Вступление: реалистическое

– Б***ь!

Этим широкоупотребительным и метким словцом агент 007 очень точно описал ситуацию, в которой он сейчас находился. Чемоданчик с документами, за которые удавилась бы любая разведка мира, был в его руках, но его еще нужно было вынести отсюда. И желательно – остаться при этом в живых. Последнее казалось Бонду все более затруднительным, поскольку вооруженные охранники вырастали на его пути, как грибы после дождя, а собственные запасы патронов подходили к концу.

«Говорила мне М: не лихачьте, Джеймс, работайте, как все – шантажом и подкупом, дольше проживете, – думал блондин с тоской, уходя с финишной прямой и продираясь через колючие кусты. – Как бы добраться до ворот...»

Вожделенный пункт назначения казался теперь до невозможности далеким.

«Эх, была не была!»

Бонд рванулся влево, к забору. Если перебраться через ограждение, у него будет шанс. Один из тысячи, правда, но больше и не нужно. Охрана все равно сбежалась к воротам, они будут ждать его там...

Чемодан полетел через забор. В последний рывок Бонд вложил все оставшиеся силы и, уже почти на другой стороне, почему-то повернулся – чтобы увидеть направленное на него чуть ли не в упор дуло автомата и почувствовать – нет, не боль, а всего лишь сильный толчок в грудь.

«Всё?» – почему-то удивился он. Мир блек перед глазами, казалось – так медленно... Последним исчезло лицо склонившегося над ним охранника. Наверно, он тоже был удивлен, что все закончилось так просто...

Действие: экзистенциально-юридическое

Очнулся Джеймс Бонд в полной темноте. Настолько полной, что даже вглядываясь в нее из всех сил, невозможно было увидеть очертания хоть каких-то предметов. Или хотя бы стен. Кроме этого, он не мог уловить никаких звуков. Что бы это ни было за место, тут царила полная и абсолютная тишина.

Хотя агенты класса два ноля паниковать не должны по определению, Бонд почувствовал непреодолимое желание заняться этим прямо сейчас. Но, собрав остатки разума, он решил отложить это на потом, собрался с силами и попробовал пошевелиться. Попытка закончилась новым приступом паники: он не просто не мог пошевелить ни одним мускулом, он вообще не чувствовал тела!

«Может, я сплю?» – с надеждой подумал Бонд и тут же попытался проснуться. У него опять ничего не получилось. Ситуация становилась все более угрожающей...

«Да что со мной такое? Я что, умер? Но... я же умер...» – потрясенный этим воспоминанием, агент 007 временно прекратил думать, поскольку размышления в этом направлении, как он чувствовал, ничего хорошего ему не принесут. Всю свою жизнь он был железным практиком, который не то чтобы не верил в существование иных миров – он о них вообще не думал. Ему, по справедливости говоря, и в этом мире проблем хватало. И вот тебе раз...

Правда, пока что ни сковород с грешниками, ни ангелов с арфами поблизости не наблюдалось, что вселяло в сердце храброго разведчика слабую надежду на лучшее.

«Ну есть же здесь кто-нибудь...» – Бонд, никогда особо не питавший любви к себе подобным, почувствовал настоятельную необходимость в немедленном общении с каким-нибудь хомо сапиенс. Пусть даже он будет не совсем сапиенс. Пусть даже не совсем хомо...

– Ну-ну, не стоит так нервничать, – добродушно заметил старческий, чуть дребезжащий голос. – Рано или поздно это происходит со всеми... Кто это у нас?

Бонд попытался оглядеться. Пользы от этого не было никакой: ничего, кроме темноты, он не видел, и определить источник звука было совершенно невозможно. Он был и сверху, и снизу, и справа, и слева... Короче, он был везде, и англичанину это жутко не нравилось. «Кто бы это ни затеял, он мне за это ответит», – пообещал он себе и приготовился ждать. Ждать пришлось недолго:

– Вот, благоволите взглянуть, ваше светлейшество... Джеймс Бонд, агент британской разведки, номер 007... Погиб полчаса назад. Застрелен Уиллом Кастеллом. При исполнении служебных обязанностей, – добавили через паузу. На сей раз голос у говорившего был звонким, вполне годившимся для подростка. Правда, непонятно было, какого это создание пола.

«Сколько их тут?» – подумал Бонд. Думать о смысле слов этой то ли девочки, то ли мальчика он себе попросту запретил. Во избежание жуткой истерики. Даже в таком состоянии у него оставались остатки гордости.

– Вы, коллега, непонятно выражаетесь. Что-то я не понял, кто там исполнял свои служебные обязанности? – в разговор вмешался третий голос, гнусавый и ехидный. – Кастелл или этот вот субъект?

– Оба, – грустно ответило юное создание.

– Ну-ну, – тут же вмешался старческий голос, – не надо ссориться. Заседание по делу Бонда объявляю открытым. Давайте разбираться не друг с другом, а с фигурантом...

От возмущения Бонд даже забыл о своей беспомощности.

«Да кто они вообще такие? Я их даже не вижу, а они тут меня... судят! По какому праву? Хоть бы показались...»

– Права у нас делегированные. Свыше. А видеть нас вам, юноша, не положено. До оглашения приговора, – в ответ на его мысли охотно пояснил старший из голосов. – Впрочем, не расстраивайтесь по этому поводу. Все равно ничего полезного для вас лично вы не разглядите.

– Почему же? – опять влез противный голосок. – Я очень даже могу... показаться!

– Вы уже один раз показались, дражайший... Сидите смирно и соблюдайте регламент. Давайте сюда дело, коллега... Что вы там мнетесь? Грешник он или как? – возмутился промедлению старческий дискант.

– Грешник, да не совсем, – вздохнул юный голос огорченно.

– Как это не совсем? – возмутился гаденький голосок. – Убийство, особо тяжкая. А он к тому же матерый рецидивист! О! Гордыня, гнев, вожделение, себялюбие... Полный пакет!

– Не торопитесь, уважаемый. Дайте коллеге высказаться...

Юный голос, дождавшись команды, торопливо затараторил:

– Вот, взгляните, положение об амнистии всех, погибших на полях сражения, если за ними иных грехов не числится...

– А, как же, как же, помню...

– Ну да, – обрадовался молодой голос. – «В связи с временным отсутствием мест...» Никто же его не отменял с сорок второго...

– А зря! Мы, между прочим, давно ремонт сделали и расширились! – огрызнулся пакостный голосок.

– Дюра лекс, сед лекс, – назидательно заметил невидимый старик. – Так он что – солдат?

– Вроде того, – согласился молодой голос. – Боец невидимого фронта...

– Возражаю! Закон нельзя применять по аналогии! – некто явно был против такого толкования статуса Бонда. Сам же Бонд пожалел, что не может увидеть говорившего. Что бы там ни говорил старик, он бы из этого пользу извлек. По крайней мере, постарался бы.

– Главнейший закон есть милосердие, что выше справедливости. Забыли, коллега? Всем мы тут под... под этим ходим.

– Ну а остальное? Прелюбодеяние, к примеру... Вот, смотрите! Список дам фигуранта. С фотографиями, между прочим.

– Дайте-ка сюда... А что, вот эта ничего...

– Ваше светлейшейство! – укоризненно возопил юный голос.

– Кгхм... Простите, отвлекся. И что, были замужние?

– Неоднократно! Сказано же: «Если посмотрел с вожделением...»

– А он смотрел? – с некоторым любопытством спросил пожилой голос.

– Смотрел, смотрел. И трогал, и на вкус пробовал... И все остальное. Фотографии хотите? У меня все есть, все записано...

– Не надо! Не сейчас, во всяком случае...

– Ну как хотите... – обиженно прогнусил некто. Он явно был разочарован таким поворотом дела («Завидуй, завидуй, сволочь», – злорадно подумал Бонд). – В общем, я не об этом. У него по одной средней тяжести статей лет на двести. Вот, полюбуйтесь сами...

На несколько минут воцарилась тишина. Троица явно изучала список прегрешений Бонда. Сам же он, предоставленный самому себе, тоже пытался припомнить те свои деяния, которые вполне можно бы было отнести к нарушению двенадцати заповедей. Через пару минут Бонд основательно приуныл: в отличие от Папы Римского, М не являлась наследником Святого Петра, и разрешенное ей явно не было разрешено на небесах. Джеймс уже было задумался о несправедливости такого мироустройства, но тут голоса зазвучали вновь:

– Дааа, шустрый вы юноша... Мало пожили, но бурно. Что, коллега, к вам на перевоспитание?

– А то как же! – радостно ответил гадкий голос и захихикал.

На этом месте Бонду стало нехорошо. Он не хотел перевоспитываться. ОЧЕНЬ не хотел.

Очень кстати раздалось вежливое покашливание юного голоса.

– Тут есть одно особое обстоятельство...

– Позвольте узнать, какое?

– Он, видите ли, не совсем обычный фигурант...

– Какой еще необычный? Вроде не безумец, в папы рукоположен не был. Паломничества не совершал... Что у нас там еще идет в особых обстоятельствах?

– Да нет, не в этом дело. Он, понимаете ли, символ. У него миссия... – в конце юный голос совсем сник, чуть ли не перейдя на шепот. Он явно чувствовал себя виоватым.

– Не может быть! – Бонду почудилась неясная возня. – Дайте-ка взглянуть... Действительно, символ!

– Сказано: «Не сотвори себе кумира», – угрюмо заметил гаденький голос, временно утратив свой педагогический энтузиазм.

– Совершенно верно. Но согласно последним директивам нужно учитывать и воспитательный эффект... – старший голос явно был сконфужен. – Ну если он символ, мы же не можем его просто так... Тут нужно подумать. Да, юноша, задали вы нам задачку... Ну и что с вами делать прикажете?

«Отпустите меня», – подумал Бонд умоляюще.

– Отпустить, говорите? – задумчиво повторил старец и замолчал.

– Это противозаконно! – тут же завопил гаденький голосок. – Я буду жаловаться!

– Спокойно, коллега. Вас ваше начальство после случая с Фаустом уже сколько лет видеть не хочет? Четыреста? И еще столько же не захочет. А символы на высшую меру нельзя. Не положено потому что. Помните тот инцидент с Че Геварой?

– Ну так он фанатик был, – возмущенно фыркнул голос. – Сумасшедший!

– Не сумасшедший, и глубоко и искренне верующий в правоту своего дела человек, – поправил юный голос возмущенно.

– Не ссорьтесь, уважаемые. Итак, господа, что мы имеем? Мы имеем грешника. Грешников положено наказывать сообразно и перевоспитывать. Это раз. К тому же мы имеем символ. А с символами положено обходиться бережно, чтобы не оказать разрушительного влияния на юные умы. Сложный случай, право! Не знаю, что и сказать...

– Может, стоит обратиться за разъяснениями... наверх? – робко предложил юный голос.

– Идея, конечно, неплохая, – обладатель старческого голоса, казалось, задумался. – Но это только с одной стороны. А с другой, она будет свидетельствовать о нашей некомпетентности и стремлении уйти от ответственности. Предыдущая коллегия вон уже обратилась однажды за разъяснениями. Так один теперь привратником работает, второй сторожем у какой-то яблони на отшибе, причем круглосуточно... А где ваш коллега, а? Я слышал, в каком-то захолустье рядового экзорциста опекает?

Гадкий голос, против обыкновения, промолчал. Впрочем, юношеский – или все-таки девичий? – тоже.

– То-то же, господа. Нет, решение мы должны принять самостоятельно... И немедленно.

Воцарилось унылое молчание.

– Предлагаю коррекцию. С испытательным сроком скажем... эээ... два года, – обладатель юного голоса явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Смело. Даже чересчур, я бы сказал. И кроме того, что будем корректировать? Какой эээ... постулат данной личности?

«Не надо меня корректировать, – что есть силы мысленно закричал Бонд. – Я сам исправлюсь!»

– Надо, юноша, надо... – добродушно пресек возражения старший. – Если бы не надо было, мы бы вас сразу к нам. В курортные, можно сказать, условия. А так придется потерпеть, уж не обессудьте. Итак, что вы там надумали?

– Сложно, ваше светлейшество, – грустно сказал юный голос. – Менять можно только одно обстоятельство, и, к стыду своему, я не представляю какое. Может, родителей воскресить?

– Окститесь! Это же две души возвращать! К тому же нам нужно исправление этого конкретного сына человеческого, а не кого-нибудь еще. Нет, не надо так глубоко заходить... Нужны менее радикальные изменения...

– «Возлюби врага своего», – подсказал гнусный голос ехидно.

– То есть? Что вы предлагаете?

Бонд, предчувствуя нечто нехорошее, напрягся.

– То и предлагаю. Пусть возлюбит врага. Меняется только один фактор. А этот вот субъект остается самим собой...

– Хм. Что-то в этом есть, безусловно... А кандидатура врага, позвольте спросить, у вас имеется?

– Да у него врагов... – небрежно бросил голос. – Выбирайте любого. Страдания, мучения, раскаяние. Жертвы, в конце концов. Искупление. Все по вашему вкусу!.. Прямо сериал бразильский...

– Неплохо, неплохо. Живость воображения, смелость мысли... Где у нас тут враги? Дайте-ка взглянуть...

– Ваше светлейшейство?

– Ммм?

– Позвольте мне. Я тут как раз имею очередную апелляцию от одного из находящихся на перевоспитании. Погиб всего полгода назад. Вот, посмотрите, что он пишет: заявляет, что все свои грехи совершил вынужденно, по вине некоего Джеймса Бонда, агента британской разведки...

– Что, прямо так и заявляет? Любопытный субъект. Уже, наверно, не первую апелляцию пишет?

– Пятнадцатую, ваше светлейшество.

Раздалось отчетливое хихиканье.

– Да, забавно, забавно. А что? Мне лично нравится... Личное знакомство, возраст подходящий... Пусть вместе и исправляются. Как вы считаете, коллега?

Вместо ответа послышалось недовольное пыхтение.

– Да ладно вам, не дуйтесь. Мы и так к вам каждого второго отправляем. Хотя бы на месячишко.

– Да, каждого второго. А по закону полагается каждого первого!

– Голуба, ну вам-то это зачем? Излишнего усердия в наше время никто не ценит. Техника опять же изнашивается, нагрузка больше, а штат вам расширять не положено. Думаете, вам за него вот спасибо скажут? Кому он там сильно нужен? Никому. Так что, драгоценный, не огорчайтесь, а лучше-ка вносите ваши предложения... – увещевал старческий голос.

Бонд мысленно заподдакивал и даже попытался кивать. В этот момент он проникся к неведомому старику искренней симпатией.

– Ладно! Я предложу! Во-первых, испытательный срок нужно сократить, вот... До месяца!

– А он успеет? – в старшем голосе появились нотки сомнения.

– Успеет, успеет... Он же такой шустрый мальчик, ваше светлейшество, как вы сами изволили заметить. Он все успеет!

От такого признания собственных способностей англичанин мысленно содрогнулся. Потому как возможности содрогнуться как-то иначе не было...

– Ну, месяц так месяц, – милостиво согласился старик. – Давайте обсудим, скажем так, полезный эффект...

– А что обсуждать? – возмутился противный голос. – Что там у нас в основном законе?»Возлюби ближнего своего, как самого себя». Сумеет, как самого себя, я ему сам срок до минимального уменьшу. Потом. А если не может, пусть через месяц сюда возвращается, ну тут уж извиняйте...

– Ну что ж. Как мне кажется, получилось неплохо. Давайте сюда эту упорную бессмертную душу с пятнадцатью апелляциями. Пускай оценит божественное милосердие...

– Ему тоже месяц! – опять встрял гнусавый голосок.

– Разумеется, коллега, разумеется... Пишите сами приговор. Вот, пишите. «При рассмотрении дела номер 17 980 347 138 957 024 564 высочайшая коллегия пришла к следующему решению, вот... с учетом всех обстоятельств Джеймса Бонда и Жака Ле Шифра...»

«Что?!!»

Бонд даже временно забыл, что у него нет тела. Ему безумно хотелось заехать кому-то из невидимок по морде. Лучше всего всем троим. Сразу.

«Я – с мужчиной?!! Да еще с этим?!! С этим уродом с астмой и нервным тиком...»

– Вы бы помолчали, милейший... – неожиданно холодно сказал старческий голос. – А то вот мы сейчас передумаем, и вы на перевоспитание отправитесь. Лет так на двести. Будете потом апелляции писать, как этот ваш друг...

Бонд хотел было возразить, что Ле Шифр ему совсем не друг и даже скорее наоборот, но потом подумал о смысле слова «перевоспитание» и решил промолчать. В конце концов, уж лучше один Ле Шифр. Но на грешной (и крайней уютной) земле. В том, что она необыкновенно уютна и просто прекрасна, Бонд сейчас нисколько не сомневался.

– Вот и славненько. Пишите дальше, коллега... «С учетом всех обстоятельств Джеймса Бонда и Жака Ле Шифра временно вернуть в Царствие Земное с учетом произведенной психокоррекции. Срок – месяц. Изменению не подлежит». Все всем довольны? Хо-ро-шо. Пишите дальше... «Коррекция – внушение любви к Господу Богу через любовь к его человеческому подобию». Правда, подобие не лучшее, но и не худшее... – голос, не сдержавшись, хихикнул. – Подписываем, ставим дату. Во Его Славу, аминь...

Хотя Бонд по-прежнему ничего не видел, ему показалось, что в этот момент все три пары невидимых глаз обратились на него.

– Ну что, мистер Джеймс Бонд. Считайте, что вам пока что повезло, – сказал старческий голос весело. – Мы отпускаем вас обратно – ровно на месяц. Вы, конечно, это все забудете, но кое-что постарайтесь все же запомнить, в частности то, что времени у вас немного. Так что выполнив наше, хе-хе, задание, вы спасете не только свою душу, но и еще как минимум одну. И не кривитесь вы так! Считайте это своей новой миссией. Дерзайте!

В короткой вспышке света Бонд мало что успел разглядеть. Ему привиделось нечто вроде бескрайнего письменного стола, за которым возвышались три фигуры, причем крайняя правая сияла, как неоновая вывеска, а левая – почти что сливалась с окружающей ее темнотой. Но, в конце концов, это могло ему только показаться...

Заключение

1. Бытовое

– Ну что, коллеги? Полагаю, на сей раз мы приняли правильное решение...

– Но, почтенный Павел, вы уверены, что из этого получится нечто толковое?

– Вовсе нет, мой крылатый друг. Но в любом случае это будет нечто крайне увлекательное!.. Нечто вполне во вкусе слэшеров.

– А кто это такие?

– О, я совсем забываю, что вы у нас недавно. Это такие забавные грешники... По большей части женщины. Эти милые создания иногда склонны предаваться довольно странным фантазиям... Вообще они в большинстве своем безобидны, но совершенно не перевоспитуемы. Большие сроки им не положены, а от малых тут толку нет. Не так ли, коллега?

Противный голос что-то угрюмо пробурчал.

– А я тут вообще совершенно ни при чем! Вы представляете, что я недавно про себя прочитал?! Вы этого не представляете!

– Разумеется, драгоценный вы мой! Поэтому вы нам это расскажете. Во время обеденного перерыва. Никто ведь не против перерыва? Вы, Мефистофель, кстати, вполне можете остаться с нами. Тут прислали превосходный нектар...

– Ну что вы меня соблазняете? Ну вы же знаете, что мне нельзя. У меня же язва...

– У нас у всех язвы, а у некоторых – даже несколько. Ну это же не повод, право... Вот, Воланд вообще хромает, а какие балы устраивает!..

– Ну так это... Один из ликов, можно сказать. Ему по статусу положено...

– Ему одно положено, вам второе, мне третье... Кто у нас там еще? Неприкаянные души? Ну и пусть подождут. Двести с лишним лет ждут и полчасика еще потерпят. Давайте эти ваши фотографии. Да, и дверь закройте. На всякий случай...

2. Многообещающее

Джеймс Бонд стряхнул внезапное оцепенение. На мгновение у него закружилась голова, но все тут же прошло. «Или нервы шалят, или завтрак был не очень, – подумал он, продолжая двигаться вперед. – Если второе, то это было бы очень некстати...»

– Мистер Бич? Или Бонд? Я что-то запутался...

Он пожал протянутую руку... и на секунду снова сбился с взятого ритма. Что-то было не так, что-то было неправильно. Он забыл что-то очень важное, но что? Бред какой-то...

– Ничего, скоро разберетесь, – ответил блондин с напускной бравадой и тут же понял, что сфальшивил. Это было настолько очевидно и настолько странно!.. Он почувствовал себя сконфуженным.

Ле Шифр как-то странно усмехнулся. Его глаза разного цвета беспокойно шарили по лицу англичанина. Он то ли не заметил очевидного промаха, то ли был слишком обеспокоен началом турнира... а может, и чем-то другим. Ощущение дежавю нахлынуло на Бонда с новой силой.

– Мы, что, встречались раньше? – агент 007 не любил таких вот недоразумений. Они, как правило, потом очень плохо заканчивались.

– Возможно... Но я этого не помню, – меланхолично отозвался банкир. Странное тревожное выражение из его глаз почти исчезло. Почти... но не совсем.

– Я тоже, – констатировал Бонд. – Так что если вспомните, расскажите...

– Непременно, – угрюмо согласился Ле Шифр. – Непременно...

И повернулся, чтобы поприветствовать еще одного игрока, на сей раз, кажется, из Японии.

Уже отойдя к стойке и заказав коктейль, Бонд все же не выдержал и оглянулся. Банкир внимательно глядел ему вслед, и что-то в этом взгляде англичанину очень не понравилось. Еще более ему не нравилось то, что он не мог понять, что же ему так не нравится. Ясно было одно – что-то шло не по плану.