– Стойте! Пожалуйста... остановитесь...

– Уинри? – поднял глаза Эдвард Элрик. Они почти убежали, но только почти. И теперь неизвестно, что их ждет впереди. Хотя... почему неизвестно? Схватят, нацепят наручники и водворят в тюрьму. А как только начальство поймет, чем на самом деле стал младший Элрик, их используют. А ведь они даже не знают, что может произойти с Алом, если философский камень будет активирован.

Но как же обидно, что за ними гнались те, кого оба Элрика считали если не друзьями, то хотя бы хорошими приятелями...

– Когда-то я убил двух человек. Они были врачами, лечившими не только своих, но и чужих, – внезапно заговорил с несвойственной ему болью в голосе стоящий напротив Элриков Рой Мустанг. – Однако враги остаются врагами вне зависимости от того, ранены они или нет. Командование просило этих врачей прекратить подобные действия, но они не послушались. В результате мне было приказано их убить. С тех пор я решил для себя не следовать приказам, если они расходятся с моим мнением. И сейчас я гнался за вами не потому, что таков был приказ, а потому, что очень на вас зол. Почему вы сбежали, не попросив моей помощи?!

Полковник обращался к обоим братьям Элрикам, но смотрел только на старшего. Взгляд золотых глаз стал виноватым... и усталым, очень усталым. А ведь он поручился за этих двоих фактически собственной жизнью и карьерой. И что потянуло его так поступить? Ведь ни Альфонс, ни тем более Эдвард его особо не любят, а последний и вовсе едва выносит. Соответственно они и обращаются. И если для любого другого человека из своего подразделения полковник бы сделал подобное, ничуть не задумавшись, да и потом не сомневался бы ни в чем, то сейчас... ну что, что его заставило так поступить? Ведь была же первая мысль – на этот раз Эд вляпался по полной программе, вряд ли будет возможность его вытащить. А бегство и вовсе усугубило положение парней. В груди полковника разгорелся огонь настоящей злости. Он ничуть не покривил душой, говоря, за что так сердит на братьев. Однако прежде всего на Эдварда. Альфонс гораздо мягче, спокойней, покладистей и, что заметней всего при общении, вежливей. К тому же младший. Эд всегда командует им и частенько даже думает за него, хотя в действительности любит брата и желает ему только хорошего. Возможно, даже слишком любит. И все, что делает, делает в основном ради него. Значит ли это, что что-то случилось с Алом? Появилась какая-то опасность? Они что-то узнали? Или дело в том, что братья увидели войну слишком близко и столкнулись с несправедливостью, которой полна жизнь на фронте? Ведь не зря же Эд больше не хочет быть армейской собакой. Хотя, кстати, про пса и его владельца упоминать не стоило, он только сильнее разозлился, хотя и сам полковник был в не слишком хорошем настроении и очень хотел сотворить со старшим Элриком что-нибудь в воспитательных целях.

– Фюрер – гомункул. И его секретарша тоже.

У всех присутствующих отпали челюсти.

История была невероятная. Поверить в нее не получалось никак, но... такое при всем желании не выдумал бы даже Эд. Хотя уж он-то мастер на изобретение всяких гладких отмазок, и если бы полковник не напоминал ему каждый раз, о чем именно ждет доклада, ему на стол ложились бы высокохудожественные сочинения в жанре остросюжетного боевика, не имеющие никакой ценности, кроме литературной.

Но, в конце концов... Мустанг тяжело вздохнул про себя и велел всем идти домой к Уинри. Все равно ведь будет прикрывать этих двоих...

Ал ушел с отцом, и Эд ходил в отвратительном настроении. Большинство находившихся в доме людей боялись к нему приближаться – и это при том, что половина из них была солдатами! Хотя полковник их понимал. Старший Элрик в таком состоянии сначала делал, а потом уже думал, а превратиться во что-нибудь малоприятное или быть размазанным по стенке не хотелось никому. Поэтому ночевки в одной комнате с ним не хотел никто – пришлось тянуть жребий. Сам полковник вошел в комнату, где проходил совет, последним – и ему очень не повезло. До него все вытянули длинные соломинки. Вот будь Эд в другом настроении – можно было бы и пообщаться, Мустанг был бы даже рад, а так... если что – и пламя не спасет.

Но, как ни странно, Элрик-старший вполне спокойно отнесся к соседу по комнате, только горько усмехнулся, увидев в дверях начальство, – знал о жребии и о том, какое облегчение испытали остальные, узнав, что бомба замедленного действия будет под боком не у них.

– Что ж, раз нам предстоит ночевать вместе, давай договоримся об одной вещи. Ты не будешь меня убивать, хорошо? – попытался пошутить полковник.

– Обещание, которое, возможно, не смогу выполнить, я давать не буду, – заявил Эд, любуясь на вытянувшуюся физиономию Мустанга. – Но, если уж все повернется таким образом – даю слово сделать это быстро и, по возможности, безболезненно.

– Хорошо, тогда я тоже не стану обещать не подпалить твою нахальную задницу, если что, – парировал полковник.

– Вы даже спите в своих перчатках? Или вообще их не снимаете? Вы их хоть стираете иногда? – светским тоном поинтересовался парень и, пока Мустанг подбирал слова, способные поставить его на место, добавил: – Впрочем, не отвечайте. Не хочу этого знать...

– А вы хоть иногда следите за языком? – в ответ процедил полковник. – Должен ли я списать ваши слова на переутомление или же мне стоит заняться перевоспитанием обнаглевших от безнаказанности детей?

– Поступайте так, как считаете нужным. Но не обещаю, что ваши меры, буде вы все же сочтете нужным принять таковые, возымеют хоть какой-то эффект. Завтра рано вставать. Спокойной ночи.

Дело было плохо. Мустанг обращался к Эду на «вы», только если хотел поязвить или был действительно зол, и тот всегда понимал подобные намеки. Но сейчас ответил так и таким тоном, что хоть правда – вынимай из штанов ремень и играй в заботливого папочку. Значит, его состояние даже хуже, чем кажется... хотя парня можно понять. События последних недель и взрослого бы свалили, а тут еще Ал... Вот только подходить с сочувствием полковник не решился. Иначе испепелили бы его.

А ночью его разбудил крик.

Эдвард сидел на постели, обхватив себя руками и тяжело дыша. Было очевидно, что ему приснился какой-то кошмар. Но не успел полковник подойти к нему, как дверь выбили и в комнату ворвались несколько человек. Первым был Хавок, и ему не повезло. Элрик-старший с совершенно диким выражением лица сложил ладони и коснулся стены, из которой тут же полетели каменные шипы. Те, кто стоял дальше, не пострадали, а вот Хавок не успел уклониться, и один из шипов поцарапал ему плечо. В коридоре завизжали Уинри и Шеска, все шарахнулись назад, а Эдвард бешено заорал:

– Заткнитесь!!!

В таком состоянии его никто никогда не видел – и никто не знал, что делать. Полковник оправился быстрее всех и жестом велел им удалиться, а сам медленно, очень медленно пошел к Элрику. Тот смотрел на него дикими золотыми глазами, шипя что-то явно угрожающее. И Мустанг сделал то, чего парень никак не ожидал.

Он снял перчатки, в которых действительно лег спать, и отбросил их куда-то за спину.

В золотых глазах, горящих сумасшедшим огнем, проблеснуло какое-то осмысленное чувство, более всего походящее на удивление.

В полной тишине полковник подошел к Эдварду и, протянув руку, осторожно коснулся его лба, отбрасывая с него растрепанную челку. И без того огромные глаза парня стали еще больше, теперь в них было скорее всепоглощающее изумление, чем безумие, и Мустанг провел пальцами от виска к скуле, затем еще ниже, к подбородку.

– Эд, – тихо позвал он.

– П-полковник? – неуверенно произнес парень. Потом посмотрел на свои скрюченные руки, на разгром в комнате, бросил взгляд на дверной проем, откуда осторожно высовывались головы Уинри и подчиненных Мустанга, на лицах которых был откровенный страх. И в отчаянии закусил губу.

– Эд! – воскликнула девушка, бросаясь к другу с явным намерением заключить в объятия. Но он отшатнулся, одновременно прижимаясь к подошедшему к кровати вплотную полковнику. Уинри застыла в изумлении, а Мустанг обнял Эдварда обеими руками и не допускающим возражений тоном велел всем расходиться по своим комнатам.

– Ничего не говори, – попросил Элрик-старший, впервые обратившийся к начальнику на «ты».

– А я и не собирался, – пожал плечами тот, усаживаясь на его кровать. – Хотя кое-что все же спрошу. Ты будешь сильно против, если я не стану перебираться к себе?

– Совсем не буду, – все же улыбнулся Эдвард, откидываясь на простыни. А когда полковник сделал то же самое, уютно устроился в его руках и положил голову ему на плечо.

– Эд! – в комнату заглянула Уинри с подносом еды, решившая немного поухаживать за другом. Увиденное повергло ее в такой шок, что девушка не удержала поднос в руках. Мустанг приоткрыл глаза и повернул голову на звук, всей своей сонной физиономией демонстрируя недовольство. Эдвард, приподнявшись на локте, посмотрел на Уинри, перевел взгляд на начальника, внезапно ухмыльнулся и заявил:

– Похоже, с самого начала надо было ложиться не просто в одной комнате...

– Может быть... Остальные пусть поступают как хотят, но я сегодня никуда не поеду. Встаешь, Стальной?

– Пора уже. Уинри, а что это с подносом?.. – зевнув напоследок, поинтересовался Эдвард, выбираясь из объятий полковника.

– Так что с тобой случилось ночью? Приснился кошмар?

– Можно сказать... это было очень страшно. Очень, – Элрик-старший смотрел в небо, сидя под развесистым деревом недалеко от дома Рокбеллов. – Похоже, я испугался так впервые в жизни.

– И что же могло тебя так напугать? – приподнял брови Мустанг, тоже любуясь облаками.

– Смерть... не моя. И не Ала. Только не спрашивайте, чья, – попросил парень, сорвав травинку и по примеру полковника начав ее жевать.

– Почему же? Чья смерть могла напугать тебя так, что ты проснулся в подобном состоянии? – искренне удивился Мустанг. – И, кстати, ты все-таки будешь обращаться ко мне на «ты» или «вы»?

– Не могу же я «тыкать» собственному начальству... которое не один год вбивало в меня понятия о субординации, – хмыкнул Эдвард, избегая ответа на первый вопрос.

– Можно подумать, начальству это удалось, – ухмыльнулся полковник, сделав вид, что не заметил этого. – И потом, разве не ты недавно заявлял, что больше не являешься армейским псом?.. Или надумал вернуться?

– Хм... ну, если под твоим начальством – то я еще подумаю... – протянул парень. – Но вот если под чьим-нибудь еще...

– То?..

– То я соглашусь сразу! – засмеялся Эд. – Ладно, не нужно так близко к сердцу воспринимать шутки, тем более дурацкие. Извини. На самом деле все с точностью до наоборот. Разве что другим начальникам я бы, не раздумывая, отказал. Но вернуться я уже не смогу.

– А жаль. Мне будет не хватать тебя в департаменте.

– А мне будет не хватать всех вас. Впрочем, что это мы, как в последний раз? – встрепенулся Эдвард и наигранно-бодрым тоном заявил: – Еще немного, и опоздаем на завтрак. Боюсь даже подумать, что скажет Уинри. И если тебе она ничего не сделает – постесняется, то мне влетит по полной программе...

– Ничего, спрячешься за меня, тогда она тоже постесняется. Ты маленький, так что проблем с тем, чтобы тебя прикрыть, не возникнет... – усмехнулся полковник.

– Не говори, что я маленький!!! – возмущенно завопил Элрик-старший, подскакивая на месте.

А перед его глазами стояла картинка из сна, запомнившаяся очень хорошо. Темная комната, в которой начинается пожар. А в ней – гомункул-Фюрер, всадивший меч в грудь Роя Мустанга.

– Раз уж вы тут остаетесь еще на день, то извольте отрабатывать проживание! – заявила после завтрака почтенная миссис Рокбелл, грозно сверкая глазами. – У нас вон – целое поле риса неубранное.

Лица господ солдат после такого заявления не поддавались описанию. В том числе полковника, к которому сие относилось в равной мере. Правда, он тут же что-то вспомнил и ухмыльнулся. Эдвард, которому подобное было не впервой, тоже заухмылялся, заодно кинув на уже бывшее начальство вопросительный взгляд. В ответном взгляде читалось: «Потом расскажу». Большинство не обратило внимания, но присматривавшаяся к ним Уинри чуть сузила глаза, заметив этот безмолвный диалог. С этими двумя определенно что-то происходило – как-то очень быстро и резко поменялась даже их манера общения, став куда более свободной и доверительной, да и сами они вели себя странновато. И хотя девушка плохо знала Роя Мустанга и не могла сказать точно, было ясно одно – простому подчиненному он бы не позволил так много вольностей по отношению к себе. А уж Эд при всей своей наглости не стал бы вести себя подобным образом с начальством. Или причина этому – всего лишь то, что оба наконец начали друг другу полностью доверять, а она выдумывает неизвестно что?

– Интересно, офицерам подобает подобное... времяпрепровождение? – риторически поинтересовался полковник у небес, разгибаясь и потирая спину, уже начинавшую ныть. Но лучше бы он не спрашивал.

– А как же! Прикрывать государственных преступников, значит, подобает, а честно трудиться на плантации – нет? И вообще, физический труд полезен! Укрепляет и тело, и дух... – ехидно отозвался Эдвард, тоже занимавшийся уборкой риса.

– Ты хочешь сказать, я в этом нуждаюсь? В укреплении и тела, и духа? – притворно оскорбленно нахмурился Мустанг.

– Н-ну... ты уверен, что хочешь услышать честный ответ? – наигранно замялся Элрик-старший.

– Если он мне не понравится, ты уже ничего услышать не сможешь, – ухмыльнулся полковник.

– Это еще почему? – подозрительно осведомился парень.

– Я тебе уши оборву! Давно мечтал это сделать, но подчиненных калечить нельзя... знаешь, а я начинаю находить плюсы в том, что ты перестал быть моим подчиненным! – жизнерадостно ответил Мустанг.

– Ну-ну. Ты сначала победи... или догони. А потом уже будешь заявлять насчет ушей, – нахально показал язык Эд.

– И с языком твоим что-нибудь тоже сотворю... давно мечтаю его укоротить!

– Полковник, да вы садист! – «ужаснулся» парень. – Я вас боюсь!

– Ну наконец-то! И почему ты этого не делал раньше? Все было бы намного проще...

– Может, потому, что подчиненных калечить запрещено? – невинно осведомился Элрик-старший.

– Или потому, что все-таки я был мягковат... надо было быть жестче. А теперь время упущено... – посокрушался Мустанг.

– Ты бы не смог, – авторитетно заявил Эд. – Каким бы ты ни старался казаться, ты в душе мягкий и пушистый. Да и не только в душе, – тут же захихикал он. – В смысле, мягкий... насчет пушистости – вроде не замечал...

– А ты в душе безответственный паршивец, но кажешься паршивцем еще большим! И язык у тебя действительно нуждается в ножницах, – покачал головой полковник, взглядом указывая парню на нечто за его спиной. Но было поздно. Остальные уже давно бросили работу и тихонько подтянулись поближе, заслушавшись спором, пока сами спорщики были слишком увлечены.

– А... э... в общем, прошу прощения за мое неподобающее поведение, – тут же заявил Эд, понимая, что Мустанг сейчас может как испепелить на месте, так и равнодушно пожать плечами. И отнюдь не желая провоцировать его на первый вариант.

– Разговор снова вернулся к неподобающему, – хмыкнул полковник, похоже, не особо и обидевшись. – А нам лучше вернуться к рису, пока не...

– Бездельники!!! А ну за работу!!! – раздался вопль миссис Рокбелл. Работнички сразу подхватились и метнулись исполнять приказ с невероятной скоростью. Даже Мустанг прервался на середине фразы, над чем не преминул похихикать Эд, хотя комментарии по этому поводу оставил при себе.

– Это был один из самых ужасных дней в моей жизни, – простонал полковник, наконец плюхаясь на постель. – Лучше бы я все же уехал сегодня...

– Э, нет, тогда бы вся работа досталась мне одному! – возразил Эд.

– Кто там говорил, что физический труд полезен?.. – тут же прищурился Мустанг.

– Но не в таких же количествах! – искренне возмутился парень. – Хотя я в общем-то не особо и устал...

– А я зато понимаю состояние выжатых лимонов. Как же хорошо просто лежать...

– Так и быть... ложись на живот, – вздохнул внезапно Элрик-старший, полюбовавшись на блаженное выражение лица Мустанга.

– Это еще зачем?

– Узнаешь. Или испугался?

– Я не поддаюсь на провокации, Стальной. Зачем тебе это?

– Узнаешь, – повторил он и равнодушно добавил: – Впрочем, если тебе неинтересно, я не настаиваю. А если все-таки надумаешь – сними рубашку предварительно.

Полковник подозрительно сощурился, но все же выполнил просьбу.

Однако к тому, что произошло, оказался не готов. Эдвард сел рядом с ним на кровать и мягко коснулся обнаженной спины левой рукой. Только левой. Мустанг даже не успел сообразить, что делает, как выгнулся, продлевая прикосновение.

– Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – как бы между делом произнес парень, не отрывая пальцев от теплой кожи. – Кота. Потому я и говорил, что в душе ты – мягкий и пушистый... и характер у тебя соответствующий.

Полковник же пребывал в огорошенном состоянии, которое даже не пытался скрыть. Ну что может уметь подросток, еще даже не вышедший из школьного возраста? А от его касаний по всему телу бежали мурашки, и прерывать это отнюдь не хотелось...

– Ты... как ты это делаешь?

– Нравится? – в голосе Эда проскользнули лукавые нотки. – А вот так? – и он с силой провел короткими ногтями вдоль позвоночника.

Мустанг едва не заурчал. Но вовремя закусил губу и приказал себе встряхнуться. Эдвард ребенок, каким бы взрослым ни казался. И что бы он сейчас ни сделал, нужно лежать. Неподвижно лежать и не реагировать. Он же наверняка не понимает...

– Нравится, – констатировал тем временем «ребенок». – А как я это делаю... не знаю. Просто чувствую.

– Эд... ты... лучше не надо. Спасибо, усталость действительно прошла, и хватит с меня, – хрипло выговорил полковник. Хотя это стоило ему немалых усилий.

– Что именно я делаю не так?

– Ничего. Дело во мне. Просто давай прекратим, пока...

– Пока что? – тихо спросил Эдвард, не дождавшись продолжения.

– Пока я еще в состоянии себя контролировать, – сорвалось у Мустанга.

Парень только улыбнулся. Его пальцы скользнули выше, легонько погладили основание шеи и начали чесать за ухом. Полковник понял, что, видимо, в его родословной действительно были коты – реакция тела была однозначной и неконтролируемой: заурчать и потереться о руку, ласкающую его. Потому что сейчас это была именно ласка, а отнюдь не просто расслабляющий массаж.

– Эд, ты соображаешь, что делаешь? – в отчаянии простонал Мустанг, уже едва справляясь с собой.

– Вполне, – коротко и уверенно. А рука снова перемещается ниже, на затылок, на шею, поглаживает плечи... Полковник прикрыл глаза на несколько секунд, а затем начал медленно подниматься.

– Значит, ты осознаешь, насколько котятам опасно дразнить взрослых котов? – садясь рядом с Эдом, чуть хриплым голосом спросил он. – И понимаешь, какие могут быть последствия?

В золотых глазах не промелькнуло ни искры страха или сомнения.

– Да.

Полковник осторожно наклонился и нежно поцеловал теплые сухие губы Эдварда.

Ночью они не заснули ни на минуту, не думая ни о чем – ни о том, что сейчас война, ни о напряженной обстановке в целом, ни о гомункулах... ни даже о том, что государственному алхимику Рою Мустангу уже утром нужно будет уезжать, а он нежно ласкает тихо стонущего от удовольствия опасного преступника вместо того, чтобы отдыхать.

Они не устраивали долгой прощальной сцены, только пара слов и обмен короткими кивками.

А когда спустя несколько дней совершенно неожиданно встретились в Централе, не бросились друг другу в объятия, а лишь снова ограничились короткими сухими приветствиями. И пока ехали в машине, ни разу не прикоснулись друг к другу. Только говорили о том, из-за чего были вынуждены расстаться.

– Такова жизнь. В ней всегда есть что-то, что дороже наших собственных мечтаний и даже нас самих, – тяжело сказал Эдвард, заканчивая разговор.

Полковник поднял руку, собираясь было отдать честь, но передумал и протянул другую для рукопожатия. Левую.

Элрик-старший с горьковатой улыбкой легонько хлопнул по ладони. Мустанг ответил такой же улыбкой и, резко посерьезнев, произнес:

– Прощай.

– До свидания, – возразил Эдвард. Они не говорили ни слова о любви, но он знал – они обязательно еще встретятся. Если не в этой жизни, значит, в следующей. И, возможно, еще скажут.