– Сука!..

От бессильной злости закипала кровь, жгучий яд стыда и ненависти тек по венам, стучал молоточками в висках, заставлял судорожно сжимать кулаки...

Он перевернулся со спины на живот, чувствуя, как по ткани плаща скользят колкие песчинки, прилипают к еще мокрому телу. Холодная озерная вода, от которой посинели губы и стали почти бесчувственными пальцы, не смогла остудить сжигающую изнутри злость.

– Ублюдок...

Легкие волны с тихим шепотом набегали на песчаный пляж. От порыва весеннего ветра покрылась мурашками кожа, длинные мокрые пряди волос бросило в лицо. Ледяной ветер и тепло послеполуденного солнца вели между собой свою небесную битву, заставляя его обнаженное тело то вздрагивать от обжигающего холода, то расслабляться под ласковым солнечным жаром.

Как он мог проиграть?! Как можно промахнуться в оленя с двадцати шагов? Как может промахнуться лучший охотник?

Ах да, он теперь НЕ лучший...

Лучший теперь...

– Тва-а-арь...

Почти стон.

И стыдно, ой как стыдно... И не только за промах. В конце концов, не оступись Баньши, выстрел достиг бы цели, он бы выиграл и... Не думать.

Стыдно за то, что не смог скрыть свою ярость. Куда делось его хваленое хладнокровие и выдержка? Какого демона он швырнул в лицо этой твари кубок с вином?

Единорог, ну с чего он так взбесился?

Облако заслонило солнце, и холод вцепился в свою добычу. Он открыл глаза и посмотрел на свои пальцы – ногти были синими, как у покойника. Красота. Нужно одеваться, тащиться в замок, улыбаться, вести светские беседы...

Да пошли вы все к Единорогу! И я вместе с вами. Потому что не идти нельзя. Не идти – значит трусливо спрятаться в конуру, поджав подранный в драке хвост.

Не дождутся. Я приду и буду смеяться. И пить вино. И говорить тосты в честь этой твари. И обращу свой утренний позор в удачную шутку. Я буду хладнокровен и дерзок.

Буду. А пока еще есть время полежать на теплом песке, послушать шелест листвы и шепот волн. И подумать о том, что это была не последняя охота и свое он еще возьмет. А от Баньши надо избавиться – гнедой принес поражение. Нужно найти нового коня. Или создать.

– Его будут звать Моргенштерн.

Он сказал это вслух – все знают, что вначале было слово.

Снова появилось солнце, и он решил, что это добрый знак.

Вместе с солнцем пришел кое-кто еще.

* * *

Мне было весело.

– Кого будут звать Моргенштерн?

– Твою смерть, – Джулиан даже не открыл глаз.

Братец, так мило промазавший утром по оленю и обливший меня вином с головы до ног, валялся совершенно голый на своем плаще и полностью меня игнорировал. Одежда (еще та, в которой он был на охоте, – даже не переоделся, сволочь!) перепутанной кучей валялась рядом.

Песок скрипел под подошвами сапог, когда я шел к нему по пляжу. Я остановился около него – так, чтобы носки сапог почти касались его лица. Он молчал и не шевелился.

Первым все-таки не выдержал я (но я ведь и не горжусь своим хладнокровием, а, братец?).

– Мою смерть будут звать совсем по-другому.

Опять молчание.

Солнце золотит бледную кожу, играет рыжеватыми отблесками в длинных черных волосах. Они еще мокрые.

– Ты решил утопиться, не снеся бесчестья?

Моя ирония не пропала зря – братец открыл невозможно голубые, как небо в жаркий полдень, глаза и перевернулся на спину, глядя на меня снизу вверх. Очень нехороший был у него взгляд.

– Решил.

– Чего ж не утопился?

Джулиан ухмыльнулся, поудобнее устраиваясь на песке. Мускулы под гладкой кожей взбугрились, завораживая своей игрой. Я заметил, что у него на груди совсем нет волос. Это при такой-то черной гриве на голове?!

– Вода холодная.

Старая как мир шутка.

Я коснулся носком сапога щеки Джулиана и провел от подбородка к виску, что, конечно, ужасно невежливо. Ну что, братец, взбесишься?

Голубоглазая сволочь даже не вздрогнула. Досадно.

– И ты решил умереть от простуды.

В корне неверно – чтобы умереть от простуды, принцу Амбера надо очень постараться.

– Лишь бы доставить тебе удовольствие.

Как мурлычет! А глаза ледяные. Знаю-знаю, братец, я тебя тоже ненавижу.

– Чего ты приперся, Корвин?

– Не груби тем, кто старше, малыш.

Ну, не совсем малыш – размеры его члена впечатляли. Разлегся, как шлюха. Впрочем, стеснительность не входит в число добродетелей, одобряемых нашей семейкой.

– Отец прислал меня мириться.

– Разве мы ссорились?

Ах ты поганец!

– Мы вообще не ссоримся, брат. Нельзя назвать ссорой то, что есть между нами.

Интимные нотки в моем шепоте заставляют Джулиана улыбнуться.

– А что же между нами есть, мой Корвин?

– Ненависть, мой брат.

Джулиан глубоко вздыхает и томно заводит руки за голову, высматривая что-то в сизо-голубых небесах. Демоны, он что, совсем не мерзнет? Прикрылся бы...

Ого-го, Корвин, а не выпил ли ты часом вместе с вином чего-нибудь более возбуждающего? Из арсенала распутной сестрички Флоры?

Надо спасать положение.

– Ты что-то говорил о моем удовольствии, красавчик.

Нужные интонации нашлись сразу – так разговаривают с дешевыми проститутками. С дорогими, впрочем, тоже.

Брови Джулиана удивленно приподнялись, но взгляд остался непроницаемым. Ты действительно ледяная бестия, младший брат. Покраснел бы, что ли, сволочь бесчувственная.

– О, ты считаешь меня красивым?

Единорог, он даже ресницами захлопал, как кокетливая барышня. Ладно, Джулиан, я же знаю, что ты любишь женщин. Я, кстати, тоже. Хотя в моей жизни бывало всякое... Интересно, в твоей тоже?

– В любом случае, ты очень мил.

Очаровательное слово – «милый». Какая симфония смыслов и подтекстов!

Джулиан промолчал, разглядывая меня сквозь полузакрытые веки. Что-то задумал, братец? Неужели то же, что и я?

Я сделал шаг назад и опустился около него на корточки. Его взгляд скользнул по бугру у меня между ног, я заметил. Хотя он это и не особенно скрывал.

– Так как насчет удовольствия? Я сегодня заслужил.

Джулиан вздрогнул. Давай, давай, милый (ох уж это слово!), отпусти терзающих тебя демонов. Как потемнели твои глаза...

Он резко вытянул из-за головы правую руку и, сжав пряжку моего плаща, с силой притянул мое лицо к своему. От толчка я не удержал равновесие и, чтобы не упасть, оперся руками о его грудь. Какая холодная и гладкая кожа... Запах озерной воды...

– Хочешь получить все, мой Корвин?

Он прошептал эти слова прямо мне в лицо, я чувствовал его дыхание на своих губах. Его рука ласкала серебряную розу на моем плаще, мои руки в ответ скользнули по его животу. Ответ пришел сам собой.

– Хочу.

Слово было сказано, а все знают, что вначале было слово.

Он сильнее дернул пряжку, заставив меня стать на колени.

Губы наконец коснулись губ.

* * *

...Давай, давай, Корвин, целуй меня жарче, еще глубже, еще жестче. Твои зеленые глаза стали мутными от желания, твои руки жадно скользят по моему телу, ты меня хочешь, тварь...

...Сколько страсти, моя ледяная бестия, сколько в тебе огня. Ты растаешь, ненаглядный мой, ты забудешь все, ты уже стонешь, глухо и очень тихо, как будто что-то сдерживает тебя. Отпусти себя, Джулиан...

...Демоны с твоей одеждой, Корвин, я оцарапал руку о твою розу. Тебе сладко лизать мою кровь, тварь? И мои пальцы, и мои плечи, и шею...

...Я сам расстегну ремень, оставь. Не отрывай рук от моего тела, от моей кожи. У тебя холодные пальцы, Джулиан, почему же они так жгут...

...А твое тело пьянит не хуже вина, мой Корвин, я буду целовать тебя, пока ты не запросишь пощады, враг...

...Ниже, ниже, Джулиан, возьми его в рот. Ты же обещал мне удовольствие, сволочь...

...Твои стоны – музыка, моя зеленоглазая тварь. Я доставлю тебе удовольствие...

...Единорог тебя побери, Джулиан, только не останавливайся. А-а-ахх...

* * *

Ветер что-то игриво шептал молодым листьям, заставляя их трепетать от неизвестных всему остальному миру новостей... Двое на предвечернем берегу долго лежали на смятом, засыпанном бледным песком плаще, не разговаривая, но и не разнимая объятий.

Тот, который был полностью голым, наконец зашевелился и сел, заставляя расцепиться обнимавшие его руки. Полуодетый нехотя отстранился и лежал, разглядывая смуглую сильную спину, заслонившую ему солнце.

– Пора? – недовольно пробурчал он, пытаясь нашарить на песке свой камзол.

Обнаженный мужчина, не поворачиваясь, пожал плечами.

– Ты что, уже раскаиваешься, братец? – в голосе полуодетого послышалась веселая издевка.

– А ты?

Вопрос все же требовал ответа.

– Я никогда ни в чем не раскаиваюсь, учти это на будущее, мой милый Джулиан.

– Кто бы ожидал от тебя другого, нежный мой? – голос Джулиана сочился ядом. Сладким как мед ядом.

Корвин резко сел, обхватив брата за плечи, и поцеловал его в основание шеи. Джулиан вздохнул и откинул голову назад, на плечо своего врага. Его длинные волосы скользнули по спине Корвина, и нечаянная щекотка отозвалась нервной дрожью в мускулах всего тела.

– Ты... хороший любовник, Джулиан.

– Спасибо, любимый, – насмешливо отозвался длинноволосый. – Ты тоже ничего.

И получил удар в ребро.

В результате не претендующей на звание драки потасовки Корвин оказался прижат к земле, придавленный сидящим на его животе Джулианом. Кроме того, он отчетливо понял, что хочет продолжать такое чудное примирение с побежденным братом. Ведь слово отца – закон для почтительного сына, не так ли?

Джулиан наклонился и поцеловал его в полуоткрытые губы. Закружилась в сладкой истоме голова, руки сами потянулись к желанному телу, скользнули вниз...

Демоны, как он оказался на животе? И штаны, тысяча демонов, что... Джулиан!!!

В самое ухо лучший кошмар Корвина нежно прошептал:

– А теперь Я отымею тебя, победитель...

И стало больно, стыдно и очень-очень сладко...

* * *

– Скоро стемнеет.

Голос у Джулиана был довольным. Он сел, потянулся с видом сытой кошки и, обернувшись, посмотрел на брата. Корвин смотрел на него исключительно злобно.

– Ну не надо хмуриться, радость моя, – почти пропела голубоглазая сволочь, по-девичьи склонив голову и заплетая длинные волосы в косу. – Разве ты не получил удовольствие?

– Сукин сын.

Джулиан только хмыкнул, закинув косу за спину. Корвин не замедлил за нее схватиться и, грубо дернув, заставил ойкнувшего от боли брата снова опуститься на плащ.

– Ты поступил очень плохо, милый брат, – зашептал Корвин, прижимая добычу к засыпанной песком ткани. – Ты...

Он не закончил фразу, заметив удовлетворенный блеск в глазах бестии. Единственным средством избавиться от наваждения было...

* * *

– Какого демона!!!

Оглушающий рык застал любовников врасплох. Корвин резко оторвался от губ Джулиана и тут же откатился от него; Джулиан приподнялся на локтях. Оба смотрели на человека, которого в данный момент хотели видеть меньше всего и который стоял всего в десяти шагах от них.

– Ублюдки!!!

– Тебе, отец, виднее, – не без сарказма прошептал Джулиан, постаравшись, впрочем, чтобы реплика не долетела до чуткого уха родителя.

Корвин подивился храбрости брата и попытался прикрыться плащом.

– Засранцы!!! Одевайтесь, оба... И во дворец!

Величественная фигура могучего Оберона растворилась в подступающих сумерках. Братья подавленно посмотрели друг на друга и одновременно отвели глаза. Ничего хорошего от этого вечера они не ждали.

– День погано начался, а кончится, видно, еще хуже, – мрачно сказал Джулиан, натягивая штаны.

– Да ты философ, братец, – отозвался Корвин, прикидывая, как будет оправдываться перед разъяренным отцом.

* * *

Замок Амбера золотой короной сиял на фоне чернеющей в темноте громады Колвира.

Залы Вечного замка заполонили роскошно одетые гости.

Накрытые столы ломились от изысканных яств.

Звучала музыка.

В замке должен был быть праздник.

Только праздника не было.

* * *

– Какая муха укусила отца? – напряженно шептала Флора Фионе.

– Это знает только Единорог, дорогая сестра, – задумчиво и немного свысока обронила Фиона. – Но, как ты могла заметить, виновники нашего маленького праздника жизни отсутствуют, а это что-нибудь да значит.

– Что? Корвин? – непонятливо уточнила Флора и осеклась, нарвавшись на красноречивый взгляд сестры.

– И Джулиан, – снизошла до ответа Фиона. Флора подумала и решила было обидеться на рыжую язву, но та добавила:

– Надеюсь, они убили друг друга, и теперь у нас будут чудесные государственные похороны.

Фиона мечтательно воздела глаза к потолку, но ее грезы самым отвратительным образом были разбиты явлением героев тех самых грез.

И Корвин, и Джулиан выглядели сильно потрепанными, грязными, усталыми и злыми, но вполне здоровыми. Фиона печально вздохнула.

Собравшееся в библиотеке семейство направило все свое внимание на вновь прибывших.

– Так, и что ж вы такое натворили, придурки, что отец на стенку лезет? – первым полюбопытствовал Эрик, с интересом разглядывая братьев.

Корвин не ответил, но продемонстрировал своему вечному сопернику композицию из трех пальцев. Крайне неприличную.

– Где отец? Нам сказали, чтобы мы ждали в библиотеке.

Джулиану ответил Бенедикт:

– Сказал, что будет, когда все соберутся. Ждали только вас.

Корвин протяжно вздохнул и уселся на низкий кожаный диван. Джулиан печально оглядел комнату, лица родственников и отошел к оконной нише.

Все заговорили одновременно.

– Во имя Единорога, что случилось? Вы не поделили очередного оленя?– потребовала разъяснений Фиона. Флора, увлеченно накручивая белокурый локон на пальчик, подалась вперед, ожидая разъяснений.

– Где вы были? – в унисон с Фионой спросил Рэндом.

– Вы подрались? – довольно равнодушно уточнила Льювилла.

– Корвин, ты надрал Джулиану задницу? – весело спросила своего героя Дейдра.

Джулиан хмыкнул. Корвин затравленным зверем глянул на любимую сестру. Однако от необходимости что-то отвечать на провокационный вопрос его избавил отец, тяжелым шагом вошедший в библиотеку.

Стало так тихо, что было слышно, как потрескивает в камине догорающее полено.

– Все вон. Кроме Джулиана и Корвина.

Приказ Оберона обсуждению не подлежит. Принцы и принцессы покидали комнату, то и дело оглядываясь на жертв отцовского гнева. Во взгляде Блейза Корвин даже уловил что-то вроде сочувствия.

Дверь захлопнулась как крышка гроба.

* * *

На следующий день за завтраком Фиона с удивлением говорила Каину:

– И зачем отец, спрашивается, устроил такое представление? Продержал нас час в библиотеке, потом выгнал, праздник сорвал, навел на всех панику. А в итоге? Ну, сослал Корвина на флот, отправил Джулиана в Арденны... Так он и так все время в своем лесу.

– А ты рассчитывала на образцово-показательную казнь? – съязвил Каин, выбирая булочку поподжаристей. Фиона мило порозовела.

Блейз, отставив пустую тарелку, поинтересовался:

– Так кто-нибудь все же узнал, что случилось?

– Подрались, наверное, – вяло пожал плечами Каин. – Джулиан ненавидит проигрывать, а Корвин не умеет выигрывать красиво...

– Точно-точно, – поддакнул Эрик, проигнорировав презрительный взгляд Бранда.

– А кто из нас умеет? – ухмыльнулся Блейз, наливая себе кофе.

Братья и сестры улыбнулись – шутку оценили.

– Я буду скучать по Корвину, – капризно сказала Дейдра. – Это несправедливо. Ссылать надо было только Джулиана. Корвин...

– Корвин – козел, каких мало, – не прожевав кусок омлета, промямлил Рэндом. – Я думаю, что это он затеял драку. Он на это более чем способен.

– Не говори, когда во рту еда, – брезгливо одернула его Флора.

– Сама дура, – Рэндом всегда отличался редким чувством юмора и воспитанием.

Дейдра захохотала. Льювилла даже не улыбнулась.

Семейный завтрак грозил перерасти в семейную свару.

– Так, – голос Бенедикта был спокоен. Как обычно. – Тема закрыта. Корвин и Джулиан вели себя недостойно и теперь наказаны. Рэндом, извинись перед Флорой. Да, – пауза вышла многозначительной, – и не говори с полным ртом.

Рэндом фыркнул, но промолчал.

– Недостойное поведение, говоришь? Мне всегда нравились твои формулировки, Бенедикт, – медленно, словно о чем-то размышляя, сказал Каин.

Бенедикт несколько удивленно посмотрел на Каина, а Фиона заметила:

– Ты что-то со вчерашнего дня такой задумчивый, дорогой Каин. Уж не задумал ли ты что-нибудь... недостойное?

Каин нежно улыбнулся сестре:

– Я планирую кое-что очень, очень недостойное.

Фиона весело уточнила:

– Как обычно?

– О, намного лучше, – томно сказал Каин, мечтательно разглядывая оконный витраж за головой сестры. – У меня скоро появится лучший друг.

И, пропустив мимо ушей ехидные комментарии родственников, Каин снова стал вспоминать, какими припухшими, слишком яркими были губы Джулиана, каким виновато-вызывающим был его взгляд, какими усталыми и томными движения... Каин улыбнулся.