– Нет, не так. Выше руку.

Она сосредоточенно кивает. Бросает на меня мимолетный взгляд и снова пытается прицелиться. Смешная. Трогательная. Лейтенант Рокбелл.

Я не знаю, почему она пошла в армию. На первый взгляд, у нее не было для этого причин... Или это просто я привыкла всех мерять своей меркой?

– В печень, Рокбелл. Или у вас плохо с анатомией?

Наверное, она думает, что я бессердечная стерва и пошла в армию, чтобы безнаказанно убивать людей для своего удовольствия. Пусть думает. Имеет право.

Но это не так. Я пошла в армию, чтобы защищать того, кого люблю. И вот уж никогда бы не подумала, что он меня предаст.

И вот уж никогда бы не подумала, что что-либо на свете сможет так тесно связать меня с маленькой светловолосой девчонкой.

Я похоронила свое сердце и прижала гранитной плитой. А Рокбелл сдвинула эту плиту и разрыла могилу руками.

– Достаточно, – я беру красный маркер, снимаю колпачок зубами, затем иду к мишени и обвожу места удачных выстрелов. – Вот это – ваш уровень, лейтенант Рокбелл. А остальное не должно повториться. Понятно?

– Есть, полковник!

Я вздрагиваю. «Полковник...» звучит как оскорбление. Но это только для меня. Это только в моем сердце осталась холодная ненависть к капралу Мустангу.

– Я думаю, на сегодня хватит.

Она молчит. Я смотрю на нее, устало вздыхаю, но тут же корю себя за это - я не должна показывать свою слабость или усталось. Я – полковник, и должна быть идеальна.

– Я могу идти? – опускает глазенки Рокбелл. Киваю.

– Конечно, лейтенант. Но, – уже тише и мягче,– подожди меня в прихожей.

Уинри улыбается, глядя в пол, но я вижу, как загорелись ее глаза.

Как это все получилось? Сама не знаю.

Знаю, что начала замечать, что Рокбелл в мелочах копирует меня – такая же прическа, такая же обувь, прошение разрешить ей носить мужской вариант униформы. Я не подписала. Потому что мне нравятся ее ноги? Тогда я успокоила себя тем, что я просто превращаюсь в старую вредину.

Я отчаянно ревновала ее к подполковнику Хавоку, но ничего не могла с этим сделать. Ну не пригрозить же ему пистолетом: «Не приближайся к Рокбелл!» Это все-таки Хавок, а не Черный Хайяте.

И все-таки. Почему я? Почему она? И почему мы вдруг вместе?

Стечение обстоятельств? Пожалуй.

Мы просто в тот вечер засиделись допоздна, разбирая бумаги.

– Полковник...– тихо начала она.

Я подняла голову от какого-то путанного отчета и посмотрела на нее. Уинри сидела ко мне спиной, я видела только ее затылок с забранными медовыми волосами.

– Да?

– Они вернутся?

– Кто – они? – я даже не поняла поначалу.

– Эд и Ал, – Уинри склонила голову, и мне показалось, что она сейчас заплачет.– Они ушли за Врата, но они же живы, я знаю...

Я сняла очки и положила их на стол. Уинри резко вскинула голову, как будто услышала выстрел.

– Они не вернутся.

Рокбелл снова опустила голову.

Я поднялась и подошла к ней. Она не плакала, но глаза блестели от слез.

– Это неправда, неправда... С чего вы взяли? И почему я должна вам верить?!

Я опустилась рядом с ней на корточки и попробовала заглянуть в глаза.

– Я знаю, Уинри, это больно, – она вздрогнула. Ну да, я никогда еще не называла ее по имени.– Но это так. Прими это и живи дальше. Если только тебе не остается ничего другого.

– Я... не хочу в это верить... – ее голос дрожал.

– Как хочешь,– я распрямилась.– Ты можешь верить в это, или не верить. Верить мне или не верить. Я сама... – за окном уже темнело, – я верю только оружию.

Внезапно я ощутила, что Уинри схватила обеими руками мою ладонь и прижалась лбом к моему плечу.

– Я тоже буду верить только оружию... – едва слышно прошептала она.

– Не надо, Уинри, не надо,– я взяла ее за плечи и повернула к себе.– Верь мне.

А потом я не сдержалась. Уже во время поцелуя в моей пропащей голове каруселью кружились мысли, одна абсурднее другой: «Испугается? Да нет же, она отвечает... но она явно не лесби! Тогда почему?»

Когда я наконец выпустила ее из своих объятий, первым, что я услышала, было:

– Я верю. Тебе.

Тогда я подошла к ней и, обняв, начала гладить светловолосую голову, нашептывая:

– Все будет хорошо. Мы пойдем, пойдем вперед, не потому что нам больше ничего не остается, а потому что мы так хотим...

Мы остались в штаб-квартире на ночь.

И вот теперь Уинри ждет меня в коридоре, теребя в руках белую перчатку. Она пока меня не замечает, и я очень люблю такие моменты. Я могу взглянуть на все со стороны.

Кроме меня у этой девочки не осталось никого. Родители погибли еще в Ишварской гражданской, друзья детства ушли за Врата, бабушка скончалась в прошлом году. Я теперь несу за нее ответственность. Потому что я ее люблю.

– Риза! – она вскидывает голову и улыбается. Я улыбаюсь в ответ.

– Заждалась? Извини.

– Ничего, – она снимает у меня с переносицы очки. Я притворно хмурюсь.

– Хулиганка, я же теперь ничего не вижу!

Но Уинри уже выскакивает на улицу.

– Носите контактные линзы, полковник! – она размахивает моими очками в воздухе, пуская солнечных зайчиков.

– Старший лейтенант Уинри Рокбелл! Отдайте старшему по званию предмет гардероба! – обессилев, кричу вслед убегающей шалунье. Но Уинри уже развернулась, и, подбежав ко мне, протягивает на ладони злополучные очки.

– Я все вам отдам, полковник. Все, что ни попросите.

Я фыркаю, водружаю очки на нос и бодро шагаю по осеннему парку. Уинри отстает на четверть шага. Со стороны – мы просто начальница и подчиненная. Может быть, начальница и подчиненная, ставшие приятельницами.

Хотя, может быть, улыбки нас выдают?