Место действия: Рабирийские холмы.
Время действия: июль 1313 года по основанию Аквилонии.

Сперва появился ветер. Он вкрадчиво засвистел над травой, заставил гнуться макушки окружающих поляну сосен, затеребил одежду людей. Поднимающийся месяц отбросил от дремлющих камней еле заметные синеватые тени. К свисту ветра добавился новый звук – низкий, глухой вой или стон, доносящийся словно из-под земли. Должно быть, именно это имел в виду Хасти, упомянув «пробуждение» каменного круга – темные громады обелисков светлели изнутри, как будто глубоко в их каменной толще вспыхивали свечи.

Свет разгорался все ярче, но освещал он только маленькое кольцо травы, примыкающее к камням, и потому все остальное – поляна, лес, озеро – по контрасту казалось погруженным в еще более глубокий мрак. Повернув голову, Рейе не смог разглядеть своих соседей, хотя для него, уроженца Рабиров, никакая тьма не могла быть непроницаемой. Отчетливо различались только круг полыхающих оранжево-голубым огнем камней, сидящая фигура в алом с блестящей искрой в руках, да стоящий напротив темный силуэт в причудливых доспехах. Оба человека были лишены обличья – лицо чародея пряталось под капюшоном, а аквилонский король надел шлем и опустил решетку забрала. Двулезвийная секира в спокойно опущенной вниз руке варвара переливалась собственным мерцанием, от темно-синего до небесно-лазурного.

Тягучая, громыхающая песнь магических камней стала звонче, в нее вплелось металлическое гудение – как отголосок уже отзвеневшего бронзового гонга. Гранит превращался в прозрачный хрусталь, оплывающий свечным воском, из его недр медленно всплывали запутанные клубки черных, красных и белых нитей – рыбы, стремящиеся из глубины к солнцу. Достигнув прозрачной поверхности, клубки распластывались по ней, образуя стремительно меняющиеся знаки, неизвестные руны или просто диковинные рисунки. В одном из камней возникло медленное вращение – знаки двигались сверху вниз и снова к вершине. Баронетта Монброн так увлеклась невиданным зрелищем, что забыла требование хранить молчание и громко взвизгнула – на что имелись веские причины.

С безоблачного неба в центр поляны ударила молния. Огромная, ветвящаяся, бледно-лилового цвета с трепещущей розовой каймой. Падая, она разделилась на пять отростков, каждый из которых вонзился в каменную макушку. На пару ударов сердца все замерло – соединивший небо и землю огромный сполох, сверкающие обелиски, жадно впитывающие в себя блеск и ярость зарницы, застывшие в причудливых позах люди на поляне. Сотканный из молний купол висел над каменным кругом, водопад алых и серебряных искр проливался на окаменевшего в своей неподвижности Хасти, а обернувшиеся хрусталем гранитные валуны продолжали творить волшебство. Поглощенная молния стремительно выплеснулась из них лучами радужного света, объединившими пять камней в диковинный живой пентакль.

В середине, где лучи пересекались особенно часто, возникло темное пятно. Оно росло, расширялось, пока вдруг не распахнулось трескучей аркой магических врат, наполненной медленным вращением потоков фиолетового, аквамаринового и золотого. Тонкие нити, сорвавшиеся с Алмаза Альвара, прыгнули в глубину проема и сгинули там, словно прокладывая дорогу. Остроконечный капюшон Хасти слегка дрогнул, подавая знак.

Лев Аквилонии хорошо усвоил наставления своего друга-магика относительно краткости существования Врат. Он не замешкался ни на мгновение: шаг – и он меж хрустальных глыб, переливающимися всеми красками радуги, второй – и фигура, закованная в черный доспех, на котором почему-то не отражается игра колдовских бликов, проваливается в круговорот Портала. Тот пошел было волнами, как потревоженный омут, но вдруг посветлел и засиял невыносимым ртутным блеском, серебристым жидким зеркалом без единого изъяна.

Каждое из мгновений растянулось для свидетелей колдовства по крайней мере вдесятеро. Где-то вдалеке размеренный, лишенный интонаций голос произносил слово за словом, строку за строкой:

Есть невидимые грани,
что незримо делят мир,
и они имеют цвет, и вкус, и звук.
Если тронешь хоть одну –
мир, как арфа, зазвучит
и рассыплется созвучьями вокруг.
Затаившееся время пробудится от любви,
и года твои помчатся, как вода.
Запоздало обернувшись, ты увидишь, как живых
заволакивает тусклая слюда.
Мир качнется, повернется,
звезды дрогнут в темноте,
ветер встанет, и оглушит тишина.
Мы останемся внезапно
в бесконечной пустоте
из забытого угаданного сна...

Неспешная безостановочная круговерть портала вызвала у Рейе легкое головокружение, и он отвел взгляд в сторону, зацепившись за раскачивающийся золотистый огонек на самом краю поляны, где луг сменялся подлеском.

«Это факел, – озадаченно сообразил гхуле. – Кто-то стоит на опушке и машет факелом. Но зачем?»

Додумать он не успел – гладь Портала раскололась сверху донизу, из него вывалилась согнутая пополам фигура, тут же покатившаяся по земле. Следом появился второй человек... нет, двое – один волочет на себе потерявшего сознание товарища... Споткнулся, запутавшись в собственных ногах, упал... Еще один, вылетевший так стремительно, будто его с силой толкнули... Последний – в шипастой броне, но уже без шлема и щита, еще продолжающий отмахиваться от наседающих врагов...

Врата ослепительно полыхнули напоследок малиновым и багровым, закрутились стремительной воронкой и провалились внутрь себя. Сотканный из грозовых нитей пентакль померк, осыпав пространство между камнями облаком желтого пепла.

Явившиеся из портала люди слабо шевелились, на ногах устоял только Конан, озиравшийся с видом человека, внезапно попавшего из темного помещения на яркий свет. Полыхающие обелиски медленно гасли, но оставляли еще достаточно света, чтобы разглядеть лица окружающих. Хасти рывком отбросил капюшон плаща, потрясенно уставившись на вещь в своих руках.

Считанные мгновения назад это была золотая ветвь с укрепленным около вершины сияющим алмазом величиной с лесной орех. Теперь искусно вырезанные ветви поникли, тонкие золотые листья скрутились, сморщились и покрылись копотью. Алмаз, один из Трех Благих Камней, былая основа могущества Потаенного Града, огромной тусклой каплей стекал вниз, оставляя за собой буро-зеленый след. Под изумленным взглядом единственного зрачка одноглазого мага капля достигла костяной рукоятки в мелкой сеточке трещин, повисела... и упала. На месте ее падения расплескалась небольшая светлая лужица, быстро впитавшаяся в мягкую почву Рабирийских Холмов. Магик неосознанно стиснул ладонь крепче – и жезл, выкованный в незапамятные времена альбийскими умельцами, распался горсткой темных комочков.

Туда, где билось сердце существа, назвавшего себя Элларом из Рабиров, воткнулась длинная холодная игла, которой предстояло остаться навсегда. Алмаз погиб. Погас. Умер. Чужой ребенок остался жить, а Благой Кристалл умер.

– Твое колдовство окончено? – смутно знакомый голос поблизости. Чародей кивнул – не отвечая, просто, чтобы показать, что слышит. Сейчас он соберется с силами, встанет и пойдет осмотреть спасенных мальчиков. Наверно, им изрядно досталось. Они не заслужили того, что выпало на их долю по его неосторожности. Но теперь они здесь, в безопасности, там, где им надлежит находиться. Их путешествие окончено.

Короткий тяжелый удар в левый висок – и тьма. Спокойная, утешающая тьма. Странно, ему же никогда не нравилось оставаться в темноте. Вечно мерещились какие-то чудища. Как глупо – называть себя Всадником Ночи и при этом бояться темноты... Дурацкое прозвище, кто его только выдумал?..

* * *

Никогда ранее ни один из замыслов Блейри да Греттайро не осуществлялся с такой легкостью. Даже его маленький переворот и коронация. Право, если бы людям заранее раздали списки с указаниями, кто должен где стоять и какую фразу в какой миг произносить, лучше все равно бы не получилось. Смертные беспечно вошли в приготовленную ловушку, и та захлопнулась. Оставалось только доступно растолковать им, кто отныне здесь хозяин, и пожинать плоды.

Отряд, собранный для охоты на людского правителя, насчитывал три десятка душ, набранных исключительно среди наиболее проверенных дуэргар, Непримиримых. Некоторые участвовали еще в давних мессантийских похождениях Блейри. К ним примкнула и стрегия Раона Авинсаль, возглавлявшая троицу своих самых фанатичных приспешников. Загонщикам не составило труда настичь добычу во время ночевки, благо проводница нарочно вела своих подопечных не прямой, а обходной дорогой. Повидавшись с Иламной и узнав последние новости, да Греттайро тронулся дальше, к берегам озера Синрет и колдовской школе. На рассвете гули уже были там.

Здесь отряд разделился. Большая часть стала лагерем в укромном лесном распадке. Шестеро, в том числе Блейри и Хеллид, пробрались в пределы поместья – вплавь через Синрет, не желая рисковать с охранной магией Школы. Кто-то из челядинцев заметил их, не вовремя выглянув на двор. Его не стали убивать – князь попросту заставил парнишку начисто забыть об увиденном.

Более ни одной помехи их планам не возникло. Охотники расположились в заброшенном строении, приткнувшемся в дальнем уголке Школы, и стали ждать.

К середине дня, как и было рассчитано, у главных ворот усадьбы «Сломанный меч» появился король Аквилонии с присными.

Прислуга Школы запаниковала, схватившись за оружие, но Рейе сумел найти с ними общий язык. Заколдованные ворота открылись, людей провели в хозяйский дом. До самого вечера продолжалась непонятная суета, завершившаяся появлением на крыльце воскресшего к жизни Хасти. Флаг над башней, заранее условленный знак того, что у лазутчицы есть новые известия, не появился. Ночью она не пришла.

Гулька прибежала только в конце следующего дня и выглядела странно – словно не вполне понимала, зачем и к кому заявилась. Когда она заговорила, Хеллид услышал в ее голосе нотки враждебности.

– Около второго ночного колокола будьте наготове, – бросила она, ни на кого не глядя. Похоже, Иламне не терпелось уйти. – Одноглазый маг отыскал аквилонского принца – живым и невредимым, но в таких краях, что сам не сразу поверил. Вернее, не краях, а временах. Мальчик свалился в прошлое. Хасти готовит какой-то сложный ритуал, чтобы его вернуть, после чего, полагаю, сляжет пластом не меньше, чем на пару дней. Лучшей возможности не придумать. Когда пташки соберутся в стаю, я дам сигнал – взмахну факелом. Там уж сами не плошайте.

– Почему ты не встретилась с нами раньше? – мрачно осведомился Хеллид.

Иламна замялась, прежде чем неохотно выговорить:

– Кадена что-то подозревает. Он видел меня, когда я пыталась поднять знамя, и после таскался следом, как пришитый. Мне и сегодня едва удалось улучить возможность улизнуть. Если буду отсутствовать долго, меня хватятся. Все запомнили? Если увидите, как кто-то машет факелом после полуночи – действуйте немедля!

Последнюю фразу она произнесла уже на бегу, скрывшись среди деревьев прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово.

– Не нравится мне эта девка, – буркнул Алдрен. – Шальная какая-то. Не поймешь, то ли что-то задумала, то ли наоборот, сама не знает, чего делает. Того и гляди, заманит нас на расправу...

– Дурак, – равнодушно бросил Блейри. – Заманит тридцать клинков на расправу к десяти? Я их в одиночку голыми руками уделаю.

– Там одноглазый колдун, – упорствовал гуль. – Он один стоит целой армии.

– Молчать, – процедил да Греттайро. Алдрен послушно заткнулся.

– Князь, – тихонько спросил Хеллид, придвинувшись поближе, чтобы другие не смогли услышать, – разве ты не обработал ее, как остальных? Алдрен прав, девица что-то мутит. По-моему, она сомневается, стоит ли...

– Верно, она сомневается, – вожак дуэргар был само спокойствие. – Я подчинил ее еще в Токлау – мне-то не составляло большого труда проникать в крепость по ночам – и с тех пор она была покорным проводником моей воли. Но мое воздействие на эту женщину ограничено. Оно ослабевает, если не обновлять внушение по меньшей мере раз в день. Иламна слишком предана покойному Драго, слишком долго прожила рядом со старым князем, привыкла к близости Венца и плохо поддается его зову – а если воздействовать с большей силой, Венец просто выжжет ей мозги... Впрочем, неважно. Главное она сделает, а потом... потом посмотрим.

* * *

Ночная атака прошла как по маслу. Алдрен и Керрит, прирезав одинокого сонного сторожа, открыли ворота основному отряду. Три десятка дуэргар беззвучно и быстро рассыпались по территории «Сломанного меча». Они легко захватили нескольких пуантенских вояк, беспечно околачивавшихся возле жилых строений, и связали прислугу. Дождались сигнала Иламны и, как гром с ясного неба, накинулись на всецело поглощенных колдовским ритуалом людей на поляне Круга Камней.

Хеллиду выпало заняться лично Одноглазым – доверить столь ответственное и важное дело кому-нибудь другому Блейри просто не мог. Хасти ни в коем случае не должен вмешаться в происходящее: слишком он опасен и непредсказуем в своих поступках. Простой мешочек с песком надолго погрузил колдуна в мир сновидений.

Державшиеся наготове выученики девицы Авинсаль набросили на лицо Одноглазого тряпицу, пропитанную усыпляющим настоем, обмотали его по рукам и ногам веревками и резво поволокли прочь. Гуль отчетливо расслышал злорадный смешок убежавшей вслед за помощниками стрегии. Блейри хмыкнул, догадываясь, что Раона своего не упустит. Когда-то она была одной из лучших учениц Хасти, разделяя с ним не только магические изыскания, но и ложе. Но Авинсаль слишком увлеклась темной стороной Силы, и Хасти выгнал ее из Школы и своей жизни. Этого мстительная стрегия ему не простила. Теперь враг был у нее в руках – беспомощный, одурманенный и исчерпавший запас своего могущества. Конечно, через пару дней он снова станет таким, как прежде – но проживет ли он эту пару дней, вот в чем загвоздка?..

Люди, как и рассчитывал Блейри, толком не сопротивлялись, хотя кое-кто успел выхватить оружие. Убивать никого не стали, памятуя о строжайшем приказе Блейри – просто скрутили, накинувшись по трое-четверо и мигом опутав припасенными веревками. С аквилонским монархом, правда, вышла незадача – вооруженный и в тяжелой броне, он мигом снес головы двоим дуэргар, сунувшимся первыми. Однако десяток нацеленных луков, а пуще того – нож, приставленный к горлу его драгоценного отпрыска, пробудили в варваре некоторое здравомыслие. Оглядевшись и уразумев, что противников больше, чем он в состоянии одолеть, он пожал плечами и с неохотой выпустил из рук свою жуткую секиру. С людским королем обошлись достаточно вежливо: избавили от чудовищного доспеха, обыскали на предмет припрятанного оружия и заперли в пустующем Доме Хранителей.

Еще одна заминка возникла из-за да Кадены. Он, похоже, заметил мечущуюся на опушке искорку факела и разглядел стремительные тени, явившиеся на призыв. Однако его поступок не поддавался никаким объяснениям и оправданиям, кроме одного – страха за собственную шкуру. Рейе не бросился на помощь Аквилонцу, напротив – метнулся в сторону, увернулся от летящих на него поимщиков, сбив кого-то с ног, и стремительно кинулся к темной границе леса. Относительно да Кадены князь распорядился точно и недвусмысленно: сдастся миром – вежливо препроводить в один из пустующих домиков для гостей. Заартачится – схватить, но без членовредительства. Начнет убивать – вязать и любой ценой брать живым. Блейри высказал свое пожелание достаточно ясно, чтобы все поняли: с головы да Кадены и волоска не должно упасть. Во всяком случае, пока.

Потому, краем глаза заметив удаляющийся силуэт, Хеллид коротко свистнул и махнул рукой. Пятеро не то шестеро дуэргар понятливо сорвались в погоню, беззвучными тенями стелясь над высокой травой.

На что бы не рассчитывал да Кадена, его планам было не суждено сбыться. Пятнадцать благополучных лет в Кордаве дали о себе знать – гхуле забыл Лес, а Лес забыл его. Рейенир с самого начала ошибся с выбором направления. Скорее всего, он просто мчался наобум. Вырвавшись за пределы Школы, беглец скатился вниз по длинному склону холма и со всего размаху угодил в болотистую низину, где текла впадающая в Синрет речка. Рейе потревоженным кабаном ломился через камыши, разбрызгивая грязь и срываясь с шатких гатей. Загонщики, растянувшись в линию и азартно улюлюкая, гнали его вперед, настигнув под высоким песчаным обрывом в разлапистых сосновых корнях. Рейе как раз пытался вскарабкаться наверх, но сорвался в лавине песка и камней. Обернулся, оскалился и схватился за кинжалы.

Фехтовать он не разучился. Младший и самый азартный из поимщиков, по глупости сунувшийся вперед, улетел в ручей, сипя и булькая кровавой улыбкой на горле. Но одолеть сразу пятерых нападающих Рейе оказалось не по силам. После короткой шумной возни с невнятными воплями, воем и шипением беглеца все-таки скрутили. Да Кадена яростно рвался из рук, кляня пленителей на жаргоне зингарских корабельщиков, и разозлившиеся дуэргар рассудили, что ему отнюдь не повредит небольшая взбучка. Особенно свирепствовал Алдрен, коего Рейенир на удивление метко пнул в пах.

После трепки Рейе притих, только скалился, сплевывая кровью. Его отвели обратно к Школе – где волоком, где подгоняя пинками – и втолкнули в гостевой дом, быстро захлопнув дверь. Предусмотрительный Хеллид распорядился на всякий случай закрыть наружные ставни и опустить на них засовы.

* * *

Бешенство пойманного в капкан зверя, застлавшее глаза кровавой пеленой, схлынуло довольно быстро. Рассудок упрямо твердил, что бесполезно ломиться плечом в запертую и добротно сколоченную дверь – ее все равно не выбить – и таки добился своего. Не имело смысла и колотить по безответным оконным ставням.

Обессиленный и вымотанный, Рейе плюхнулся на скамью. Отсутствующе уставился на носки своих сапог, щедро заляпанные болотной грязью.

По сторонам он не озирался, ибо обстановку домиков для гостей в «Сломанном мече» знал досконально. Единственная небольшая комната, перед ней темноватые сени. Комнатную мебель легко пересчитать по пальцам: кровать, лавка, узкий стол, табурет, сундук для вещей гостя и в качестве украшения – косульи рога на стене. В изголовье и изножье постели сплетались резные деревянные дракончики, что свидетельствовало – обожавший старинные поделки Хасти приобрел это ложе в Кофе, а сделали его по меньшей мере с полутора сотен лет тому. Стол, лавка и табурет – самые обычные, сколоченные собственноручно магиком. Пузатый, почерневший от времени сундук с изображениями играющих дельфинов на крышке и боковых стенках прибыл с Полуденного Побережья. На полу – разноцветные плетеные коврики, на лавках – оленьи шкуры, на постели – ворох разноцветных пледов и вышитые подушки. Низкие толстые балки над головой, убаюкивающая и навевающая сон полутьма.

Освещалась комнатка мягким рассеянным светом «ночного огонька» – маленького колдовского светильника, заключенного в бронзовую оправу. «Огонек» не давал никакого жара, так что поджечь им что-либо было невозможно. Хеллид рассудил, что невместно оставлять пленнику настоящие свечи – еще подпалит дом, изыскивая пути к бегству.

Путей не было. Дверь и окна не открывались, лаза в подпол не нашлось, чердака в домике не имелось. Идеальная клетка. Оставалось только собрать волю в кулак и приготовиться к ожиданию. Поимщикам он нужен был живым, значит, с ним намерены говорить. Скорее всего, очень скоро двери откроются. Кто к нему явится? Кто тайком напал на Школу? Дуэргар? Опять дуэргар со своими безумными выходками, рассуждениями об избранности гульской расы и стремлением повергнуть Холмы в кровавый кошмар? Если б не их вмешательство тогда, луну назад, на Холме Одиночества, может, катастрофа в Рабирах не имела столь жутких последствий. Может, все обошлось бы малой кровью...

Но если и в самом деле сбывается Пророчество?.. «Боль, свет, избавление». И сейчас рабирийцы идут сквозь неизбежную боль?

За толстой дверной створкой зашебуршились, долетели невнятные голоса. Не вставая с лавки, да Кадена подобрался, оценивая свои шансы. Кинжалы у него отобрали, неотъемлемое оружие – когти и клыки – седмицу назад выпали, как и у всех Детей Ночи. К тому же в недавней драке некая мерзкая тварь хорошенько наподдала ему под дых, под грудиной до сих пор барахтается вязкий ком. Попытаться сбить с ног того, кто войдет первым, распахнуть дверь, накинуться на караульщиков в сенях? А потом? Его друзья и союзники в плену. Выйдя за пределы Школы, он немедля заплутает – что уже доказало его неудавшееся бегство. Договориться, ибо не зря же он столько лет успешно заправлял в Зингаре Департаментом добрососедских отношений?

Из-за низкого дверного проема вошедший был вынужден наклонить голову. Выпрямившись, он оказался пальца на три выше да Кадены. Темные лоснящиеся волосы, длинные, как у всех гхуле. Обжигающие, наполненные пугающим огнем провалы глубоко посаженных глаз... и тонкая золотая вязь Венца Лесов, оттененная чернью прядей. Грани Сапфира подхватили робкий отсвет «ночного огонька», брызнув холодными искрами на бревенчатые стены.

В первый миг Рейе оторопел, в чем честно себе признался. Подобно большинству обитателей Лесов, он не мог представить диадему на чьем-либо челе, кроме старого Драго, собственного отца, благополучно правившего Холмами вторую сотню лет. Да только Драго да Кадена умер луну назад, в великую и горестную ночь Разрушения Чар, а Венец доселе считался пропавшим!

Что ж, он отыскался... Если верить летописям, Сапфировый Венец, обладавший собственным, непостижимым разумом, откалывал и не такое. Вдобавок диадема успела подыскать себе нового хозяина. Это многое объясняло... но еще больше запутывало.

Рейенир искренне поразился выбору загадочной колдовской вещицы.

Блейри. Блейри, душа и сердце Непримиримых, охотников за горячей человеческой кровью. Блейри, некогда раздражительный и склочный подросток. Блейри, с рождения обладавший единственным неоспоримым достоинством – красотой, резкой и пронзительной, как удар бича или посвист летящей стрелы. По мнению других народов, Небеса и так были слишком благосклонны к рабирийцам, наделив их долгой жизнью и весьма незаурядной внешностью, но мальчик из рода Греттайро обещал вырасти в нечто особенное.

Предчувствия семьи и родственников оправдались в полной мере. Статный, грациозный, красноречивый и обаятельный Блейри ослеплял как летняя зарница – собственно, его имя и означало «молния». Девичьи сердца сыпались к его ногам осенним листопадом. Однако время доказало, что у каждой медали имеется оборотная сторона: Блейри воспринимал всеобщее восхищение, как должное, не сразу смекнув, что красота, хорошо подвешенный язык и влюбленные девицы – это еще не все. К нему привыкли, он стал всего лишь одним из Детей Ночи, а не первым, единственным и неповторимым. Это выводило Блейри из себя, заставляя искать все новые и новые способы заставить Рабиры говорить о себе. Он сколотил шайку дуэргар, изрядно пошумел в людских городах, сорвал мессантийское Обручение с Морем, вызвав целую волну охоты на рабирийцев... И теперь, вдобавок ко всему прочему, Венец признаёт его Князем?

– Узнал, – не спросил, но утвердительно кивнул Блейри. Ногой отодвинул табурет, но садиться не стал – замер напротив, отделенный символической преградой стола. Годы, пролетевшие с памятной весны, когда Рейенир да Кадена отправился на поиски своей судьбы в людских землях, пошли Блейри только на пользу. Он вытянулся, возмужал и расцвел – мрачной, зловещей красотой смерти, таящейся в сумерках, нападающей исподтишка.

– Сколько лет, сколько зим, – что-то не так с точеным лицом да Греттайро, что-то настораживает и беспокоит. А, вот в чем дело – на безупречном лике почти не отражается эмоций. Только в непроницаемых глазах шевелится, переливается с места на место, клубится черный туман. И это – грядущий Князь? Бедные Рабиры, неудачный год для вас выдался... – Блейри. Всегда и повсюду – Блейри и только Блейри. Ты тут изрядно покуролесил, пользуясь всеобщей неразберихой. Смотрю, даже Венец отыскал и нацепил? Красуешься? Не жмет, не трет? Вопрос только в том, чем ты собираешься править – опустевшей землей, на которую со всех сторон зарятся люди? Ты хоть представляешь, в какую переделку мы все влипли?

– На твоем месте я бы беспокоился не о судьбе Княжества, а о собственной участи, – безразлично отчеканил Блейри. – Не для того я добывал Венец и охотился за Аквилонцем, чтобы отдать Холмы на растерзание смертным. Но об этом мы побеседуем потом, в более приятной и располагающей обстановке.

– Вряд ли, – Рейенир с нарочитым разочарованием покачал головой. – У нас никогда не находилось тем для общих бесед. Разве что теперь мы можем всласть потолковать о долге крови, что пролег между нами. Желательно с оружием в руках и при свидетелях. Перестань ходить вокруг да около. Что тебе нужно? Чтобы я публично признал тебя спасителем Рабиров? Этого никогда не будет. Чтобы я замолвил за тебя словечко перед Аквилонцем? Могу попытаться, если ты изложишь свои предложения. И если он пожелает меня слушать. Люди, знаешь ли, в последние столетия стали на редкость самоуверенными созданиями, мнящими себя хозяевами мира...

Да Кадена изо всех сил пытался быть язвительным, но едкая ирония пропадала втуне. Блейри не вспыхивал, как бывало раньше, слушал молча, только едва заметно дергал уголком ярких, тонко выписанных губ. Все-таки он изменился. Очень изменился, и отнюдь не к лучшему.

– Мне плевать на варварскую самоуверенность, – холодно перебил разглагольствующую Ищейку Блейри. – У меня в руках Львенок. И у меня есть ты. Будет очень занятно посмотреть, чью жизнь Аквилонец оценит выше – наследника или твою. Думаю, к концу этой седмицы мы заключим с Троном Льва договор, отдающий Рабиры под покровительство твоего давнего знакомца с Полуночи. Этот договор лучше всякого кляпа заткнет рты Аргосу и Зингаре. Увы и ах, твоя жадная старушка из Кордавы, так мечтавшая заграбастать наши земли, останется ни с чем. Кстати, объясни мне одну вещь. Твоей несравненной даме почти полвека. Это же ходячий труп, разлагающийся на глазах! Как ты можешь...

Договорить да Греттайро не удалось – быстрым, еле уловимым глазом движением Рейе смазал ладонью ему по губам.

– Даже Венец со всем своим чародейством не смог добавить в твою пустую голову немного ума, – с нарочитым разочарованием вздохнул Рейенир. – Впредь придерживай язык и будь вежлив, упоминая мою госпожу. Ты сказал все, что намеревался? Дверь вон там. Не забудь запереть ее с другой стороны. Твое общество меня утомляет и здорово раздражает. Даже будучи пленником, я имею право побыть в одиночестве.

Последняя фраза оказалась той роковой соломинкой, что переломила спину верблюда. Блейри навис над столом, сцапав да Кадену за ворот рубахи и одним рывком вздернув на ноги. К своему стыду, Рейе не успел уловить этого движения и откинуться назад. Гхуле, разделенные столешницей, застыли лицом к лицу – новый Князь и отпрыск ушедшего правителя.

– Ненавижу тебя, – холодный голос Блейри переполняло чистое, незамутненное бешенство. – Ненавижу. Треклятая человеческая шлюха. Всю жизнь стлался под того, кто сильнее. Под Драконов Немедии, под Пуантен, под киммерийского варвара, под свою старуху с Побережья! Я из шкуры вон лез, но ты всегда – всегда, слышишь! – всегда проходил мимо! Я боготворил тебя, а ты – ты смотрел сквозь меня! Любая смазливая вертихвостка значила для тебя больше, чем я! Равнодушная, паршивая шлюха. Моя любовь умерла, рассыпалась пеплом, породив ненависть. А теперь ты здесь, ты пришел ко мне в руки...

Монолог, больше походивший на лихорадочный навязчивый бред, звенел у Рейе в ушах. Да Греттайро непредусмотрительно оставил руки пленника-противника свободными. Правая кисть, сложенная в «Медвежье лапе», вонзилась в живот Блейри, туда, где сплетаются воедино жилы крови и дыхания. Ребро левой ударило в точку между шеей и плечом – если верить кхитайским трактатам, подобный двойной удар должен надолго лишить Блейри сознания. Закричать или позвать на помощь он не успел, караульщикам в сенях наверняка велено не обращать внимания на возню и странные звуки за дверью. Сейчас он найдет, чем бы скрутить Князя, отберет его оружие и присвоенный Венец, а бесчувственное тело устроит на постели. Потом вышибет дверь – она не заперта, ведь он не слышал скрипа задвигаемого засова. С оружием в руках он наверняка сумеет проложить себе дорогу. Затеряется на обширной территории Школы, отыщет варвара. Вдвоем они что-нибудь придумают. Ему бы только вырваться отсюда!

Вожак дуэргар не упал. Он вообще не пошатнулся. С равным успехом Рейе мог бы наносить удары мраморному истукану или набитому соломой мешку, на коем тренируются мечники.

– Он еще рассуждал о пустых головах, – нападение чудесным образом подействовало на да Греттайро. Разочарованная ярость угасла, сменившись насмешливостью. – Ты так ничего и не понял, верно? Думал, я нашел Венец и таскаю его, как драгоценную побрякушку? О нет, я сделал все, что положено новому Князю. Без ритуальных завываний в Доме Старейших, без потрясания замшелыми фолиантами и пресловутого Выбора Рабиров. Я взял Венец себе, взял по праву сильнейшего – и он с радостью покорился. Подарив своему избраннику Силу и неуязвимость, освободив от глупостей, которым я придавал слишком много значения. Ты – одна из этих глупостей. Нелепая, продажная, заигравшаяся со смертными глупость.

– Ну и оставь меня помирать в обнимку с моей глупостью, – огрызнулся да Кадена, пятясь к стене и прикидывая, сможет ли дотянуться до табурета. Его беспокойство грозило вот-вот перерасти в откровенную панику. Блейри и Венец... Сказанное дуэргар звучало невероятно, однако вполне могло оказаться правдой. Драго как-то обмолвился, что никто в Рабирах на самом деле не знает, как далеко простираются возможности диадемы. – На кой хрен я тебе сдался, уж прости на грубом слове?

Вместо ответа Блейри с легкостью отшвырнул тяжеленный стол и ринулся вперед.

Драка вышла быстрой, свирепой и жестокой. Рейе не надеялся стать победителем, он пытался прорваться к дверям или хотя бы нанести Блейри рану, которая вынудит гхуле на пару мгновений отвлечься. Тщетно – любые удары да Греттайро встречал глухим утробным хеканьем, не миг не прекращая работать кулаками. Про болтавшийся на поясе кинжал он словно позабыл.

Дерущиеся перевернули лавку и табурет, со всего размаху врезались в бревенчатую стену – да Кадене показалось, будто он слышит хруст своих ломающихся ребер – и отлетели к кровати. Монументальное ложе с натугой крякнуло, когда Блейри удалось опрокинуть на него своего противника. Извиваясь, кусаясь и царапаясь, Рейе почти вырвался из железного кольца рук дуэргар на свободу. Не хватило самой малости – да Греттайро потерял терпение и молниеносно щелкнул пальцами над самым ухом упрямца.

Простой жест, должно быть, выпускал на волю некое дремлющее до поры заклятие. Иначе чем объяснить, что перед глазами Рейе вспыхнули и померкли огненно-серебряные россыпи? Он не лишился сознания, напротив, происходящее стало на удивление четким и ясным, звенящим от множества хлынувших в мозг образов и звуков. Но любое движение стало требовать удвоенных и утроенных усилий. Как у неосторожного путника, угодившего в цепкие объятия болотной трясины.

Темные балки высоко над головой поплыли влево и пропали – да Кадену перекатили на живот. Правая рука сама собой вздернулась вверх, вокруг запястья плотно обвился широкий ремень. Знакомое узорное тиснение и серебряная пряжка – кожаная лента принадлежала Рейе и была выдернута из его штанов. Спустя миг та же участь постигла вторую кисть, пристроившуюся по соседству. Скрутив пленнику руки, Блейри обмотал свободный конец ремня вокруг чешуйчатого туловища резного дракончика в изголовье постели.

* * *

За свою долгую и бурную жизнь Рейенир да Кадена всего дважды оказывался в ситуациях, грозивших ему тем, что людские законы вычурно определяли как «извращенное насильственное надругательство». Первый случай относился к далеким временам его молодости, когда самоуверенный и не обучившийся всем уловкам гхуле был врасплох застигнут охотниками на вампиров подле своей жертвы. Повязав упыря и убедившись, что перед ними не опытный кровосос, а миловидный – хотя и клыкастый – юнец, охотники развеселились. В конце концов, рассуждали они, дознавателям и палачам Башни Эрнаны без разницы, в каком виде к ним попадет упыренок. Лишь бы языком ворочал и мог отвечать на вопросы.

С дрыгающегося и бессильно шипящего от злости подростка стащили штаны и перегнули через коновязь. Брошенный жребий из четырех сломанных палочек определил, кому первому выпадет удовольствие отведать лакомый кусочек.

Счастливчик азартно принялся за дело, тут же оповестив товарищей разочарованным: «Эх, не повезло! Замок-то давно взломанный!»

Первый насильник стал и последним. Сумрак переулка за спинами весельчаков породил беззвучную тень с мерцающими рубинами глаз. Тень постояла, бесстрастно наблюдая за экзекуцией и слушая сдавленные вопли подростка, а затем сделала длинный, скользящий шаг вперед.

Покончив с людьми и развязав скорбно подвывающего ученика, Лайвел без всякой жалости осведомился: понял ли тот, какие ошибки допустил и за что понес заслуженное наказание? В ответ послышалась вычурная брань на рабирийском и человеческом наречиях, прерываемая шмыганьем и угрозами. Лайвел равнодушно отвесил нерадивому воспитаннику затрещину и повторил вопрос. Рейе всхлипнул в последний раз и угрюмо заверил наставника в том, что подобного более не повторится. Сочувствия в ту ночь он так и не дождался.

Второй раз да Кадена отправился поиграть с огнем сам. Вертрауэн поручил ему следить за подозрительными собраниями благородного общества в замке Кассейда. Врожденная тяга к авантюрам подсказала гулю идею о том, чтобы примкнуть к заговорщикам, а привычка разгуливать по краю пропасти привела к головокружительному роману с предводителем будущих злодеев короны. Коварные замыслы были благополучно сорваны, заговорщики арестованы, Кассейда сгорела. Вместе с ней в облаке гари к Небесам вознеслась маленькая комната в северном крыле, обитая позолоченной кожей и напрочь лишенная мебели. Рейе провел там всего одну ночь и не слишком любил вспоминать подробности. Уходя, да Кадена позаботился, чтобы хозяин замка встретил пожар надежно связанным и запертым в своих любимых покоях. Гхуле терпеть не мог неоплаченных счетов.

Но и прошлое тоже подводило свои счета, напомнив о себе.

...Несколькими взмахами ножа Блейри с треском распорол камзол лежавшего ничком Рейе от воротника до пояса. Холодная сталь кое-где задела кожу, оставив тонкие, горящие порезы. Блейри раздевал его, точно свежевал добытого на охоте зверя, привычно, умело и равнодушно. Это было унизительнее всего – оказаться чьей-то добычей, онемевшей и связанной.

Да Греттайро рывком вытащил из-под него остатки разрезанной одежды, превратившийся в ворох лохмотьев, и отшвырнул их прочь. За камзолом последовали сапоги и небрежно располосованные штаны. Хотя в доме по летнему времени было тепло, Рейе пробрал озноб. Ощутив цепкие прохладные пальцы на своей щиколотке, он безнадежно, из последних сил дернулся – и Блейри затянул очередную петлю, а затем и последнюю, четвертую. Закончив, мимоходом потрепал жертву по напряженной спине, взъерошил волосы на затылке:

– Вот таким ты мне нравишься гораздо больше. Кстати, не льсти себе – это не месть отвергнутого воздыхателя и не внезапный порыв страсти. Это необходимость. Ты мне пригодишься. Как советник – ты знаешь о мире людей намного больше, чем я. Как преданный сторонник – потому что многие в Рабирах еще имеют глупость сомневаться в законности моего княжения. Кто, как не ты, старшее дитя покойного Князя, способен толково и без пролития крови убедить их в обратном? И, наконец, я нуждаюсь в обществе понимающего собеседника, заодно способного согреть мою постель. Твои таланты в этой области, как я слышал, весьма разнообразны.

Рассуждая, Блейри под тонкое поскрипывание половиц расхаживал из угла в угол невеликой комнаты. Приглушенная возня и шуршание свидетельствовали о том, что дуэргар не спеша избавляется от своего изрядно потрепанного наряда.

«Пожалуйста, пожалуйста... – Рейе не знал, кого умоляет – Небеса, Хранителей, самого себя. – Пожалуйста, пусть что-нибудь случится. Пусть меня вытащат отсюда. Я не могу – так. А если помощи не будет, то дайте мне хотя бы сил не орать. Я не хочу орать. Больше всего на свете я не хочу орать под этим сумасшедшим убийцей. Да, я тоже убийца, я шлюха, во многом я ничуть не лучше Блейри, но я никогда и ни с кем не поступал так. Ни с гхуле, ни с людьми. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы он слышал мои вопли. Хоть такую малость».

Он вцепился зубами в угол подушки, ощутив во рту свалявшуюся овечью шерсть. Набитый сеном матрас качнулся, Блейри был уже рядом, на постели, Рейе уловил его дыхание – ровное, глубокое, ничуть не взволнованное.

Ладони да Граттайро оказались болезненно холодными, шершавыми, не ведающими запретов и нежности. Они скользили вверх и вниз, приникали к груди, кончики пальцев теребили соски и дергали мочки ушей, стремясь причинить боль. Стылые, замерзшие кисти жадно прильнули к внутренней стороне бедер Рейе, словно пытаясь украсть его тепло, раздвинули ягодицы, зашарили в поисках входа. Отчаянным усилием Ищейка заставил непокорные мускулы подчиниться, сжавшись и не пуская настырные ледяные пальцы внутрь себя. Над ухом презрительно фыркнули, Блейри навалился на привязанную жертву всей тяжестью.

В миг, когда чужая плоть начала втискиваться в маленькое трепещущее отверстие, действие связывающего заклятия окончилось. Рейе судорожно забился в путах, невнятно рыча и пытаясь сбросить насильника. Его охватило явственное ощущение того, что в его задницу усердно заталкивают не возбужденное мужское достоинство, но огромную и твердую сосульку, осыпанную миллиардами крохотных, режущих граней. Зазубренный лед кромсал его изнутри, окрашиваясь кровью и проталкиваясь все глубже. Опиравшийся на вытянутые руки и колени Блейри двигался с размеренностью двергского механизма или забивающего сваи копра, стремясь полностью войти в распластанное под ним тело. Метания и рывки жертвы ему ничуть не мешали, напротив, исторгали из его горла короткое утробное хмыканье и побуждали к более сильным толчкам бедрами. Рейе пока еще удавалось сдерживать крики, яростно грызя подушку.

«Все, с меня довольно, – мысль, слабая и вялая, как ползущая по первому снегу бабочка. – Пусть вытворяет, что хочет. Хоть новую дырку продолбит своим хреном. Больше не могу».

Рейе зажмурился, рисуя в воображении приземистую башенку темно-синего с искрой камня, бронзовую дверцу и тяжелое кольцо. Рабирийцы-охотники, попадая в плен и видя, что свободы не обрести, а мучений не избежать, совершали ритуал «Ухода в башню». Их дыхание становилось медленным и редким, кожа бледнела, глаза теряли блеск и разум, закатываясь под веки. Пытки, каленое железо, костер причиняли вред их телам, но не могли извлечь наружу душу, спрятавшуюся за захлопнувшейся дверцей. Гхуле мог пробыть в таком состоянии день, два, иногда седмицу или больше – пока не решал, что опасность миновала. Или покуда его не окутывала своим покровом Зеленая Тень, известная среди людей как Разлучительница Собраний и Разрушительница Союзов.

В такой иллюзорной башне и намеревался укрыться Ищейка. Его ладонь уже нетерпеливо рвала к себе дверное кольцо, когда в ушах взорвался громоподобный голос:

– Бежать? От меня? Считаешь себя непревзойденным умником? Хочешь испортить мне все удовольствие? Не бывать тому! Ты – мой! Мой навсегда! Отныне и до смерти!

Спасительная башенка осыпалась горсткой праха.

Неудавшийся беглец замер посреди бескрайней равнины, под опрокинутой чашей изжелта-серого неба, лишенного солнца и облаков. Вокруг, насколько хватало глаза, протирался зеркально гладкий лед, играющий тысячами переливов голубого, синего и лазурного оттенков. Нагой Рейе стоял, вздрагивая от кусающих ударов поземки и в ужасе озираясь по сторонам. Налетевший ветер растрепал каштановые волосы гхуле, осыпав его сухо сверкающими снежинками.

«Кажется, я спятил, – такой была первая мысль, пришедшая ему в голову. Вторая тоже не отличалась бодростью: – Как бы это унылое местечко не стало моим последним приютом».

* * *

К обжигающему холоду и постоянному ознобу, как оказалось, вполне можно привыкнуть. Когда вокруг босых ступней начали расти маленькие сугробы, Рейе бездумно побрел куда глаза глядят. Скорая смерть жертвы явно не входила в планы Блейри, вожак дуэргар просто загнал свою добычу в ловушку. Там, в доме у лесного озера, да Греттайро торжествовал, получив наконец возможность овладеть тем, по кому он столь долго томился.

Пленник перестал бешено сопротивляться и поначалу лежал спокойно, глухо постанывая сквозь закушенную губу. Спустя десяток-другой ударов сердца он неохотно, словно против воли, начал отвечать своему мучителю. Сперва просто расслабившись и позволяя Блейри проникнуть в него до конца, затем подлаживаясь под движения скользящего внутри дрота. Блейри усилил нажим, растягивая и расширяя чрезмерно узкое кольцо плоти – жертва коротко, сдавленно всхлипнула, но покорилась.

– Шлюха, – буркнул Блейри, извлекая увлажненный член наружу и отстраняясь. Несмотря на покладистость и доступность Рейе, он так и не достиг желанного финала. Впрочем, с треклятым финалом у него теперь частенько возникали непредвиденные сложности – начиная с памятной ночи Кровавой Коронации. Венец многое дал ему, но, как и любая магическая вещь, взял плату за новые возможности. Стоило Блейри лечь с приглянувшейся девицей или парнем, как томительное желание становилось просто невыносимым. Гхуле торопливо овладевал партнером – и ночь блаженства превращалась в сущее наказание. Он двигался, менял позы, снова входил – и был вынужден трудиться так до получаса, а то и больше, пока не наступало мучительное, болезненное облегчение. Одна из девиц, не выдержав, отпустила бранное словцо, ядовито добавив, что с равным успехом могла пойти в лес и засадить себе промеж ног сухим сучком. Да Греттайро придушил злоязыкую, а на следующую ночь позвал к себе Раону. Со стрегией все вышло, как в былые славные времена... если не принимать в расчет вспыхнувшей драки и того, что Князь и его верная сторонница изрядно исполосовали друг друга когтями.

Завязанные хитрым узлом ремни на щиколотках Рейе ослабли. Дуэргар с силой толкнул да Кадену кулаком в бок, и тот со стоном перевернулся на спину. Матово-золотистый свет «ночного огонька» обрисовал контуры выгнувшегося в пояснице сухощавого, прекрасно вылепленного тела, растерянно-отсутствующее лицо с полуопущенными веками и приоткрытыми губами.

Заломленные за голову руки, рассыпавшиеся каштановые пряди, отливавшие темной рыжиной.... Доступный, еще не умоляющий безжалостного господина взять его, но пребывающей в шаге от этого, влажно-горячий, пахнущий свежескошенной травой и нежным, вяжущим ароматом яблоневого цвета...

Когда-то Блейри с ума сходил, воображая себе подобные картины. Шепча слова, которые он скажет Рейе – единственному избраннику своего сердца. Мечтая, как они будут любить друг друга под бездонным небом Рабиров, как станут охотиться в людских городах – две неуловимые тени, золотоглазые и стремительные, сеющие страх и смерть. Принц Лесов и его преданнейший друг. Связанные любовью и смертью.

Ничего не сбылось. Осталась только горечь разбитых надежд. Рейе придется очень долго расплачиваться за сверкающие черепки. Эта ночь – только начало. Магией Венца он вытравит из упрямого красавчика да Кадены прежние привязанности, чаяния и помыслы, заменив их безграничной преданностью Князю, господину его души и тела. Он заставит Рейе склонить голову, на коленях вымаливать крохи любви, сделает его безупречной и страстной наложницей. Ветра ледяной равнины унесут и разметают все, что прежде составляло сущность Рейенира да Кадены. Для полной победы нужно так немного. Услышать крик, окончательное признание в поражении. Испытать, как бурно и сладко кончает Рейе. Увидеть, как широко распахнутся омуты черных глаз и в них вспыхнет нерассуждающее, бесконечное обожание. Разделить душу и тело. Покорить первую и овладеть вторым.

Жадно оглядев свою награду, Блейри перебросил ногу через лежащее тело и устроился поудобнее. Протянул руку, раздвинув пальцами влажные, теплые губы. Подался чуть вперед и вниз, встретив легкое сопротивление напрягшегося языка. Толкнул, соскальзывая в сладостную глубину. Рейе словно в полусне попытался высвободиться, отталкивая вещь, проникшую к нему в рот. Да Греттайро ухватил его обеими ладонями за виски, не позволяя отвернуться. Спустя несколько долгих мгновений шелковистый язык Ищейки заметался вверх-вниз, наконец-то вырвав из груди Блейри судорожный вздох наслаждения.

«Интересно, для варвара он делал что-либо подобное? Надо будет потом заставить его рассказать. В подробностях, со всеми переживаниями и впечатлениями. Про каждого из тех, кому он подставлял свою изящную задницу. И про зингарскую старуху, и про варвара, и про Золотого Леопарда, и про того мальчишку из Аргоса, запамятовал, как же его звали...»

Дуэргар подсунул ладонь под голову Рейе и слегка приподнял, подтягивая ближе к себе и убеждаясь, что разбухшая головка члена уткнулась в самое горло. Да Кадена заперхал, давясь и пытаясь втянуть немного воздуха. Блейри продержал его так с десяток ударов сердца, с удовольствием ощущая спазмы мускулов, отпустил, позволив жадно вздохнуть, и погрузился снова. Впечатление оказалось неожиданно чувственным и ярким. Может, в следующий раз начинать стоит не с постельных забав, а с какого-нибудь наказания?