Из глубины кафе спасательной шлюпкой возникает официант.

– Будете что-нибудь заказывать?

Взгляд блеклых голубых глаз опускается на чужую чашку.

– Кофе, пожалуйста.

Молодой человек исчезает.

– Доверяете моему вкусу, Бонд? – в голосе заметно добавляется иронии. – Хотя кофе здесь действительно неплохой. В других местах он почти всегда холодный.

Англичанин опять ухмыляется.

– У вас и раньше был неплохой вкус... особенно в том, что касается ядов.

Улыбка, на это раз почти искренняя.

– Дигиталис высшего сорта, да... Замечательная вещь. Мне до сих пор интересно, как вы умудрились тогда остаться в живых.

– Сначала вы. Только не рассказывайте мне про чудесное воскрешение, вы не похожи на новоявленного Лазаря. Что тогда произошло?

– Почему я должен вам про это рассказывать?

– Потому что иначе я вас убью.

Сделать глоток кофе, просмаковать вкус...

– По-моему, вы настроены это сделать в любом случае.

Снова улыбка – вспыхивает и угасает почти мгновенно.

– Так продлите себе жизнь. Возродите мою веру в необыкновенное.

– Трудно поверить, что вы не в курсе.

– Ну а вдруг?

Тяжелый вздох, взгляд в сторону...

– Ну хорошо, слушайте... Мне, как вы и сказали, прострелили череп. Я очнулся в больнице, где меня приняли в объятия работники вашего ведомства, которые объяснили, что мне сказочно повезло остаться в живых и что я буду оставаться в этом прекрасном состоянии и дальше, если дам им всю необходимую информацию. Все остальные, как мне сказали, погибли. Включая вас и вашу... миссис Бич. Для убедительности предъявили трупы телохранителей и Валены... Потом выволокли откуда-то раскаявшегося Матисса, потрепанного, но еще живого, вместе с тремя томами его показаний... В общем, немного поразмыслив, я последовал вашему совету. Dixi. Еще будут вопросы?

Молчание.

– Эта версия довольна логична, а значит, в чем-то вы мне явно лжете.

– Идите вы к дьяволу, Бонд.

– Это может обождать, – меланхолично. – Даже если это все так и было, вы ведь так и не объяснили, что вы тут делаете. Я предпочел бы пока продолжить разговор.

– Это не разговор, это допрос...

– Вы хотите позвонить своему адвокату?

– Это даже не смешно.

– Тогда отвечайте...

– Я здесь живу. Уже три года.

Вскинутая бровь – легкий намек на удивление, скорее всего, деланное.

– Где?

– Вам нужен адрес? В этом городе он ничего не значит. Одно из ялы на Восточном берегу. Вверх от Ускюдара, у пристани Ченгелькей.

– Неплохо...

– Не жалуюсь.

Пальцы нервно барабанят по столу. Пресечь движение, немного скованно взяться за ручку чашки под насмешливым взглядом. Левый глаз начинает дергаться, пока – не слишком сильно, но уже достаточно неприятно. И снова в воздухе повисает пауза.

– Чем вы теперь занимаетесь?

– Я же сказал. Живу.

Недоверчивое хмыканье.

– И это все?

– Это немало. – Снова слышится хмыканье. В голосе против воли появляется злость. – Нечего смеяться, Бонд, когда вам выстрелят в голову, вы будете думать точно так же. Если вам повезет выжить. Кстати, вы обещали рассказать, почему не подействовал дигиталис.

– Вообще-то он подействовал.

Непонимающий взгляд.

– И?..

– Электрошок, Ле Шифр, старый добрый электрошок... Кстати, как вас зовут сейчас?

– Намбер. Элмер Намбер.

– Это шутка?

– Вроде того, – кисло. – Но не моя.

Голова блондина склонена к плечу – почти по-птичьи. Стервятник над падалью... Все подразумевающиеся вопросы пока что остаются незаданными. Странно.

– А вас как называть?

– Джеймс Бонд меня вполне устроит.

– А как же конспирация?

– Вообще-то я не при исполнении.

– Как я мог забыть? Государственным служащим положен отпуск. Хотя, – постепенно осознавая происходящее, – значит, это действительно случайность?

Утвердительный кивок.

– Черт!..

– А вы считали, что я хочу вас разыграть? – веселое удивление.

– Откуда мне знать, чего вы хотите, Бонд?

Выразительно движение светлых бровей.

– Для начала я бы хотел знать, чем вы сейчас занимаетесь.

– Я вам уже ответил.

– А кроме этого?

Молчание.

– Мистер Намбер, я ведь все равно узнаю. Скажите лучше сами.

Молчание.

– Ну же! Что – никаких афер, никакого покера, спонсирования террористов и прочей милой чепухи? Вы считаете меня за идиота?

Еще несколько секунд тишины – и короткий лающий смех.

– Бонд, а вы и есть идиот. Вы что, не поняли, что я вам только что сказал? Мне повторить? Я сдал всех и вся. После всего произошедшего меня убьют, стоит мне только намекнуть о своем присутствии в мире живых. Вы ведь приложили к этому немало стараний, так чего же вы теперь сомневаетесь в моей благонадежности?

– Не орите, черт возьми!

Удивленные взгляды из-за соседних столиков. И правда, нужно успокоиться. Левый глаз снова начинает дергаться, хочется притиснуть пальцы к виску, но руки намертво сжаты в кулаки...

– Послушайте, Ле Шифр, – мысленно отметить этот промах, странная ошибка, – не впадайте в истерику. Вы еще посуду тут побейте. Я не ожидал вас здесь встретить. Я был абсолютно уверен, что вы мертвы. Я ничего о вас не знаю... пока, во всяком случае. У меня нет ни малейших оснований вам верить. Я могу лишь допускать, что вы говорите правду. И только.

Пауза.

– Ну и чего вы еще хотите?

– Фактов, Ле Шифр. Хоть каких-нибудь.

– Это каких же? – самообладание немного восстановилось, можно и поехидничать. – Я знаете ли, тоже не ожидал вас здесь увидеть. Даже паспорта с собой не захватил. У меня только одно доказательство...

Непонимающий взгляд.

Ставшие непослушными пальцы терзают ворот рубашки.

– Та самая пуля?

– Да... Врач, который вытащил ее из моих мозгов, сказал, что таких случаев – один на миллион. Но, как вы понимаете, ни заключения хирурга, ни медицинской справки у меня нет. Что вам нужно? Мои поддельные документы, сделанные вашими же специалистами?

Взгляд голубых глаз становится все более сумрачным. Потом, совершенно неожиданно, англичанин смеется.

– Мексиканская ничья, – почти что с удовлетворением.

Да, наверно, это действительно забавно. С чужой точки зрения.

– Хотя, – отсмеявшись, – если вы так боитесь за свою жизнь, почему у вас нет ни одного телохранителя? Или я их просто не вижу?

– Потому что человек с телохранителями привлекает куда больше внимания, чем обычный турист. И вызывает куда больше подозрений.

– Логично. Опять.

– Вас это удивляет? Не можете найти повод застрелить меня прямо здесь?

– Намбер, убить вас мне не мешают ни свидетели, ни отсутствие повода.

– А что мешает? – с некоторым любопытством.

Снова улыбается. Потягивается, как огромный сытый кот. Откидывается на спинку кресла, смакует очередной глоток кофе.

– Я в отпуске. Я дал страшную клятву никого не убивать. Целых две недели...

– Замечательно, – саркастично. – Теперь я знаю, сколько мне осталось жить.

Прищуривается, наклоняется вперед. Голубые глаза под белесыми, будто выцветшими от солнца ресницами на мгновение вспыхивают.

– Честно говоря, узнай я, что вы живы, на пару лет раньше, не стал бы ждать и минуты. Как вы думаете, почему мне не сказали, что вы живы? Я бы добрался до вас, несмотря на тех, кто обещал вам безопасность, и отрезал бы вам яйца... и все остальное тоже.

Взгляд глаза в глаза, как тогда, за карточным столом. По щеке ползет кровавая слеза, но лезть за платком нельзя – это против правил.

– А что изменилось сейчас?

Взгляд противника неуловимо меняется.

– Время, Намбер, время. На данный момент вы для меня неактуальны!.. Хотя это вовсе не означает, что я не откручу вам голову, если окажется, что вы хоть в чем-то мне солгали. Придется за вами присмотреть.

– Посмотрели бы вы лучше достопримечательности. Хотите, я куплю вам путеводитель?

– Спасибо, у меня уже есть один. Там нет совершенно ничего интересного...

– Да, я должен был догадаться, что история вас не интересует.

– Меня всегда больше волновал сегодняшний день.

– Я же для вас неактуален... – пауза. – Или вы уже передумали?

Англичанин невозмутимо пригубливает свой кофе. С сахаром.

Надо же, он любит сладкое. Чудеса, да и только.

– Ле Шифр, хотите, я куплю вам лимон?

– Это еще зачем?!

– Тогда вам не придется прикладывать столько усилий, чтобы выражать свое глубокое отвращение ко мне. Процесс пройдет сам собой.

– Идите вы к черту, Бонд!

– Это уже было.

– Истина не устаревает...

– И что есть истина?

– Истина, Бонд, состоит в том, что вы меня достали. Во всех смыслах.

– Вы хотите, чтобы я умыл руки и дал вам и дальше тащить ваш крест безбедной жизни?

– Ну надо же... Я потрясен до глубины души.

– Ничего подобного, у вас ее нет.

– Даже так?

– Ну, если бы она и была, вы бы ее давно продали. Или отдали в залог под проценты.

– Замечательно, – немного ошарашенно. – А у вас, Бонд, душа есть? Или вы ее уже тоже кому-нибудь... сбыли?

– Вроде бы нет. Так что если не потерялась, то должна быть.

– А вы ей чаще пользуйтесь, – саркастично. – Хотя при вашей работе она должна от этого быстро приходить в негодность.

С башен минаретов раздается призыв к вечерней молитве – странно кстати. Снова в воздухе зависает пауза. Перебрасываться словами в пинг-понг, пока не заговорят пули – это ли его цель? И есть ли у него вообще цель?

– Странный вы разговор завели, Бонд. Вы, может быть, еще и в Бога верите?

– Я принадлежу к англиканской церкви.

– Это разные вещи.

– Безусловно. Но я сказал все, что знал.

– Разве это не нарушение профессиональной этики? – язвительно.

– Разве мы говорим о моей работе?

– Я уже не понимаю, о чем вообще мы говорим.

– Это предложение уйти?

– Можно подумать, мое желание что-то изменит... Объясните же, наконец, чего вы хотите.

– Я уже говорил, что я в отпуске.

– Врете вы все, Бонд, – безнадежно. – Вы всегда при исполнении.

– Не сегодня. И вообще, какой интерес в том, чтобы сразу раскрывать все карты?

– Да, действительно...

Настороженное молчание. Под маской, как под поверхностью воды, чувствуется легкое движение; чужие мысли, как акульи плавники... Ну ладно, поиграем.

– Ну раз так, я тоже буду задавать вопросы.

– С чего вы взяли, что я буду отвечать?

– Будете, Бонд, будете...

Чистый блеф, если подумать. Маленький такой. Для затравки.

Тишина.

– Почему я остался в живых, вы знаете. А вот почему вы тогда остались в живых? Что-то сомневаюсь, что целых два выстрела в голову оказались столь неудачными...

Вот теперь молчание становится действительно напряженным. Англичанин смотрит на него, чуть прищурив глаза. Что-то взвешивает, складывает и вычитает. Ох, какая же скользкая почва!..

– По всей видимости, отчаявшись получить деньги с вас, кое-кто решил их взять непосредственно у меня. Будь я трупом, это было бы затруднительно, поскольку трупы, как вы знаете, говорить не умеют...

– Ну и что было дальше?

– После этого, Ле Шифр, я месяц отлеживался в госпитале после ударов по яйцам.

– Гм...

– Сделайте, пожалуйста, менее довольное лицо. А то я не сдержусь и нарушу свое обещание. Насчет двух недель.

– Хорошо, я больше не буду, – со смирением.

Снова пауза.

– Бонд, – почти доверительно, – этому делу восемь лет. Сомневаюсь, что это государственная тайна. Кроме того, это все-таки были мои деньги. Мне бы хотелось знать, что с ними произошло. Хотя бы из простого любопытства.

– Так и быть, – усмешка в ответ. – В Венеции Уайт увел мой выигрыш. Прямо у меня из-под носа.

– Как?

– Об этом я пока что распространяться не буду. Но это произошло.

– И начальство открутило вам голову.

– Если честно, собиралось...

– И как вы выкрутились?

– Я нашел Уайта, – насмешливо.

Молчание. Минуты на две.

– И как он умер?

– Трудно.

– Н-да, – пауза. – Хотя за это я вам, получается, должен сказать большое спасибо.

– Не за что, – безразлично.

Чашки с кофе сменили уже второй раз. Странно, вкус почти не чувствуется. Во рту скопилась горечь. Осадок воспоминаний.

...Зеленое сукно, красные, коричневые, синие фишки, отточенные многолетней практикой движения крупье.

За спиной – телохранители, шпионы, предатели, красивые женщины... неважно. Взгляд глаза в глаза – пристальный, насмешливый, злой. И азарт, перекрывающий страх. И больше нет ничего, кроме ложащихся рубашкой вверх и вниз карт и человека напротив. И воздух над столом разве что не дымится, как в августовский полдень на улицах Стамбула...

И все прошло.

– Мне кажется, Бонд, или вас мучает ностальгия?

– А вас она никогда не мучает?

– Регулярно. Мечтаю снова оказаться за карточным столом с агентами МИ-6 и ЦРУ. И с бандой озверевших негров в собственном номере.

– Ну, от двух из них вас тогда избавил я...

– Знаю, – усмешка. – Матисс был в шоке. Такое варварство в респектабельном отеле. Вам не стыдно?

– Нисколько. Варварство – в двадцать первом веке таскаться с мечом.

– Поэтому вы провели необходимую воспитательную работу и придушили беднягу голыми руками.

– Да... Кстати, как они до вас добрались, если там было полсотни телохранителей?

– Как они оказались в номере, я, честно говоря, не знаю. Не исключено, что взобрались по стене... Потом вызвали меня через Валену...

– И она?

Пожатие плечами.

Удивленный взгляд.

– И после такого вы оставили ее при себе?

– Почему нет? К тому же отыскать такой же экземпляр было бы затруднительно. Да еще в тот момент.

– Ну да, кто бы изящней подсыпал яд?

– И это тоже... Но не только. Так что я на нее не в обиде. Тем более ее-то точно убили. Кстати, как там поживает миссис Бич? У вас же были такие нежные отношения...

Вот это действительно «нехорошее» выражение. Скользко. Зыбучий песок шуршит под ногами.

– Она умерла. В Венеции.

– Вы?.. – полуутверждение, полувопрос.

Англичанин качает головой.

Ясно, больше никто говорить не собирается. Жаль, жаль...

– Она утонула, – неожиданно.

Ну да, просто так случайно утонула. Чего в жизни не бывает.

Хотя действительно, чего в жизни не бывает...

Чашки с кофе снова меняют.

Хорошо бы сменить и тему.

Дверь открывается. Две девушки в черно-красных кожаных комбинезонах с дельфинами на спине оглядываются, садятся за соседний столик, улыбаются в ответ на заинтересованный взгляд блондина.

– Юнус. Подразделения быстрого реагирования...

– Не знал, что там работают женщины...

– Они и не работают. Скорее просто украшают улицы... Чадра здесь уже давно не в моде.

– Но я только сегодня встретил....

Жестами показывает, как закутывают лицо.

– Надо же... Наверно, какая-нибудь kara fatma, чудом попавшая в центр...

– Что это значит?

– Тараканы.

– Подходит...

Англичанин снова оглядывается. Девушки, впрочем, на эти взгляды отвечают с некоторым интересом.

– Бонд, почему бы вам не пройти вот туда? Вы явно теряете возможность более приятно провести вечер...

– Не беспокойтесь, я наверстаю...

– Да? А я, пожалуй, вас покину...

– Уже? – почти разочарованно.

– Ненадолго... Или вы будете сторожить дверь мужской уборной? Не думаю, что ваше служебное рвение зайдет столь далеко...

Тонкие губы кривятся в ухмылке.

– Ну если только вы не задержитесь надолго...

Самое интересное, что это наверняка не шутка. Разве что процентов на пятнадцать. Маньяк белобрысый...

– Я так надеялся, что вы уйдете...

– Подождите, пока упадет звезда, и загадайте желание.

– И что, сбудется?

– Нет, но вам станет легче. А может, и не станет. Меня это не волнует.

– Почему я не удивлен? Вот что, Бонд, вы можете следить за мной сколько влезет, но я еду домой. Я не намерен из-за вашей прихоти ночевать прямо здесь.

– Вот и замечательно. Заодно и посмотрю, где вы живете. Раз уж у вас проблема с адресами...

– Тогда сами и вызывайте такси. Должна же быть от вас какая-то польза.

– Куда едем?

– На пристань, куда же еще...

Белая яхта. Маленькая и остроносая, похожая на кружащихся над водой чаек.

– У нее есть имя?

– У каждого корабля есть имя... Ахмед!

Угрюмый, дочерна загоревший турок перебирается на нос, вглядывается в их лица. Через несколько секунд импровизированного фейс-контроля он почти мгновенно разбирает лесенку, ведущую на палубу.

Теперь туда еще нужно подняться. Пожалуй, сегодня это будет еще более неуклюже, чем обычно...

Англичанин смотрит, прищурив глаза. Потом в один прыжок взлетает на верхнюю ступеньку и оттуда протягивает руку.

– Я вам еще это припомню, Бонд...

– Да сколько угодно...

Турок невозмутимо наблюдает. Потом собирает лесенку, тщательно все закрепляет и так же молча уходит в кабину рулевого. Яхта легко разворачивается, оставляя на ставшей сизой воде белые барашки пены.

– Ну и как это называется?

– Что именно?

Через паузу.

– Если это и план, то более странного плана я не видел.

– Вы сами с собой разговариваете? Если со мной, то я вас не очень понимаю.

– Да все вы прекрасно понимаете! – с раздражением.

Пожатие плечами.

Яхта движется вперед. Ненадолго воцаряется тишина.

* * *

– Это ваш дом?

– Ну да. Мой.

Одиноко стоящий красный особняк. Черепичная крыша. Ничего особенного.

– Здесь довольно красиво.

– Спасибо, – чрезмерно кисло, пожалуй.

Хотя на это все равно всем плевать.

Слуга возится с лодкой. Прямо от места, где она уткнулась носом в песок – солнечная дорожка на черной воде.

– Знали бы вы, Бонд, как мне надоел этот вид...

Попытка сделать шаг. Трость завязает в песке, левая нога опять перестает слушаться. Твою мать...

Движение навстречу.

– Только попробуйте, Бонд...

– Извините, рефлекс.

В голосе веселье, на лице – приличествующее случаю выражение сочувствия, в глазах вообще непонятно что.

– Признавайтесь, вы маньяк?

Пауза.

– Я не собираюсь вас убивать, Ле Шифр. Если вы сами не дадите повод, конечно.

Снова пауза.

– Бонд, вы совсем дурак? Нас видело вместе как минимум сотни полторы человек. Если с вами что-то случится, мне оторвут голову ровно через пятнадцать минут. Идемте. Хотя я не обещаю вам традиционного восточного гостеприимства. У меня уже давно не бывало гостей...

Входная дверь слегка скрипит. Надо приказать смазать петли...

– Ну вот, добро пожаловать. Хотите выпить?

– Хочу, но в вашем обществе опасаюсь.

– Бонд, вы мне надоели своей профессиональной паранойей. Либо пейте, либо катитесь.

Задумчивое разглядывание стакана с янтарной жидкостью. Капельки солнца медленно сползают по стеклу вниз. И последний отблеск заката на оконном стекле.

– Между прочим, мы в мусульманской стране.

– Мусульмане, между прочим, пьют немногим меньше, чем мы...

Стаканы поднимаются. Алкоголь обжигает горло. Все делается молча, так сосредоточенно, как будто в этом заключен какой-то тайный смысл.

– Ну как, отравлено?

– Чистейший яд. Особенно для печени...

Усмехнуться. Просмаковать остатки виски. Стакан едва слышно звякает, опускаясь на стол.

– Неплохо, – обводя взглядом комнату.

– Остатки прежней роскоши...

– Только остатки?

– Опять двадцать пять, – устало. – Вам не надоело меня допрашивать?

– Это был просто вопрос.

– Просто?.. Эта фраза в вашем исполнении звучит как очень плохая шутка. И вообще, если хотите знать, этот дом стоит дешевле всех на этом берегу. Если я захочу его продать, никто не купит. Вы наверно заметили, рядом полно места, где никто уже давно не пытается селиться.

– Вы меня интригуете, Ле Шифр. Какая-то мистика?

– Вроде того...

Стаканы снова наполняются.

В двери возникает тот же молчаливый турок.

– Ахмед, до завтра ты свободен... Могу рассказать вам легенду.

– Сделайте любезность.

– Так вот, этот дом раньше принадлежал послу Турции в Австрии, – обводя стаканом гостиную. – Его звали, если не ошибаюсь, Садулла-Паша. Умер он, хочу отметить, своей смертью, не в этом доме и даже не в Стамбуле, а в Вене, где его благополучно и похоронили, дабы не тратиться на перевозку. В доме осталась жить его супруга, женщина истинно любящая и верная. Имени ее, к сожалению, история почему-то не сохранила. Она, конечно, получила извещение о смерти Садуллы, но так и не смогла в нее поверить. Целых двадцать лет каждый день – каждый! – она выходила на пристань и ждала, когда же появится корабль, который вернет к ней ее мужа. Одета она, как говорят, была в розовое платье, которое больше всего нравилось Садулле. Так продолжалось целых двадцать лет, пока однажды на пристань она не пришла. Соседи сначала тревожиться не стали, подумали, что уже немолодая женщина могла и занемочь. Через три дня они все же решили ее навестить, но старуха была уже давно мертва. Отчаявшись дождаться своего супруга, она последовала за ним. Такая вот история...

Англичанин кивает.

– Романтично... А в чем же ужас этого места?

– Ну, через месяц, а может, через два после ее смерти, кто-то распустил слух, что на пристани снова видели женщину, одетую в розовое. Люди здесь очень суеверны... Я смог нанять только одного слугу. Еще есть кухарка, но она приходит только днем. Впрочем, оказалось, что этого вполне достаточно.

– Не думал, что вы такой романтик...

– Я и не романтик. Этот дом принадлежал одному из моих клиентов, который однажды попал в настолько затруднительное положение, что никак не мог расплатиться с кредиторами. Дом, как я уже сказал, было трудновато сбыть... В конце концов я решил оставить его себе. До лучших времен. Лучшие времена, правда, так не наступили...

– Зато наступили худшие...

– Ну, как это обычно и бывает...

– А вы еще говорили, что вас не мучает ностальгия.

– Ностальгия по чему? По казино «Рояль»?

– А что? Мартини там был отменный, даже с дигиталисом...

Неожиданно просыпается придремавшая было злость. И обида.

Странно, при чем тут вообще обида?

– Между прочим, Бонд, вы развалили всю мою жизнь. Это так, для справки.

– Это ваша разрушенная жизнь? – снова демонстративно обводя комнату взглядом.

– Именно, – стакан опять медленно наполняется виски. – Я, если вы заметили, практически инвалид. А официально вообще труп. Я сдал все свои связи, чтобы выжить, и теперь сижу в этой дыре, боясь высунуть нос наружу. И все из-за вас. Черт бы вас побрал.

– Это была моя работа. Не нужно было спонсировать экстремистов.

– Ну конечно. Теперь их спонсирует кто-то другой.

– Этим я займусь, когда выйду из отпуска.

Уголок левого глаза опять начинает дергаться. Еще одно отвратительное свидетельство собственной слабости. Как противно.

А напротив – воплощенная в человеческом облике самонадеянность. Абсолютно здоровая, к тому же. Хочется много чего сказать, но что-то сдерживает. Опасение захлебнуться собственным ядом, наверно.

Пауза.

– Ле Шифр, не надо все валить с больной головы на здоровую. Я выполнял свой долг. Да, это звучит тупо, но так это и было. И между прочим, кто-то получил большое удовольствие, лупя меня по яйцам. Давайте я сейчас тоже поплачусь вам в жилетку...

– Во-первых, у меня нет жилетки. А во-вторых, вам не приходило в голову, что у меня не было другого выхода?

– Мы оба знаем, что был.

– Бонд, позвольте спросить, на моем месте вы бы сразу сдались правительству или предпочли бы сначала бить по яйцам?

– Меня ведь не было на вашем месте. Хотя... В чем-то вы, кажется, правы. Хотя – это ничего не меняет.

– А, прекратите нести ахинею о своем гражданском долге. Видел я вас в Черногории. Вы обыкновенный азартный игрок. А обеспечивают вас игрой такие, как я. Поэтому вы сейчас сюда и приперлись.

– Мы уже давно не играем. И вам не кажется, что глупо считаться за то, что произошло восемь лет назад, да еще так примитивно? Кто-то там все равно должен был проиграть.

– Не стройте из себя великодушного победителя! – так, пора бы сбавить громкость, а то так и до визга недалеко. – Вы точно такой же проигравший, как и я. Иначе бы вас здесь не было.

Пауза.

– Ну если вам нравится так думать, я не буду вас разочаровывать...

– Да причем здесь это? – с досадой. – Разочаровал, очаровал, все это ерунда... Суть в том, что вас явно мучает желание стать лет на восемь моложе. Не кривитесь, мне бы этого тоже хотелось... А знаете, что самое смешное? Что ни вы, ни я этого сделать не можем. Правда, из нас двоих я все же нахожусь в менее выигрышном положении...

– Вы в совершенстве овладели ролью желчного инвалида, – ехидно. – Извините, что не аплодирую.

– Пейте, Бонд, и молчите. Не все так везучи, как вы, а тогда вы выиграли именно из-за своего фантастического везения. Правая рука против ройял флеш! Один шанс на миллион... Если бы речь шла исключительно о расчете, вы бы не выиграли у меня даже в подкидного дурака...

– И что вы готовы на это поставить?

Комната покачивается, как яхта в шторм. Последний стакан был лишним... а, черт с ним.

– Бонд, я даже не знаю, есть ли в этом дома карты. Как-никак, после Черногории я зарекся брать их в руки...

– Обещания дают, чтобы их нарушать. Сыграем хотя бы на спор. Без ставок. Согласны?

– Что за игра без ставок? Кажется, в кабинете оставалась нераспечатанная колода...

Подняться из кресла тяжело: пол начинает качаться еще сильнее, в глазах на мгновение темнеет.

Проклятая пуля.

Сильная рука подхватывает его, не давая упасть.

– Уйдите, Бонд...

– Не выделывайтесь зря, Ле Шифр. Вам еще по лестнице подниматься. Не омрачайте этот вечер своими сломанными конечностями.

– Это точно. Мне же еще нужно у вас выиграть...

Ступеньки тихонько скрипят под их шагами. Враг, друг... К черту, к черту.

– Вторая дверь направо.

Ящики стола выдвигаются один за другим. Что-то падает на пол. Неважно, он уже давно не занимался делами...

– Вот! – почти торжествующе.

В следующую секунду в глазах темнеет. Пальцы, ставшие непослушными, тщетно скользят по столешнице в попытке найти опору.

Неужели сейчас?..

Судорожное усилие. Выпрямить спину, поднять отяжелевшую голову.

– Что вы стоите, Бонд? Тасуйте, черт бы вас побрал...

И новый приступ тошноты.

Стальные пальцы сжимают плечи, слегка встряхивают.

– Кажется, здесь нужен не крупье, а врач, – с мрачной иронией.

– Ерунда...

Комната качается все сильнее. Похоже на шторм.

– Ле Шифр, мать вашу! Вы еще здесь или уже там?

А кажется, он испугался...

– Знаете... я, пожалуй, прилягу.

Вообще-то лечь можно было и в кабинете. Хотя в спальне, конечно, удобней.

И англичанин в углу. Как новая мебель. Как мило.

– Вы закроете мне глаза, если я умру? – неуклюжая попытка пошутить.

– Если будете себя хорошо вести...

– Это как?

– Лежать тихо и не отпускать дурацких шуток.

– Тогда я буду слишком похож на труп... Хотя вас бы такой итог устроил больше всего, верно?

Темнота перед глазами потихоньку рассеивается. Чувствуется, что в комнате слишком жарко.

– Бонд, откройте окно... И включите вентилятор, это направо от входа...

Непроницаемо черная византийская ночь вливается в комнату. Лопасти вентилятора рубят ее на куски и разбрасывают по комнате. Тени волнами проходят по комнате, и почти что в такт их движениям доносится шум моря.

Можно попробовать сесть.

– Ну и куда вас несет?

Темный силуэт на фоне открытого окна. Как романтично.

Хотя иначе ему бы пришлось сидеть на кровати.

– Не разыгрывайте сиделку...

Карты лежат на полу. Ну и пусть. Они больше не нужны.

Несколько минут молчания.

– Ну и что мы дальше будем делать?

– Это предложение убраться?

– Куда вы денетесь, Бонд... Отсюда можно уйти только по воде, а Ахмед вернется часов в шесть утра. Так что раз уж заявились в гости, потерпите еще немного.

Раздается саркастичное хмыканье.

– Продолжим пить?

– Не знаю, как вам, а мне пока что хватит...

– Тогда, если вы позволите, я принесу бутылку для себя.

– Валяйте... – уже вслед. – И мой стакан все равно захватите!..

– Ладно, ладно...

Дверь захлопывается.

Можно встать и, придерживаясь за стену, подойти к окну. Вид и в самом деле неплохой – прямо на причал.

И там, кажется, кто-то есть...

Дверь за спиной открывается. Звякает бутылка.

– Любуетесь пейзажем?

В запах моря диссонансом вторгаются аромат спиртного и мужского одеколона.

– Тише вы, Бонд...

Через мгновение англичанин уже у окна, с пистолетом наголо. Неплохая у него все-таки реакция.

– В чем дело? – едва слышно.

– На причале только что кто-то был... Вы ничего не заметили, когда шли сюда?

– Вроде нет... Я и сейчас ничего не вижу.

– Наверно, померещилось, – отворачиваясь. – Там совершенно негде спрятаться.

– Возможно... А если это она?

– Кто – она? Белая горячка?

– Нет же. Призрак. Жена этого вашего паши...

– Ну вы, Бонд, даете. Вы еще и в привидения верите.

– Не верю. Но если там и был живой человек, он за секунду растворился в воздухе, что, согласитесь, тоже невероятно.

– Хорошо. Будем считать, что там никого не было...

– Правильно, давайте пить дальше...

– Ну, до призраков мы уже допились... – со вздохом. – Что там дальше? Зеленые человечки? Розовые слоны? И к утру мебель начнет бегать по стенам и разговаривать?

– Да, Ле Шифр, вам, наверно, действительно хватит... Я и не подозревал у вас наличия настолько нездоровых фантазий.

Снова опуститься на кровать, опереть подбородок о сплетенные пальцы рук.

– Зря вы удивляетесь, между прочим. Я вам уже говорил, что прожил в этом доме три года?

– Да...

– Ну вот. Первый год я пил. Причем каждый вечер выпивал больше, чем мы с вами сейчас вместе...

– И потом к вам прилетели розовые слоны?

– Что вы, Бонд. Такие радужные видения меня не посещали...

– Знаете, Ле Шифр, дойдя до спальни, можно уже перейти на имена...

Пауза.

Громкий смех.

– Вот теперь уже я подозреваю наличие у тебя нездоровых фантазий!..

– Между прочим, это мне в голову пока не приходило.

– Пока? Это обнадеживает.

– В каком смысле?

– Знаете, Бо... Джеймс, давай-ка переберемся в кабинет. Я ценю такое внимание к моей скромной персоне, но мне что-то не хочется стать жертвой твоих безусловных рефлексов. За этим, пожалуйста, на Эминеню. Или на Таксиму. Хотя там будет дороже.

– Чувствуется большое знание предмета.

– Это же Турция. Тут распутство только за деньги, причем оплата – вперед...

– Звучит заманчиво, конечно, но в Стамбул я приехал не за этим.

– А зачем ты сюда приехал? Хотя что это я...

– Я уже сто раз тебе сказал, что я в отпуске.

– Ну, допустим так. Почему ты выбрал именно Стамбул? Да еще в августе. Тут в это время ничего интересного не происходит. И вообще совершенно нечего делать.

– Вот именно поэтому и выбрал. Чтобы ничего не делать. А интересного мне и так хватает. И вообще, тут есть что-нибудь кроме виски? Коньяк, например?

– Да ты рехнулся. Кто пьет коньяк после виски?

– Я целых два месяца провел в России. Там пьют все и в любой последовательности. Водку, пиво, портвейн, абсент и мартини. И даже денатурированный спирт.

– Да, после такого тебя и яд не возьмет...

– Мне кажется, или в этом голосе я слышу неприкрытое сожаление?.. После работы с русскими всем дают отпуск. Хотя бы на неделю.

– Это почему?

– А ты там был?

– Нет, слава богу.

– Вот именно, слава богу.

– Это что, страшная сказка на ночь?

– Это хуже. Это страшная реальность. Самое худшее – это даже не то, что там все всех купили и продали на сто раз, что невозможно понять, кто на кого работает. Самое худшее – это отсутствие логики. Невозможно понять, что человек будет делать в следующую секунду, если даже он сам этого не знает наверняка...

– Гм... «Полигон Сатаны»?

– Возможно. Но как мне показалось, они и без него прекрасно справляются.

– А с Уайтом было проще?

Маленькая пауза.

– Да, с Уайтом было проще.

– Тогда каким же образом он увел у тебя, такого умного, такую кучу денег?

– Это я сейчас умный, – англичанин самостоятельно доливает себе, но не пьет, выглядывая что-то на дне стакана. – А тогда был идиот. Причем крайне доверчивый идиот.

– Я даже боюсь представить, что может сподвигнуть тебя на такую самокритику...

– А то самое... – помедлив. – Ты, кажется, спрашивал о дальнейшей судьбе миссис Бич? У нее был любовник. Алжирец. Об этом знал Уайт. Пояснения нужны?

– Но пароль-то был у тебя?

Молчание.

– Ты ей его сказал...

Снова молчание.

– И еще чего доброго, отправил снимать деньги со счета.

Тишина.

– Ты круглый идиот, – с неприкрытым удовлетворением смакуя последнее слово.

Возражений не следует. Что неудивительно.

Пауза.

– Ты что – ее любил?.. – с любопытством.

– Не знаю, – раздраженно. – Не помню... Тогда, кажется, был уверен, что люблю. А может, она просто достаточно долго изображала, что она меня терпеть не может, чтобы вызвать к себе интерес.

– Думаешь, они так хорошо тебя изучили?

– Не знаю, – с досадой. – С одной стороны, они не могли знать, что я выиграю, с самого начала. С другой стороны, что мешало им подстраховаться?

– Ну, это уже паранойя...

– Это моя профессиональная болезнь.

– Так ты ее убил?

– Нет. Она и правда утонула в Венеции. В лифте. Я даже пытался ее вытащить, но так и не смог. Может, это и к лучшему. Потому как дальнейшие перспективы в этом случае мне и сейчас видятся весьма туманно.

– Почему же? Тебе бы пришлось либо убить ее, либо отдать своим – что, вообще-то, одно и то же. Либо уйти в бега. Это то же самое плюс самоубийство. Кстати, что-то я сомневаюсь, чтобы Уайт отпустил этого самого алжирца...

– Знаешь, вот этого вопроса я ему не задал. И нисколько об этом не жалею.

– Не сомневаюсь...

Воцаряется молчание.

– Светает...

– В самом деле?

Взгляд на часы.

– Пять утра... Неплохо.

Смешок.

– Во сколько вернется твой шкипер?

– В семь. Еще два часа.

– Что будем делать?

Пауза.

– Не знаю, как в.. ты, а я выпью кофе.

Оглянуться на разоренную комнату (смятая постель, пустая бутылка, стаканы, карты, рассыпанные по полу...). Спуститься по лестнице – уже самостоятельно, – угадывая в сумраке зыбкие очертания предметов.

Руки, что удивительно, не дрожат. Странно, после такой веселой ночи...

Англичанин торчит в дверях кухни и почему-то молчит.

– Я похож на полного кретина?

Сдавленный смешок.

– Ну как бы тебе сказать...

– Прожить в Турции хотя бы год и не уметь варить кофе может только полный кретин. Поэтому не надо так на меня смотреть.

– Мне отвернуться? – насмешливо.

Пена наполняет турку до краев.

– Уже поздно...

– Мне вот интересно...

– Интересно что?

– Почему человек, который умеет варить кофе, ездит на Диван-Улай?

– Ну, во-первых, там все равно лучше... А во-вторых, человек, как известно, животное общественное. Он нуждается во времени, проведенном среди себе подобных.

– Вот уж бы не подумал, что ты нуждаешься в себе подобных.

– А ты нет? – пауза. – А теперь давай начистоту. Все-таки, что тебе от меня нужно?

– Опять двадцать пять... – вздох. – Да ничего мне не нужно. Я вообще уезжаю. Сегодня.

Над чашками вьется дымок.

– Самолет в час.

Небрежно кивнуть, сделать еще глоток.

– Так что ты как минимум лет на восемь будешь избавлен от моего общества.

За окнами все ярче разгорается рассвет.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – устало.

Хотя, может, это и не совсем правда. И он это тоже знает.

– Но зачем тогда?..

Напряженное молчание.

– А вы, Бонд, все-таки редкостная скотина, – ожесточенно.

Выражение на лице блондина – странное, но знакомое. Вспомнить бы, что оно значит...

Неожиданно наружу рвется смех. Левый глаз опять дергается, теперь уже – от злости. Нужно взять себя в руки.

– Ну что же, счастливого пути, – язвительно.

Англичанин молча встает с места, подходит к окну.

Но еще слишком рано, и на причале можно увидеть разве что привидение... если оно действительно существует.

– Ну и что теперь?

– Ничего.

– Какой лаконичный ответ. А главное, какой точный..

– Ну и что я должен на это ответить?

– А вам есть что ответить?

Опять этот пинг-понг. Много слов, и все ни о чем. За кем останется победа? Делайте ставки, господа... Смешно. Все уже давно все проиграли.

Но – они же все-таки люди. Тонкое искусство извращенной жестокости к себе подобным – это ли не показатель? Падающего – толкни. А упавшего – затопчи. И так далее и тому подобное. Это и есть жизнь.

– Бонд, вот объясните мне...

– Что?

Пауза.

– Да нет, ничего.

– Боитесь собственных вопросов?

– Скорее ваших ответов. И не боюсь, а просто не хочу знать.

– Что именно вы не хотите знать?

– Ничего не хочу. Вас, в частности.

– Мы же были на «ты»...

– Мы уже давно не в спальне. Если ты, то есть вы не заметили, – до чего же дурацкая оговорка, вот уж воистину, с дураком свяжешься...

Тихий невеселый смех.

– Я не говорил, что сопротивление только больше возбуждает?

– Я делаю вид, что я этого не слышал. И вообще, советую оценить вид из окна.

Яхта скользит по волнам, прислоняется к пристани.

– Мне кажется, вам пора.

– Тебе это не кажется...

Дверь открывается, впуская пока еще прохладный воздух. Жара еще не вступила в свои права, неплохо бы прогуляться перед завтраком...

Англичанин взлетает на борт – в один прыжок. Он не оборачивается. Ну и правильно. Никудышнее дело. Можно сказать, последнее. Белая птица ложится грудью на волны и вскоре исчезает из виду. Теперь можно пойти обратно, сварить еще кофе... или попробовать немного поспать. Но перед этим... перед этим нужно еще раз обернуться к берегу и посмотреть, как розовое пятно тает в солнечных лучах, превращаясь в легкую дымку.

Все-таки привидения существуют. Жаль, что уже некому об этом рассказать.