Стоишь на ступенях парижской Оперы и куришь. Вдыхаешь сладковато-пряный аромат табака, во влажном воздухе прошедшей грозы смешанный с запахом мокрой пыли и травы – и ничего больше. В воздухе нет привычной тяжести и горечи. Сегодня он кажется чище, кажется другим. Небо пока еще серое и мрачное, но кое-где сквозь толщу облаков пробивается солнце, расцвечивая его ярко-синим. Запах сигары дурманит. Ты любишь этот сорт дорогих кубинских сигар; сейчас они такая редкость. Конечно, подобным великолепием лучше наслаждаться, сидя в кресле в маленькой комнате, пахнущей кожей и старыми книгами, напротив горящего камина, когда таинственные и загадочные тени от языков пламени танцуют на стенах и кажется, что время замирает. Ты чувствуешь себя маленьким-маленьким и незначительным. В такие мгновения вечность совсем близко, она дышит в затылок. Холодит. Страшит. Манит. Вечность бывает разной. И ты не согласна, что она может быть скучной. Никогда. Всегда слишком много вариантов. Слишком много возможностей. И еще много всего «слишком».
Смотришь на часы – почти шесть. Ты собиралась провести этот вечер в казино. Просто понаблюдать – ты никогда не играешь. Но есть что-то завораживающее в том, как вертится рулетка. Да и персонал совсем распоясался. Потерять два миллиона за вчерашний вечер! Кажется, пора снова взять все под свой контроль. Тем более, сегодня суббота. А суббота – особый день. Да, особый. В субботу ты всегда сидишь в зале, а не в кабинете наверху. Потому что в субботу приходит она. Ты уже очень давно наблюдаешь за ней. Она приходит каждую неделю. Садится за карточный стол и играет – чаще проигрывает, но, бывает, и выигрывает. Играет и пьет. Заказывает бутылку коньяка в начале вечера и встает только тогда, когда всю выпьет. Удивляешься, что она вообще может встать. Ты знаешь: коньяк не приносит ей успокоения. Ей надо пить виски. Виски больше подходит ей, виски в состоянии заглушить ее боль; пусть на время, да, но в состоянии. Ты чувствуешь боль, которая живет у нее внутри. Ты очень хочешь попробовать изменить это. Дать ей второй шанс. Второй шанс на жизнь без этой боли, которая сводит ее с ума. Она как страшная неизлечимая болезнь поселилась в ее душе и пожирает изнутри – медленно, очень медленно, но этот процесс уже невозможно остановить. Слишком поздно. Ты знаешь – она наложит на себя руки через пару лет. Не выдержит. Она очень сильная, но рано или поздно ломаются все. И она сломается. На самом деле она сломалась уже давно. Ты сравниваешь ее со звездой, с далеким чужим солнцем, давно погасшим, чей свет все еще доходит до нас спустя столетия. Так и она. Ее давно нет, это только остаточный свет. Но скоро и он погаснет.
Официант приносит кофе и блюдечко с тонко нарезанным лимоном. Закуриваешь. Воздух вокруг наполняет аромат дорогого табака, чуть терпкий и чуть сладковатый. Затягиваешься. Обводишь взглядом зал. Заняты почти все столы. Видишь завсегдатаев, но немало и новичков. Потенциальные жертвы. Еле заметно усмехаешься. Она появляется, как обычно, около полуночи. Как всегда строгий брючный костюм – черный; черная же шелковая рубашка, туфли на высоком каблуке. Безукоризненный макияж и идеальная прическа. Она слишком безупречна. Таких не бывает. Останавливается на ступеньках, осматривается. Потом решительно направляется к дальнему столу для покера, за которым пока никого нет. Подзываешь официантку. Говоришь, чтобы ей принесли лучший виски, что есть в баре – за твой счет. Теперь ты будешь наблюдать. И ждать.
Она садится на высокий табурет. Достает сигареты и мобильник, кладет на стол перед собой. Подзывает официанта. Собирается делать заказ. Но ей уже приносят бутылку виски марки «Макаллан». Она удивлена, но не отказывается. Бокал наполняется янтарной жидкостью. Плавится лед. Она начинает игру. Ей сегодня не будет везти в картах, но она должна выиграть в другом. Выиграть второй шанс. Ты постараешься, чтобы так и было. Ты поделишься с ней частью своей вечности. Первая партия заканчивается не в ее пользу. Она залпом допивает виски и скидывает карты на стол. Она выглядит уставшей и отрешенной. Она похожа на человека, который всю жизнь пытался плыть против течения и сейчас уже больше не может бороться с безумным потоком. Она позволяет ему сбить себя с ног и нести в сторону водопада. Ей уже все равно. Ей не страшно падение. Она давно упала.
Встаешь. Выхватываешь бордовую розу из рядом стоящей огромной напольной вазы. Спускаешься вниз к столам. Садишься рядом.
– Почему грустит такая красивая женщина? – с улыбкой протягиваешь ей цветок. Смотрит на тебя равнодушно, ни намека на улыбку. Но розу принимает, легко кивая. Делаешь знак крупье, и тебе сдают карты. Она кладет цветок на пустой стол, наливает еще виски. В зале шумно и прохладно, почти холодно, но в воздухе все равно стоит запах табачного дыма. Кондиционеры работают на полную мощность, но все равно не справляются. Тебе давно надо заняться вплотную системой вентиляции. Да и дизайн ты хотела поменять.
Она пьет виски. Ты – кофе. С каждым бокалом чувствуется, что напряжение постепенно, очень медленно отпускает ее. Кажется, она всегда настороже, никогда не позволяет себе расслабиться. Виски помогает ей ослабить железный контроль. Ей давно надо было пить именно виски. Улыбаешься своим мыслям. Вторую партию выигрываешь ты. Она молча делает очередную ставку. Повышаешь. Сдают карты. Повышает она. Не сомневаешься – она блефует. Еще один проигрыш. Заказываешь еще кофе. Меняется крупье. Она встает, чтобы купить еще фишек.
Останавливаешь ее:
– Сегодня удивительная ночь. И Париж весной особенно прекрасен.
Вопросительно изогнутая бровь служит тебе ответом. Улыбаешься и берешь ее за руку. Она удивлена, но ничего не говорит. Вы выходите в душную и насыщенную влагой майскую ночь.
Да, Париж весной особенно прекрасен. Вы медленно идете по Елисейским Полям, мимо горящих витрин бутиков, из ресторанов льется громкая, похоже, никогда не замолкающая музыка. У нее тихий уставший голос. Она уводит тебя с собой в страну своих воспоминаний, а ты уже очень давно хотела услышать ее историю.
Вы останавливаетесь возле фонтана на площади Согласия. Прислоняешься к парапету, она опирается на него руками, смотрит, как блестят монетки на дне, эти сотни несбывшихся желаний вернуться. Ты знаешь: иногда бывают такие судьбы, такие жизни, изменить которые уже не представляется возможным. Боль все равно останется. Ты надеешься, что у нее другая судьба, но с каждым словом понимаешь, что ошиблась. Боль останется. Ты не сможешь забрать ее – только сгладить.
Так бывает иногда: один взгляд, и что-то ломается внутри. Или, быть может, наоборот – рождается. Кто знает. Но что-то меняется. Я не знаю, что случилось – но когда я увидела ее у двери в мой кабинет, смущенную и взволнованную, перепуганную девочку... Она была одета в нечто ужасное, не поддающееся описанию, но я не видела ничего этого – только ее глаза. Теплые карие глаза. И я поняла в ту минуту, совершенно отчетливо – я не смогу ее отпустить. Никогда.
Да, она не сможет. Ты отчетливо видишь это сейчас. Сцены их совместной жизни проносятся перед твоими глазами, как фотографии на ускоренном слайд-шоу. Что было. Что могло бы быть. Бесчисленное множество вариантов. Но в итоге всегда одно и то же – боль.
Она была красива. И неважно, что я говорила ей. Что говорили другие. Она всегда была красива для меня. Моя девочка.
Теперь ты тоже видишь ее так, как она сама себя помнит: в синем свитере и серой бесформенной юбке, в какой-то непонятной обуви и с растрепанными волосами. А теперь – в дорогом костюме, с новой стрижкой и укладкой. Или в черном вечернем платье, с легкой улыбкой на губах. Да. Она красива. Бледная кожа, иссиня-черные волосы, большие карие глаза. В их глубине запросто можно утонуть. Она и утонула. Ты понимаешь это. И вместе с этим понимаешь и другое – они связаны. Они не могут друг без друга и не могут вместе. При любом раскладе их ждет боль. Ты никогда прежде не встречалась с таким. Чувствуешь подступающую тупую головную боль. Она не замечает.
Я пыталась. Я пыталась заставить себя не думать о ней. Пыталась оттолкнуть ее. Я изводила ее придирками и немыслимыми заданиями. Я хотела, чтобы она ушла. Я боялась этого больше всего. Я пыталась ее сломать. Она выстояла. Она справилась. Она сломала меня. Все началось по-настоящему и закончилось в Париже.
Она улыбается; во взгляде грусть. И ты тоже не можешь сдержаться. Ты видишь их здесь, в Париже. И снова целый калейдоскоп цветных картинок, застывших в ее воспоминаниях. Ты видишь их на набережной Сены и в парке возле Эйфелевой башни. Ты видишь их счастливыми, улыбающимися и смеющимися.
Я была счастлива, наверное, впервые в жизни. Я просто любила ее. Никогда не думала, что влюблюсь вот так. Девочка моя. Я думала, она любила меня...
В голосе горечь. Она закрывает глаза. Ты знаешь – она любила. Это была безумная, страстная любовь. Такая, что случается крайне редко. Любовь, которая сожгла их.
Смотришь на нее. Она все еще красива. Но это красота с печатью боли и усталости, с тенью ненависти. Ее девочка ушла и оставила ее одну. Но она простила ее. Простила ее, но не себя. Не удержала. Ненависть и боль – страшное сочетание.
– А если бы была возможность все изменить? – ты поворачиваешься к ней. – Ты бы смогла все изменить?
– Если бы... – она усмехается. – Это невозможно...
Ты касаешься ее руки, осторожно сжимаешь тонкое запястье.
– Закрой глаза.
Она смотрит на тебя с любопытством и недоверием, Но потом все-таки делает, как ты просишь. Закрывает глаза. Касаешься ее висков. Сжимаешь.
* * *
–Никто... Ее прислал отдел кадров, но она абсолютно безнадежна...
Несколько секунд женщина просто смотрит прямо перед собой. Она кажется потерянной в пространстве и времени. Полностью дезориентированной.
Наконец ее взгляд фокусируется на лице ассистентки:
– Что?
– Девушка, которую прислали из отдела кадров. Я с ней поговорила... Она нам не подходит...
Она поворачивается и долго пристально смотрит на помощницу.
– Да, Эмили, думаю, ты права. Она нам не подходит, – женщина опускается в кресло и тянется за очками.
22.06.07
