Не бойся стука в окно – это ко мне,

Аквариум «Аделаида»

Валентин проснулся от негромкого стука по оконному стеклу, и это было очень странно – даже не потому, что покои нового графа Васспарда находились на втором этаже. Стучать в окна друг к другу вольно разве что простолюдинам; у Людей Чести, пусть даже самых захудалых, есть слуги, которые встретят посетителя должным образом и препроводят к хозяину. Или выпроводят вон, это уж как придется.

Пока Валентин раздумывал над тем, что это, собственно, было, стук повторился. Сонно жмурясь, он спустил ноги с высокой кровати, босиком просеменил на цыпочках по стылому каменному полу в белесых пятнах лунного света и подошел к окну – просто чтобы убедиться, что это всего лишь ветка старого платана под ветром.

Дрему как рукой сняло, когда он увидел в круговороте снежных хлопьев темную фигуру, угнездившуюся на подоконнике – одна нога подтянута к груди, вторая опасно свисает с обледеневшего каменного карниза. Знакомая поза. До боли знакомый силуэт. Но этого не может быть, потому что носивший имя Юстиниана – Теофила – Георга Придда, графа Васспарда – мертв.

Из глубин памяти вдруг всплыло нужное слово: выходец.

Любая нянька, посмевшая рассказывать детям герцога Придда всякую чушь о привидениях, выходцах и Закатных тварях, лишилась бы своего места в мгновение ока. Дорогие гувернеры и менторы в Лаик тем более не уделяли внимания подобным вопросам, поэтому Валентин пока не имел ни малейшего понятия, что такое есть выходец, зачем он является скорбящим родственникам и как от него избавиться. Хотя нет, о причине, приведшей сюда Джастина, он догадывался. Слишком плохо тот умер. Валентин еще не вполне отдавал себе отчет в том, какую смерть можно назвать хорошей, но несчастный случай на охоте явно не входил в этот перечень.

Лицо брата казалось сделанным из лучшего фарфора – безупречно белое и гладкое. Валентин поймал себя на мысли, что Джастин лежит в могиле уже не одни сутки, и не может, не должен так выглядеть, а уж тем более – свободно передвигаться. Падающий снег серебряной пудрой ложился на длинные волосы Джастина, запорашивал дорогую ткань парадного костюма. Валентин машинально отметил, что графская цепь на груди брата покрыта инеем. Он выглядел как принц из какой-то одновременно жутковатой и изысканной сказки.

Старший сын герцога Придда прижал палец к своим сиреневатым от холода губам, явно призывая к молчанию.

– Никаких имен, – прозвенел в морозном воздухе чистый тенор предыдущего графа Васспарда.

– Как ты... как... – Валентин никак не мог найти достаточно деликатного выражения, чтобы спросить покойника о том, как ему удалось выбраться из гроба.

– Ты уверен, что хочешь знать?

– Нет, – облегченно выдохнул Валентин.

– Скажем, я взял сегодняшнюю ночь в кредит, – Джастин задумчиво склонил голову на плечо, по неизменной привычке перебирая цепь на груди, словно четки.

– Зачем? – оторопело спросил Валентин, завороженно следя за братом. Щелк, щелк, щелк – звено за звеном, морион, аквамарин, малахит, и обратно – малахит, аквамарин, морион...

– Знаешь, к кому приходят такие, как я? – полюбопытствовал тот почти насмешливо, и Валентину впервые захотелось заорать от ужаса. Такие, как он... Преданные, осмеянные, убитые в спину – сколько же их, таких, в одном лишь Талиге?!

– Я не виноват, что ты... – получился детский лепет, слова не желали складываться в законченные предложения, потому что теснящиеся в голове мысли додумывать было стыдно и страшно. – Я не знал... не думал...

– К тем, кто при жизни любил нас слишком сильно и не может забыть в посмертии, – спокойно ответил на собственный вопрос Джастин. – Я не за тобой пришел, не бойся, я просто хочу знать, Вальхен – это правда?

Он приложил ладони к стеклу, и Валентин невольно повторил этот жест, в порыве нежности прижался щекой к свинцовому переплету, чувствуя его близость так остро, будто между ними не было никакой преграды. Смерть написала кровью балладу о бессмертной любви Джастина Придда и Рокэ Алвы, но привела выходца не под окошко к Ворону. Есть ли смысл в правде – теперь?

– Скажи мне, – тонкие пальцы Джастина в тяжелых перстнях рассеянной лаской скользили по стеклу, обрисовывая силуэт Валентина. – Пожалуйста. Я ведь так никогда и не слышал этих слов, братец...

– Люблю, – почти беззвучно шевельнул губами Валентин, – тебя...

– Любишь, – эхом отозвался Джастин, и ветер взметнул серебряную канитель, в которую превратились его локоны. Он зябко обхватил себя руками, будто внезапно вспомнил, что должен бы мерзнуть.

Валентин невольно спросил себя: где же больше холода – по ту или по эту сторону, в морозной зимней ночи с ясными звездами или в сумрачном доме, переполненном тайнами и запретами?..

Герцог Придд успел как раз вовремя, чтобы не дать своему наследнику распахнуть окно навстречу смутной фигуре в вихре серебряных снежинок.