* * *

Холодное мясо. Хлеб. Кувшин вина. Рядом в каморке – бадья горячей воды и стопка свежих рубах. Рем вдруг почувствовал себя голодным и грязным. Он протянул руку к еде, но тут же отдернул.

Нет.

Повернулся и быстро, почти бегом, словно боясь передумать, бросился вверх по лестнице.

Резная дверь была приоткрыта. Рем негромко постучал и вошел, не дожидаясь ответа.

– Что тебе нужно? – Хранитель нехотя оторвался от рукописи, которую держал в руке. В гостиной было тепло от жарко пылающего огня в камине, а присутствие хозяина, казалось, сделало комнату еще уютней. Рем замер, устремив взгляд на каминную полку.

Свечи. Огонь. Так много огня.

Здесь было что-то не так.

– Чертова саламандра, – холодный голос Хранителя вывел его из оцепенения, – если хочешь что-то сказать – говори, а нет – убирайся. Я тебя не звал.

Рем с трудом заставил себя взглянуть в лицо своему новому господину.

– Лорд Фарон, – медленно проговорил он, – вы убьете меня сегодня? Или мне можно поесть? Я очень голоден.

Хранитель чуть приподнял бровь. Во взгляде его отчетливо читалось отвращение.

– Голоден? Вероятно. И грязен, как скотина. Поешь, помойся и сделай что-нибудь с тем свинарником, который ты выбрал себе в качестве спальни. Грязи в башне я не потерплю.

– Да, хозяин, – лицо Рема оставалось бесстрастным, хотя сердце, минуту назад сжавшееся в твердый комок, облегченно оттаяло и застучало с прежней силой. Не сегодня. По крайней мере, еще один день он будет жить. Волей и милостью своего господина.

Рем не стал спрашивать, что будет с ним завтра. Он молча поклонился и вышел.

* * *

Больше они об этом не говорили. Вернее, они вообще не разговаривали. Иногда Рему казалось, что его хозяин забыл о своем вынужденном компаньоне. Дни в башне проходили один за другим, каждый жил сам по себе, справляясь с одиночеством, которое отныне было их общим уделом. Часто они не встречались несколько дней подряд – хотя башня была не так уж велика, оба старательно избегали общества друг друга. Впрочем, возможно, избегал только Рем. Погода стояла отвратительная, холодный соленый ветер проникал сквозь щели в ставнях и сбивал с ног, стоило сделать хоть шаг от порога, поэтому лорд Фарон редко покидал башню. Большую часть дня он проводил в своем кабинете или библиотеке, где сидел возле камина, кутаясь в теплый плащ и читая древние фолианты. Рему холод был не страшен, и он надолго уходил из башни, слонялся по острову или сидел на берегу и слушал рев прибоя, пытаясь различить в грохоте волн голоса далекого мира, оставшегося за океаном. Странно, но в такие часы ему казалось, что он не один. Он думал и говорил – с самим собой, с ветром, с метелью, но чаще всего – с шэнно, как будто тот мог его слышать. А может, и мог? Ведь дух темного магистра навек остался прикованным к этому дикому острову, затерянному в океане. Может, он и вправду мог слышать голос и сердце своего ученика? Рем не задумывался об этом. Он просто говорил со своим создателем, так, как никогда не осмеливался говорить с ним, пока тот был жив. Плакал без слез. Открывал ему свою боль, свой страх и одиночество. И становилось легче, и уже хватало сил подняться и вернуться в черную башню, и не вздрогнуть от холодного, полного неприкрытой ненависти взгляда Хранителя.

А однажды он зашел дальше обычного, и в темной груде обледенелых скал вдруг нашел – живое. Водопад. Когда-то, наверное, каскад хрустальных струй весело и громко грохотал по скальным уступам, но сейчас, когда волею Хранителя на остров опустилась бесконечная зима, он был скован льдом, как сказочный великан, застигнутый врасплох сонным заклятьем. Рем долго стоял у подножия сверкающей ледяной колонны. Отогреть бы, растопить... нет. Заклятье слишком сильно...

Он похож на меня, вдруг подумал Рем, касаясь ладонью ледяного стекла. Я тоже когда-то был живым, я думал что живу, а теперь я – мертвый кусок льда. Моя жизнь, как и его – в руках человека, который меня ненавидит. В его власти принести на остров весну, но он предпочитает зиму. Он может убить меня, но не делает этого, бесконечно продляя пытку неизвестностью, заставляя каждый новый день встречать как последний.

Я боюсь его.

Я, безжалостный убийца, смертельно боюсь человека, чью жизнь когда-то уничтожил.

* * *

Рем вернулся к башне, погруженный в плотный туман своих мыслей. Он уже потянулся к двери, когда та внезапно распахнулась ему навстречу, едва не ударив створкой. Лорд Фарон, одетый в теплый плащ, сделал шаг вперед и только тогда заметил своего компаньона. Рем остановился, замер, как всегда неподвижно, опустив руки, подняв подбородок и глядя прямо перед собой.

– Где ты был? – лорд Фарон посмотрел на небо, с которого сыпался мелкий колючий снежок и недовольно поморщился – холодно. Рем промолчал, решив, что ответа не требуется – вряд ли хозяина в действительности интересует маршрут его прогулки.

– У драконов? – Хранитель тихо щелкнул пальцами и снежок прекратился. – Так-то лучше... С ними все в порядке? Не спят? – он обошел стоящего столбом компаньона и легко сбежал по ступенькам.

Он отошел уже на несколько шагов, когда Рем ответил:

– Не знаю, господин. Я не был у драконов.

Лорд остановился.

Бывший убийца сжал руку в кулак, чтобы не выдать охватившей его паники.

– Рем. Подойди ко мне.

Подошел. Остановился, не смея поднять глаз. Рука в черной перчатке жестко взяла его за подбородок, вскинула голову, заставляя смотреть в лицо. Вмиг внутри что-то оборвалось. В темных глазах хозяина – гнев и с трудом сдерживаемая ярость.

– Рем, – от тихого голоса мурашки по спине и слабеют колени, – мальчик мой прекрасный, ты хочешь сказать, что за все это время ты ни разу не навещал драконов? Ну, что же ты молчишь? Ты уходил каждый день неизвестно куда, пропадал на сутки и больше и ни разу не присмотрел за тварями, охраняющими Зеркало?

– Нет, господин, – ему удалось справиться с голосом, и ответ прозвучал почти безучастно. Напрасно, потому что через мгновение жестокая пощечина заставила его пошатнуться.

– Не смей мне дерзить, – лорд брезгливо отряхнул кисть, – и потрудись объясниться.

Рем еще сильнее сжал кулаки и заставил себя говорить спокойно:

– Сейчас зима, мой господин. Зимой драконы не требуют ухода. Они не охотятся, ничего не едят и не проявляют активности, если им ничто не угрожает. Скоро наступит весна и вот тогда уже... – он замолчал, увидев, что хозяин криво улыбается.

– Весна, ты сказал? – лорд усмехнулся. – Скажи мне, Рем, сколько, по-твоему, мы с тобой живем в Башне Мрака?

– Не знаю, хозяин. Я не считал. Должно быть, около двух месяцев.

– Полгода, Рем.

Полгода?! Разве это может быть правдой? Молодой человек почувствовал, что его мозг снова заполняется странным густым туманом. Погруженный в этот туман он перестал замечать время. Полгода. Неужели так долго? А зима и не думала отступать... И он действительно не думал о драконах, попросту забыл о них, а ведь они – существа одной с ним крови...

– Простите, хозяин.

– Мда, – протянул лорд Фарон, задумчиво разглядывая напряженную, как натянутая тетива, фигуру компаньона. – Хороши хранители, ничего не скажешь... Ладно, саламандра, ступай в башню и жди меня. Вернусь – решу, что с тобой делать. Хотя, Боги свидетели, больше всего на свете мне хотелось бы тебя убить.

Лорд вернулся в сумерках. Рем ждал его, сидя на ступеньке лестницы, ведущей наверх. В келью подниматься не стал – какая разница, где умирать? Заслышав шаги хозяина, он поднял голову, напрягся, но Фарон словно не заметил его – прошел мимо, хлестнув по лицу полой плаща. Что ж, Рем и не ожидал немедленной расправы, это было бы слишком хорошо и совсем не в стиле его господина. Он посидел на лестнице еще немного, потом поднялся и поплелся наверх, в свою спальню. Проходя мимо резной двери зачем-то помедлил; потом и вовсе остановился. Постучал.

– Входи.

Хозяин стоял у камина, заложив руки за спину, и неотрывно смотрел в огонь. Рем глубоко вздохнул и сделал еще один шаг.

– Лорд Фарон, – сказал он, обращаясь к неподвижной спине мага. – Простите меня. Я пренебрег своими обязанностями, но, клянусь, этого больше не повторится. Если вы прикажете, я могу жить вместе с драконами и смотреть за ними постоянно.

– Сбежать хочешь? – лорд обернулся. Рем замолчал на полуслове, пораженный тем, как легко разгадал маг его замысел; разгадал еще до того, как тот сформировался. Он не успел скрыть смятение и почувствовал, как снова разрастается в груди холодный комок страха. Фарон смотрел ему в глаза, долго, пристально, и взгляд его, темный и тяжелый как ледяная глыба, не давал Рему дышать.

– Если бы ты знал, – тихо сказал маг, – если бы только мог представить, как сильно я тебя ненавижу.

– Я представляю.

– Замолчи, тварь, – пощечина обожгла щеку. Рем отшатнулся; впервые его господин терял контроль над собой, давая волю ярости, и отчего-то это причинило Рему боль большую, чем простой удар по лицу. «Не дерзи, – лихорадочно шептал внутренний голос, – не провоцируй его, отступи, не смотри ему в глаза, он уничтожит тебя, сметет, ну же, опусти голову и уходи...»

– Я человек.

– Что?

– Я не тварь. Не саламандра. Возможно, я был ею, но сейчас я человек. Такой же, как вы.

Удар в челюсть сбил его с ног, заставив пролететь через полкомнаты и рухнуть, наткнувшись на массивный письменный стол. Потом жестокая рука рывком подняла его на ноги и швырнула лицом в столешницу.

– Значит, человек? – голос лорда больше походил на змеиное шипение, от которого по телу разбегались холодные мурашки, – что ж, очень даже может быть. Вот мы сейчас это и проверим.

– Что вы... – Рем сделал попытку выпрямиться, но его снова приложили об стол.

– Стоять, – и он замер, боясь пошевелиться и проклиная себя за неуместный демарш. Небрежным движением колена лорд раздвинул его ноги и задрал на спине рубаху. Рем задрожал, вмиг покрываясь холодным потом:

– Нет... что вы... прошу вас...

– Я велел тебе заткнуться, – хозяйская рука больно вцепилась в рыжие волосы бывшего убийцы и сильно ударила его головой о стол. – Если я услышу от тебя хоть один звук – смерть покажется тебе подарком, клянусь! – новый удар едва не вышиб из Рема дух. А потом затянутая в кожу ладонь лорда скользнула между его бедер и грубо сжала яйца. Рем стиснул зубы, чтобы не застонать, но боль была слишком сильной, и он тихо захрипел.

Никогда прежде в своей недолгой жизни не приходилось бывшему наемнику испытывать то, что происходило с ним сейчас. Разум его отказывался повиноваться, и он, растерянный и оглушенный, забился, в ужасе от собственного бессилия. Лорд удерживал его легко, подавляя сопротивление не столько силой, сколько волей своей, и от осознания этого Рему стало еще страшнее.

– Не надо, – простонал он сквозь стиснутые зубы, – умоляю вас, господин... – и задохнулся от резкой боли, когда чужой член пронзил его тело.

Сколько длилась пытка, он не помнил. Боль, равной которой он не знал прежде, разрывала беспомощное тело; кажется, он бился и кричал, а в воспаленном мозгу пульсировала яростно одна безжалостная мысль – ты заслужил это, он вправе наказать тебя, вправе ненавидеть, твоя жизнь принадлежит ему, терпи, раз на то его воля...

Когда теплое и липкое потекло по ногам, он обессилено упал грудью на столешницу и замер, опустошенный, униженный, не чувствуя ничего, кроме облегчения. Все. Все закончилось. Он выдержал это, пережил и не сошел с ума. Теперь все будет хорошо, потому что, какой бы сильной ни была ненависть Хранителя, этот ужас, это невероятное наказание должно было утолить и ее.

– Убирайся, – голос лорда звучал глухо из-за тяжелого дыхания, но в нем не было прощения, лишь холод, способный заморозить весь остров. Рем поднялся. Кожу на лбу саднило, каждое движение отзывалось болью, а между ягодиц горело почти нестерпимо, и все же он нашел в себе силы обернуться.

Хранитель полулежал в глубоком кресле. Уставший, почти изможденный, растрепанный и очень молодой. И невероятно красивый. На Рема он не смотрел, и бывший убийца готов был поклясться, что знает, о чем думает сейчас добровольный узник Башни Мрака.

Медленно, деревянными шагами, Рем вышел из комнаты, поднялся в свою келью под крышей, влез на подоконник и шагнул вниз.

* * *

К утру тело совсем затекло. Рем провел ночь, лежа на каменном полу кельи и бездумно глядя в потолок. Когда вчера вечером он понял, что щит вокруг Башни не позволит ему покинуть ее иначе, чем через дверь, на него накатило странное безразличие. Значит, наказание не окончено, воля Хранителя по-прежнему висит над ним карающим мечом и не все ли теперь равно, что будет дальше. Не в его власти что-либо изменить. Фарон не даст ему сбежать, какой бы путь для побега он не избрал.

Рем вздрогнул, с трудом поднялся и пошел вниз.

Прошло несколько дней, а может, он снова потерял счет времени. Боль ушла, ушибы зажили, и об изнасиловании напоминал теперь только противный, липкий страх, прочно поселившийся где-то очень глубоко в груди. Может, в душе? Но есть ли душа у саламандры? Почему-то это было важно, но единственный человек, который знал наверняка, и был причиной пожирающего эту душу страха.

Хранителя Рем почти не видел. Каждый день, покончив с уборкой, он уходил из башни, стараясь не попадаться хозяину на глаза; и ему это удавалось. Он навещал драконов, сидел на берегу, говорил с океаном – все как раньше, до того как... Да. До того как. Однажды он отчетливо понял, что жизнь его разделилась надвое. На «до» и «после». В той, прежней, жизни он был наемным убийцей, доверенным лицом и учеником величайшего темного мага; он не знал сомнений и не думал о праведности своих поступков. А кто он теперь? Пленник, безмолвная жертва в руках безжалостного палача. Но разве Фарон – палач? Разве он был им до того, как на его пути оказался Рем? До того, как Рем, подчиняясь приказу шэнно, уничтожил все, что любил и берег в своей жизни молодой честолюбивый маг?

Эти мысли сводили его с ума; не хватало опыта, чтобы разобраться, а помочь было некому. В отчаянии Рем пытался обратиться к книгам, но в библиотеке Башни было слишком мало книг на известном ему языке; в свое время шэнно справедливо счел, что убийце ни к чему излишнее образование, да и времени, чтобы выучиться, у него почти не было. И все же Рем полюбил читать. Долгими вечерами он просиживал с книжкой перед единственной свечой в своей келье, и тогда казалось, что зима не вечна, что большой яркий мир не отвернулся от него навсегда, что он рядом, стоит лишь сделать усилие и найти к нему дорогу. И он искал, чтобы не сойти с ума от страха и безысходности.

В библиотеке всегда жарко горел огонь – без дров, на одной лишь магии – и босым ногам не было холодно ступать по гладким мраморным плитам. Рем снял с полки величественный том в темном переплете, сдул пыль с корешка и положил на стол, чтобы лучше разглядеть добычу. От страниц пахло увядшими цветами – наверное кто-то хранил между ними сухие лепестки; а рисунки выглядели тусклыми и потертыми, но Рему книга понравилась. Кажется, перед ним было подробное описание какого-то путешествия – то, что нравилось ему больше всего. Он бережно поднял том, намереваясь тотчас отправится в келью, повернулся и лицом к лицу столкнулся с Хранителем.

– Так вот куда деваются книги, – лорд вынул том из рук Рема, задумчиво рассмотрел, положил на стол, – а я все гадал – что же это за магия такая?

Тело предало Рема. Вмиг отнялись ноги, и он был вынужден схватиться за стеллаж, чтобы устоять.

– Простите, – смог только прошептать, – я не знал, что это запрещено.

Фарон подошел к нему и остановился в полушаге, внимательно глядя в лицо. Рем запаниковал. Сжался в комок, до хруста стиснул зубы, стараясь не выдать волнения. Смотрел безучастно, хотя внутри пенился и клокотал страх. Потом спохватился – как бы не счел маг прямой взгляд излишней дерзостью, поспешно отвел глаза...

Лорд усмехнулся. Поднял руку, крепко взял Рема за подбородок, вскинул голову.

– Я вижу, урок пошел тебе впрок, саламандра.

Рем молчал. Проклятые ноги никак не хотели держать безвольное тело, он пошатнулся, но рука на подбородке быстро вернула его в прежнее положение. А потом горячая ладонь медленно, будто издеваясь, погладила его по щеке. Рем задрожал.

– Что с тобой? – Фарон обвел кончиком пальца его подбородок. – Ты так сильно меня боишься? – он почти мурлыкал, и Рему пришлось до боли сжать кулаки, чтобы хоть немного унять дрожь. Пальцы лорда прошлись по его виску, по волосам надо лбом, потянули рыжую пушистую прядь. – А ты красив, – сказал маг удовлетворенно, – у нашего шэнно был неплохой вкус, не так ли, мой мальчик?

– Не мне судить об этом, мой господин.

– Верно, – рука мага наконец-то покинула его лицо, но лишь затем, чтобы плавно опуститься на грудь. Рем следил, как она медленно скользит по его телу, и вдруг понял конечную цель этого движения. Он попытался отодвинуться, но маневр не удался – Фарон без обиняков накрыл ладонью его член и слегка сжал.

– Нравится?

Рем вцепился в стеллаж, будто от этого зависела его жизнь. Он застыл, замерз, не смея шелохнуться, а маг искусно ласкал его между ног и при этом с улыбкой наблюдал за сменой красок на его лице.

– Вижу, что нравится, – тело предало Рема еще раз, потянувшись навстречу сладкой пытке и от осознания того, что лорд это заметил, молодой человек едва не заплакал.

– Пожалуйста, мой господин... не трогайте меня.

Лорд не ответил. Молча расстегнул пояс компаньона, провел по бедрам, пробежал пальцами по обнаженному члену, легко тронул головку. Рем слабо застонал.

– Лорд Фарон...

Маг развернул его спиной:

– Наклонись.

Вошел резко, заставив Рема вскрикнуть и крепче ухватиться за полку. От боли в заднем проходе возбуждение спало, и бывший убийца, упершись лбом в пыльное дерево, молча вздрагивал в такт толчкам и глушил тяжелые рыдания, готовые вырваться наружу.

Когда пытка закончилась, Рем получил одобрительный шлепок по ягодицам и понял, что может повернуться. Кое-как натянув штаны, он несколько минут стоял неподвижно, пытаясь успокоиться и вернуть ровное дыхание. Лорда рядом уже не было – скорее всего, жертва вызывала в нем непреодолимое отвращение; Рем был благодарен за это. Стараясь слиться с тенью, падающей от стеллажа, он потянулся к выходу, но его снова остановили.

– Рем. Подойди сюда.

Лорд сидел в кресле у камина, вертя в тонких пальцах пустой бокал. Рем приблизился и встал перед ним, стараясь смотреть вниз, чтобы скрыть слезы.

– Посмотри на меня.

Рем покачал головой – нет. Это было слишком трудно, он не смог бы выдержать сейчас пронзительного черного взгляда.

– Ненавидишь меня, саламандра?

Рем с трудом сглотнул комок и не ответил.

– Знаю, что ненавидишь, – в голосе лорда – странное напряжение. Рем опустил голову еще ниже.

– Я не понимаю вас, – сказал он так тихо, что не расслышал сам себя. Но лорд – расслышал.

– Говори.

– Я знаю, что виноват перед вами, – молодой человек набрал в грудь побольше воздуха, чтобы голос не дрожал, – знаю, что вы имеете все основания ненавидеть меня и мстить. Но я не понимаю зачем – так? Неужели я провинился перед вами настолько, что вы отказываете мне в смерти, предпочитая уничтожать мою душу?

– Настолько? – маг зло рассмеялся, – Ты заживо сжег моих родителей. Ты разрушил мой дом. Ты гонялся за мной по всему свету, лишь чудом я остался жив. И ты считаешь, что заслужил легкую смерть?

– Да поймите же вы, – Рем сорвался на крик, – поймите и поверьте, что я ничего этого не знал!

– Да что ты? – Фарон расхохотался. Глазам стало горячо, и скрыть слезы уже не было никакой возможности; они потекли по пылающим щекам, но Рему было уже плевать. Вспышка окончательно обессилила его, и он почти упал на пол возле камина, к ногам хозяина.

– Сколько вам лет, мой господин? – тусклый голос обращался, казалось к самому себе, – Двадцать восемь? Двадцать девять?

– Тридцать.

– Тридцать... А мне пять, – он сунул руку в огонь и пламя ласково обняло его ладонь, – всего пять, милорд. Я ничего не помню о том времени, когда был саламандрой и танцевал в огне... Может, я прожил несколько веков. Наверное, я был счастлив в своем бездумном существовании, но теперь я ничего не знаю об этом. Пять лет назад могущественный маг прилетел на этот забытый богами остров, нашел молодую саламандру и превратил в человека. Он не спросил, хочу ли я этого, но, однажды очнувшись и осознав себя, я был бесконечно благодарен ему. Он был для меня выше Богов, был всем и я жил только для того, чтобы заслужить его расположение. Поймите, милорд, я не знал что хорошо, а что плохо. Шэнно приказывал убивать – и я убивал, потому что не знал, что можно иначе. Вы убили шэнно, и я по-прежнему не понимаю хорошо ли это. Убейте же и меня.

Хранитель молчал. Потом резко поднялся и вышел, не сказав ни слова.

Громко звякнул пустой бокал, разлетаясь на тысячу осколков.

Рем заплакал.

* * *

Сегодня драконы огрызались больше обычного, и он совсем выбился из сил, пытаясь загнать их в пещеры. Особенную активность проявлял молодой самец с необычным золотистым оттенком шкуры; он вертелся вокруг Зеркала, громко стучал хвостом и издавал задорный рык, здорово напоминающий смех. Рем гонялся за ним как угорелый, пока не понял, что кошмарная зверюга просто решила поиграть с ним. Тогда он пошел на хитрость – взобрался на скалу и залег за уступом, старательно имитируя полное свое отсутствие. Дракон растерялся. Минут пять он топтался по площадке, вертя здоровенной башкой и пытаясь отыскать товарища по игре, не нашел и полез в пещеру – проверить. В пещере человека тоже не оказалось, и дракон сердито зарычал, высунув голову наружу. И вот тут-то компаньон нашелся – спрыгнул откуда-то сверху прямиком на драконий загривок. Молодой самец призывно затрубил, но человек не испугался, только ухватился покрепче за гребень и сильно ударил пятками. Дракон хлопнул крыльями, разбежался, подпрыгнул – и взмыл легкой птицей, вмиг оставив позади и Зеркало, и скалу, и всех своих менее активных родственников.

Рем рассмеялся. Еще несколько минут назад он думал, что навсегда разучился это делать, и вот уже хохочет, подставив лицо слепящему зимнему ветру. Дракон летел неспешно, редко взмахивая огромными крыльями, и Рем вспомнил, как летал вот так же в той, другой жизни, оставшийся за океаном. Он похлопал дракона по шее и тот послушно повернул к острову, проносясь грозной тенью над полосой вечного прибоя. Вон застывший водопад, а вот и Башня – почти игрушечная на белом покрывале нетающего снега. Рем приказал дракону снизится и облетел вокруг Башни, смеясь вместе с ветром.

На балкон вышел Хранитель и остановился, наблюдая за пируэтами, которые выписывали в сером небе его компаньон и молодой дракон. Он был без плаща, и ветер, усиленный могучими крыльями, яростно разметал его волосы и заполоскал полы темной мантии.

Рем подлетел ближе и заставил дракона пройти так низко над балконом, что кончик крыла скользнул по крыше, обрушивая черепицу. Маг отступил назад, но через мгновение вернулся и что-то крикнул. Рем не расслышал; на всякий случай помотал головой и отправил дракона на новый круг. Маг махнул ему рукой и скрылся в башне. Спустя несколько минут он появился на крыльце уже в плаще, постоял, рассматривая летунов и направился вниз по ступенькам.

Рем похлопал дракона по гребню. Тот понял, рыкнул – почти вздохнул – и плавно опустился на снег.

– Вы с ума сошли? – спросил лорд Фарон, приближаясь к дракону и всаднику. – Рем, что ты делаешь, его же нужно будет кормить.

Дракон согласно фыркнул и вопросительно посмотрел на товарища. Тот спрыгнул на землю и благодарно погладил грубую чешуйчатую шкуру.

– Дракон должен летать, мой господин, иначе он ослабнет и может погибнуть. Весна когда-нибудь наступит, и тогда...

– Чертов упрямец, – Фарон улыбался, разглядывая раскрасневшееся от ветра и удовольствия лицо своего компаньона, – тебе нравится со мной спорить. Похоже, ты считаешь, что день прожит зря, если тебе не удалось мне досадить.

Никогда еще маг не разговаривал с ним так просто и беззлобно. Рем напрягся, пытаясь понять, что кроется за этим дружелюбным тоном, но в голову ничего не приходило – намерения Хранителя были для него еще большей загадкой, чем его же поступки. Маг стоял рядом с ним, улыбался, придерживал рукой разлетающиеся волосы и говорил как с другом.

А потом вдруг шагнул вперед и взял его лицо в ладони. Рем вздрогнул – руки мага без перчаток были холодны, но страх сковал его крепче холода. Кажется, дракон почувствовал ужас, охвативший его наездника, потому что вдруг заволновался, заскреб лапой мерзлую землю, сильно забил хвостом... Фарон не обратил на это никакого внимания. Он смотрел в зеленые глаза своего компаньона с непонятным выражением, и Рем понял, что еще минута – и страх неизвестности лишит его разума.

– Хозяин...

– Ты действительно красив, мальчик. Особенно сейчас, – лорд наклонился ближе. Рем побледнел, облизал пересохшие губы, задышал ртом, давя в горле почти родившийся крик...

– Хозяин, не нужно...

– Замолчи, – горячие губы накрыли его рот. Рем замер, не решаясь вздохнуть, закрыл глаза, каждую секунду ожидая боли. Но боль не приходила. Умелый язык легко скользил по его стиснутым губам, касаясь так нежно, что кружилась голова. Он чуть расслабился, язык мгновенно воспользовался этим, настойчиво раздвинув его губы и проникая в рот.

Рука мага переместилась на его затылок, запуталась в волосах, другая скользнула под воротник рубахи, поглаживая шею. Рем почувствовал слабость. Что он делает, зачем? Зачем будит эту сладкую, тягучую волну, обволакивающую тело, лишающую воли? Какую новую пытку принесет ему хозяйская прихоть? Неужели, вдоволь надругавшись над телом, тот решил, что над душой надругался недостаточно?

И все же... когда Фарон отпустил его, прерывистое дыхание Рема говорило красноречивее слов. Растерянный, стоял он перед господином, сжимая и разжимая кулаки и ждал... чего? Пощечины? Ласки? Фарон отвернулся.

– Пойдем в дом, – сказал он после минутного молчания. Рем сглотнул. Низ живота сладко ныл, приводя в смятение все чувства. Не осмелившись спорить, он пошел за господином, не сводя глаз со спутанных черных прядей, разметавшихся по плечам.

За спиной обиженно фыркнул дракон.

– Принеси мне вина, – маг опустился в любимое кресло и протянул руки к огню. Рем наощупь отыскал бутылку на низком столике у стены, плеснул в бокал и молча протянул лорду. Повелительный жест. Повинуясь, молодой человек опустился на колени возле кресла. Лорд залпом выпил вино и швырнул бокал в камин. Повернулся:

– Иди ко мне.

Новый поцелуй был куда глубже первого. Рем тихо застонал, когда язык лорда переплелся с его языком, а ладони скользнули под рубаху и коснулись голой кожи. Забывшись, он поднял руку и положил ее на плечо Хранителя; и тут же почувствовал, что объятия стали крепче, а поцелуй – настойчивее. Не размыкая губ, маг соскользнул на пол, прижимая Рема к себе еще теснее.

В голове бывшего убийцы помутилось. Когда маг отстранился, он даже не подумал о том, как выглядит со стороны, так и стоял на коленях, с приоткрытым ртом, и затуманенным взором смотрел в красивое лицо повелителя своей судьбы. Маг потянул вверх его рубаху, и Рем не задумываясь позволил ее снять. Жар от камина грел спину, а руки лорда были прохладными и нежными, от этого сочетания его чувства плавились как лед под солнцем, и он уже не замечал, что сладко стонет в ответ на каждое прикосновение. Когда губы мага покинули его рот и приникли к шее, Рем всхлипнул и зарылся лицом в плечо своего то ли мучителя... то ли любовника... а руки мага продолжали гладить его спину, опускаясь все ниже, пока, наконец, не остановились на ягодицах.

Рем вздрогнул. Воспоминания о боли прояснили разум, он попытался высвободиться, но Фарон обхватил его за талию и крепко сжал:

– Тише, – жаркие губы коснулись уха, – не бойся. Все может быть совсем по-другому, если ты доверишься мне...

Рем вцепился в плечи лорда и позволил себя раздеть; да и мог ли он не позволить? Его хозяин, его Бог, его палач владел им безраздельно. Прикосновение нежных пальцев к ягодицам вызвало новую волну смятения в его воспаленном мозгу, а когда они мягко раздвинули половинки и прикоснулись ко входу, он задрожал всем телом.

– Милорд... – простонал, не зная, просит ли о пощаде, или наоборот, но маг понял. Пальцы исчезли, и через мгновение вернулись – влажные, скользкие – и властно проникли внутрь. Рем сжался в комок, не смея двигаться, а Фарон играл, растягивал и готовил, то проникая в его тело, то отпуская и поглаживая вход. Иногда его губы мягко касались влажного виска молодого человека, и тогда Рем судорожно вздрагивал, чувствуя, что больше не в силах терпеть. Его тело изнывало и ждало – чего? Ничего подобного не происходило прежде в его жизни, никогда разум не отступал перед неясным желанием плоти, никогда плоть не предавала его, заставляя умолять о муке, придуманной безжалостным истязателем...

Маг выпустил его, ласково, но настойчиво развернул спиной, принуждая опуститься на четвереньки. Рем замотал головой, отчего его рыжие пряди разлетелись во все стороны как крылья саламандры. Страх перед болью снова пробился сквозь пелену возбуждения. Маг погладил его спину.

– Не бойся. Постарайся расслабиться. Я помогу тебе, – когда твердая головка члена коснулась его входа, Рем задышал чаще, изо всех сил стараясь не напрягаться. Маг входил медленно, осторожно раздвигая тугую плоть, и все же Рем не сдержал стона:

– Больно...– он малодушно потянулся прочь, но маг обнял его бедра и завершил движение упругим толчком. Рем вскрикнул.

– Тише, – Фарон замер, давая партнеру отдышаться и привыкнуть к вторжению, – тише, мальчик. Сейчас все пройдет... тебе понравится, обещаю... – он двинулся назад и снова вошел до конца. И еще. Рем опустился на локти и уткнулся лбом в сжатые кулаки. Маг двигался в нем медленно, постепенно увеличивая темп; едва стихнувшая боль снова стала нарастать, и вдруг где-то внутри, под слоем боли он почувствовал что-то, заставившее его вскрикнуть и прогнуться.

– Да, – прошептал Фарон, толкая резче и заставляя партнера протяжно застонать, – да, вот так...

– Еще... – Рем вскинул голову, прогибаясь в талии и подставляя зад. Лорд крепче обхватил его бока и наградил новой порцией ощущений. Боль мешалась с наслаждением, и Рем уже не понимал, от чего он бьется и стонет в такт толчкам. Возбуждение нарастало, толчки становились все резче и сильнее, маг тяжело дышал, двигаясь все быстрее... удар... еще удар... еще... еще немного... еще миг...

...и вдруг взорвалось, захлестнуло, и Рем закричал, забился пойманной рыбой в сильных, ласковых руках и услышал такой же сладкий, приглушенный вскрик.

* * *

И снова его жизнь разделилась на «до и «после» этой странной, внезапной ночи. Сильное, молодое тело двадцатипятилетнего мужчины и воина, разбуженное умелой рукой, перестало повиноваться ему, как ни старался он вновь обрести над ним контроль. Он загружал себя работой; целыми днями пропадал в драконьих пещерах, иногда летал над островом, доводя себя до полного изнеможения – все напрасно. Стоило ему хоть на миг остановиться, как перед внутренним взором возникали насмешливые черные глаза и растрепанные волосы; тогда внизу живота тяжелело и он, едва не плача от стыда, сжимал руку между ног, в несколько движений достигая облегчения.

Он почти перестал спать. Он часами просиживал на лестнице, в надежде хоть краем глаза увидеть Хранителя или услышать его голос, а тело плавилось и горело от несбыточного желания, и Рем понимал, что Фарон победил. Того, чего не смог добиться насилием, маг добился с помощью удовольствия; не получив удовлетворения от обладания телом, он расчетливо подчинил себе душу. И, сделав это, забыл о существовании Рема.

Теперь они снова практически не виделись. Маг проводил долгие дни в кабинете или лаборатории, вероятно, приходил в библиотеку, но Рему ни разу не удалось застать его там. Хозяин башни чувствовал все, что происходило в ее стенах, и легко уклонялся от нежелательных встреч.

Безумие овладевало им. Еще никогда, даже после смерти шэнно, даже после учиненного насилия, Рем не чувствовал себя таким униженным и грязным. Он проклинал себя, называл похотливым животным, клялся навсегда выбросить из головы все, что случилось – тщетно. Приходила ночь, и он снова метался без сна, в горячечном бреду вспоминая прикосновения прохладных рук и жарких, настойчивых губ; пока, превозмогая стыд, не получал разрядки, впадая после этого в короткое, тревожное забытье.

Рем чистил овощи, собираясь приготовить на ужин что-нибудь горячее; легкий шорох за спиной застал его врасплох. Фарон умел двигаться бесшумно, когда хотел, но, Боги свидетели, от кого ему было таиться на этом острове? Рем ждал, не смея обернуться, изо всех сил пытаясь сохранить бесстрастное выражение на лице и унять бешеный стук сердца, норовящего выскочить из груди. Шорох стих, а через мгновение ласковые руки обняли его сзади; прильнуло горячее тело, частое дыхание обожгло шею...

– Ты не занят, мой мальчик? – чувственный шепот и знакомый до изнеможения запах кожи лишали воли лучше, чем самое сильное заклятье. – Я соскучился по тебе...

Рем уронил нож и тот неуместно громко стукнулся об столешницу. Соскучился... значит, не один он сходил с ума от воспоминаний, значит, маг тоже не мог забыть того, что произошло между ними несколько недель назад? Тогда почему ждал столько времени? Почему не позвал? Хотел, чтобы Рем пришел к нему сам, чтобы иметь возможность безжалостно отшвырнуть прочь?

Какая теперь разница... ведь он здесь.

«Дурак, проклятый дурак, – вопил разум, – он же играет тобой, он торжествует, он презирает тебя, одумайся! Возьми себя в руки, оттолкни его и умри как человек!» – собрав в кулак всю оставшуюся волю, Рем выпрямился и сжал в руке нож. Обнимавшие его руки соскользнули; маг встал рядом и заглянул в помертвевшее лицо компаньона. Перевел взгляд на нож, зажатый в умелой руке.

– Это для меня? – голос спокойный, ни капли только что звучавшего чувства. Рем качнул головой:

– Нет. Для меня.

– Вот как? – маг улыбнулся, – Значит, мои ласки столь для тебя ненавистны, что ты предпочитаешь им смерть?

Рем молчал, деревянно глядя поверх головы мага. Если сейчас ударить себя в шею, лорд не успеет его остановить...

Фарон развернул его к себе, обнял за бедра, медленно поглаживая по ягодицам. Прикоснулся губами к щеке, виску, прижался теснее, отчего в теле Рема вспыхнул настоящий пожар, захлестнувший и разум. Он проигрывал, проигрывал еще не начав схватку, сдавался на милость победителя, он знал... до мельчайших подробностей представлял себе, что случится дальше... Сейчас выпадет нож из ослабевшей руки, а потом он сам расстегнет пояс, и наклонится над столом, и будет стонать и вздрагивать в горячем безумии страсти, захлебываться и умолять, а потом, наконец...

Лорд оттолкнул его.

– Ладно, Рем. Нет – значит нет, – и ушел даже не взглянув.

* * *

Наверное, в большом мире, там, за океаном, бушевало лето. Где-то зеленела трава, жужжали неугомонные пчелы, из печных труб тянуло дымком, люди трудились на полях и благословляли Богов за дарованную милость – за право жить в мире, где больше не было войны. Возможно, в своих молитвах они вспоминали и Хранителя. Возможно, где-то в мире царили спокойствие и любовь.

Где-то. Не здесь.

Рем стоял на берегу, вглядываясь в туманную дымку на горизонте, и думал обо всем, что случилось за прошедший год.

Несмотря на заклятия, природа брала свое: не так часто уже мели метели, и ветер все чаще засыпал по вечерам, забывая о любимой забаве – швырять в наглухо запертые ставни горсти снежной крупы. Темные облака светлели, и казалось что еще чуть–чуть – и разойдутся, и проглянет в прореху далекое холодное солнце. А однажды, прижавшись щекой к ледяной глыбе, бывшей когда-то водопадом, Рему почудилось вдруг, что там, глубоко внутри закоченевшего тела бьется неумершее, неубитое, готовое вырваться на волю сердце. И он прижал горячие ладони к гладкому стеклу, почти уверенный уже, что сможет. Отогреет. Что его жизни и тепла хватит на двоих.

На двоих?

Лед поддался; потекли, сначала несмело, а затем все быстрее холодные капли. Попали в рукава, Рем поежился, но рук не отнял, чувствуя, как плавится казавшаяся мертвой поверхность. Если бы можно было вот так же взять в ладони заледеневшее сердце; отогреть, вернуть улыбку и блеск ярким черным глазам, вернуть смех, вернуть жизнь...

Разве это невозможно?

Рем замер, ошарашенный внезапно возникшей мыслью, внезапным и глубоким пониманием происходящего. Великие Боги, да возможно ли, чтобы все вдруг оказалось таким простым? Простым, понятным и естественным, как жизнь и смерть, и возможно ли, что сам он ослеп настолько, что за собственными страданиями не увидел очевидного?

Он повернулся и бросился бежать.

На каминной полке как всегда горели свечи. Много свечей, много огня, стихия, бывшая родной для саламандры, бушевала в камине и отражалась в черных глазах человека, удивленно обернувшегося на шум.

– Рем?

Он подошел, часто дыша от быстрого бега и волнения, поражаясь собственной смелости и смеясь от осознания правильности происходящего. Крепко обнял, нашел губы, впился со всей страстью потерянного и вновь обретенного сердца и едва не сошел с ума, почувствовав ответ... Пальцы сами собой вплелись в черные, змеящиеся пряди, ощутили их шелковистую мягкость, впитали ощущения, как впитывает влагу пересохшая земля... скользнули по шее.. плечам... Лорд вывернулся из объятий, отступил на шаг, изумленно разглядывая компаньона. Рем притянул его обратно.

– Да что с тобой такое, саламандра? Что ты творишь?

– Я человек, – он смело заглянул в бездонные провалы холодных глаз. Глаза смеялись.

– Ты человек. И, кажется, ты меня любишь.

– Не знаю, милорд. Если любить – значит не уметь жить и дышать без вас – значит, люблю. Откуда мне знать? Никто никогда не объяснял мне этого.

– Ты не мог жить без шэнно.

– Я зависел от него, милорд. Теперь я завишу от вас. Вы поступали со мной жестоко, но у вашей жестокости есть предел. Ваша ненависть утолена, ей больше нечем питаться и она угасла.

Маг рассмеялся. Отвел обнимавшие его руки, опустился в кресло, не сводя внимательных глаз с лица собеседника.

– Значит, ты считаешь, что я больше не испытываю к тебе ненависти, Рем?

– Нет, шэнно, – Рем скользнул на пол подле кресла, уютно облокотился о подлокотник, – больше нет. Вы ведь тоже понимаете, что здесь, на острове, у вас нет никого, кроме меня. Я нужен вам также сильно, как вы нужны мне.

Хранитель сцепил пальцы в замок и уперся в них подбородком. Замолчал надолго, глядя в играющее пламя камина. Рем не мешал. Осторожно положил голову на колени мага, поймал его руку, и принялся тихонько целовать пальцы. Занятие это настолько его увлекло, что он не сразу почувствовал легкое прикосновение к волосам; а, почувствовав, поднял голову и взглянул в лицо, готовый выслушать приговор.

Приговором стал поцелуй такой страстный, что изголодавшееся тело Рема рванулось навстречу, норовя выскочить из собственной кожи; он поднялся на колени, приникая к желанным губам, обнимая, чтобы не разомкнуть было этот поцелуй всем силам неба и земли. Мгновение – и маг оказался вжатым в спинку кресла, в плену у сильных рук и отчаянных губ. Несколько томительных минут он отвечал на ласки любовника, но, стоило Рему прикоснуться к его поясу, как лорд решительно отстранил его:

– Ну уж нет!

Рем растерялся.

– Фарон... – и тут же получил сильный толчок в грудь, не удержался, опрокинулся назад, на толстую шкуру, служившую магу ковром. Не успел опомниться – маг оказался сверху, прижав к полу всем телом с притворно-зловещим смешком. Легко оседлал бедра, наклонился к самому лицу.

– Своевольничаешь, саламандра?

Вместо ответа Рем притянул его за шею и поцеловал. Фарон задохнулся, резко выпрямился, рывком стянул с себя рубаху. Впервые Рем видел его без одежды, и зрелище этих сумасшедших черных волос, рассыпанных по смуглым гладким плечам, едва не привело его к преждевременному концу. Он задвигал бедрами, стремясь прижаться плотнее, но маг разгадал его маневр и отстранился.

– Не так быстро, мой мальчик. В эту игру мы играем по моим правилам.

Рем разочарованно вздохнул. Маг провел ладонями по его шее, взялся за воротник рубахи и с треском разорвал хрупкую ткань, заставив вздрогнуть от неожиданности. Тонкие пальцы легко скользнули по обнаженной груди, прикоснулись к вмиг затвердевшим соскам. Рем застонал, потянулся навстречу, вцепился в плечи партнера, а тот уже касался губами маленьких горошин, покусывал и посасывал, заставляя возбуждение пульсировать в такт его ласкам. Потом умелые губы проложили дорожку вниз, язык обежал вокруг пупка и остановился над пряжкой ремня. Рем зажмурился, когда маг стянул с него штаны, выпуская напряженную плоть, и раздвинул его ноги, устраиваясь между разведенных колен.

А потом жаркий рот обвил его член, пальцы слегка сжали яйца, и Рем вскрикнул, выгибаясь всем телом, освобождаясь от напряжения в ослепительном фейерверке ощущений.

Маг выпрямился, успокаивающе поглаживая его бедра и ожидая, когда любовник придет в себя.

– Что... это было... милорд?

– Оргазм. То единственное, ради чего стоит заниматься любовью.

– Заниматься чем, милорд?

Фарон рассмеялся:

– Чертова саламандра, ты поймал меня на слове!

– Я поймал вас, мой господин, – Рем сдвинул колени, сжимая тело любовника, и потянул его к себе. – Поцелуйте меня.

Фарон дрожал от возбуждения, Рем чувствовал, что он едва сдерживается, когда ласкал ладонями влажную спину. Тогда он откинулся назад и широко развел ноги, открываясь навстречу. Маг вошел в него с тихим полустоном, и Рем понял, чего стоила тому его сдержанность. Темп, который взял лорд, заставил Рема сначала сжаться в комок, а потом знакомая волна накрыла его с головой, и он стонал, кричал и всхлипывал, бормоча что-то бессвязное и яростно двигаясь навстречу. На этот раз Фарон не позволил ему кончить слишком быстро; сумасшедшие толчки он чередовал с ласковыми поглаживаниями и поцелуями, доводя любовника до исступления и заставляя умолять.

Оргазм накрыл их одновременно; и потом они еще долго лежали, вытянувшись в объятиях друг друга, успокаивая разгоряченные, бьющиеся в унисон сердца.

– Фарон, – Рем приподнялся на локте, заглянул в уставшее, спокойное лицо любовника.

– Да?

– Я хочу вам что-то показать.

– Что это? – маг приблизился к ледяному исполину, пристально вглядываясь в прозрачную глубину.

– Водопад, – Рем отыскал место, которое отогревал ладонями; оно все еще сочилось влагой. – Я нашел его несколько месяцев назад. Думал, смогу растопить, но, похоже, это не под силу даже саламандре.

– Человеку, – глаза мага спокойны и серьезны, – человеку, конечно не под силу, – он помолчал. – Отойди назад, Рем.

Несколько бесконечно долгих минут он стоял неподвижно, и Рем даже затаил дыхание, боясь нарушить тишину неосторожным вздохом. Потом где-то зародился звук, высокий и тихий, на грани слуха, он звенел, бился, как живое сердце, почти причиняя боль. Ледяная глыба пошла трещинами; они расползались во все стороны, обгоняя друг друга, меняя очертания, оплывая; лед потек, как воск с горящей свечи; звон превратился в неясный шум, потом в гул, он нарастал, приближался и вдруг взорвался яростным криком, когда освобожденный поток с ревом обрушился вниз, сметая прочь камни и песок.

В этот миг разошлись тучи, и холодное северное солнце посмотрело в прореху на то, что происходит на земле.

Водопад грохотал и ярился, поднимая облака брызг, и солнце тут же подарило ему радугу.

Остров содрогался от выпущенной на волю силы, где-то зарождались ручьи, торила дорогу юная река, ожидая прихода скорой, уже неминуемой весны; свистел ветер, приветствуя пробуждение нового времени, и океан отвечал ему радостным громким ревом.

А на скале у водопада стояли рядом два человека. Они тоже ждали весну.

И ни один из них больше не был одинок.