Часть вторая. Master (Хозяин).

Экка проснулся резко. Распахнул глаза и какое-то время смотрел в потолок, часто и испугано дыша. Постепенно успокоился.

Точно. Он быстро вспомнил события, произошедшие за последние несколько дней.

В тот вечер, когда Мао первый раз сделал с ним это, Экка почти сразу отключился. Его переполняли безумные эмоции, он был унижен, опущен... он всем сердцем ненавидел. Он плакал тогда от боли, страха, беспомощности... Ведь он понимал, что так, вполне возможно, будет теперь всегда. Вместе с отвращением и мучительной болью пришло тогда осознание: он больше никогда не вернется домой. Теперь он вещь.

Он сидел на полу, не в силах даже натянуть на себя рубашку и плакал тихо, со скулежом. А потом утонул в собственных эмоциях.

Он проснулся на диване в гостиной, когда Мао уже ушел. Сел, игнорируя боль, обхватил колени. И долго и бесцельно пялился в темноту. Самое смешное – он, будто из сна, помнил, что Мао, улыбаясь, взял его на руки и отнес на диван. Потом расстегнул рубашку и долго гладил кончиками пальцев кожу. Экка даже помнил это прикосновение, и лучше, чем все другие. Потому что это было приятное прикосновение, теплое, ласковое, не доставлявшее ни боли ни отвращения. Мао тогда еще долго просидел рядом, так просто и так близко.

Вспомнив все это, и немного поплакав, совсем тихо, чтобы никто не слышал, Экка снова уснул – настолько был изможден морально и физически.

Мао не было два дня. И все что помнил Экка – свой страх. Постоянный, терпкий страх, живший в нем. Ведь когда-то это придется сделать снова. Ведь он теперь игрушка. А Мао, казалось, остался доволен им. Значит это будет повторяться.

В первый день Экка проснулся рано, еще до появления Кина. Он лежал на кровати и смотрел в потолок, думал. Мысли были неприятными. Он старался не вспоминать прошедший вечер, старался игнорировать боль и страх. Думал о том, что теперь он не сможет вернуться домой. Кроме того, он не сможет ходить в школу, а значит закончить образование. Значит, не сможет получить профессию. Значит, когда он надоест Мао он окажется на улице, никому не нужным. Скорее всего угодит снова на рынок стройки... если он уже не сгодится никому в качестве игрушки, его могут просто убить... Перспектив не представлялось никаких.

Дверь осторожно приоткрылась и в гостиную заглянул Кин.

– Доброе утро.

Экка кивнул.

– Если оно таковое.

Кин подошел ближе, присел на край кровати.

– Как ты себя чувствуешь?..

У Экки появилось резкое, непреодолимое желание тут же выложить Кину все, что было у него на душе и долго рыдать в плечо. Но в нем вдруг поднялась гордость. Он улыбнулся уверенно:

– Вполне, если не обращать внимания на боль.

Кин посмотрел на него недоверчиво.

– И только?

– И только, – Экка ровно кивнул.

Кин медленно закрыл глаза.

– Хорошо.

К возвращению Мао Экка подготовился. Уговорил себя держаться спокойно, выглядеть твердо.

Кин тоже старался помочь ему, причем старался, кажется, искренне. Они много времени провели вместе и совсем сдружились – с Кином было просто и спокойно, а еще он умел успокаивать.

Вскоре Экка был готов ко всему.

А потом... это вышло совсем не так, как он думал. Мао не просто удивил его... это было что-то страшное. Экка понимал что ему не должно нравиться. Просто не должно. Ведь Мао вытворял с ним всякие мерзости, и вообще, игрался с ним, использовал его... Но он ничего не мог поделать со своим телом, которое, против всех принципов, тянулось к хозяину и скучало по его ласкам.

Экка лежал на огромной белой кровати и смотрел в потолок. Ощущал на себе следы прошлой ночи, наслаждался этим запахом, чужым настолько, что его хотелось вдыхать снова и снова, и думал. Ему часто приходил в голову этот вопрос: что, собственно, дальше?

Он очень надеялся, что Мао остался доволен прошлой ночью, и старался оставаться в этой благой уверенности. Хотя, прокручивая в голове происходившее, он приходил к тому, что это было просто ужасно. От одной мысли о том, что делал с ним Мао, щеки заливались краской.

Нет, так нельзя. А что ему оставалось?..

Сбежать?.. Но он круглые сутки под присмотром Кина. И он был уверен, что от Кина сбежать нереально, а вариант что тот отпустит его и вовсе рассматривать не стоило: Кин верный пес.

А что иначе?.. Остаться. А оставаться здесь было невозможно. Ведь вся его жизнь теперь... И вот тут ему стало страшно. И это был самый отвратительный страх – страх за будущее – в самой отвратительной своей форме: безысходности.

– Экка, малыш, о чем думаешь?

Он вздрогнул, наблюдая Мао, выходящего из душа. На нем был черный шелковый халат, а на плечах – белое полотенце, контрастировавшее с волосами.

– Я не думал... что вы здесь, – тихо сказал он, стараясь вести себя почтительно и осторожно. «Ты его раб», – твердил Экка сам себе, стараясь не забыться.

Мао улыбался и, казалось, был совершенно доволен. Экка следил за каждым его жестом, стараясь понять, нет ли здесь подвоха. Хозяин обошел кровать и, все так же улыбаясь, уселся на нее рядом с Эккой, протянул руку, прикасаясь к щеке, и ласково, почти невесомо поцеловал. Экка не смог удержать дрожь, хотя пытался, предполагая, что это может разозлить Мао.

Но тот только рассмеялся:

– Что ты так трясешься? Боишься меня?

Экка не смог удержаться от язвительного:

– Есть немного.

– Ну-ну, – ласковые пальцы скользили по щеке, сперва к подбородку, потом обратно, Экка вдруг понял, что последние несколько секунд не дышит, – скажешь, тебе не понравилось вчера?

Экка сжался, вспоминая, как это было. Что это было. Как этот человек – красивый, сильный, взрослый мужчина – беззастенчиво трогал его везде. Он вдохнул, кажется слишком шумно, и выдавил:

– Главное, чтобы нравилось вам... – к концу фразы хриплый спросонья голос сорвался на шепот. Экке захотелось разрыдаться, он понимал что ничего – вообще ни-че-го – не может сделать против этой высокомерной усмешки и ласковых рук.

Мао перехватил его запястья и опрокинул на кровать. Экка тут же закрыл глаза, так невыносимо было видеть его улыбку.

– Не бойся, глупый, – ласковый шепот коснулся кожи, и Экка утонул в ощущениях: чужой близости, чужого тепла, чужого запаха. Он даже подумал, что никогда больше не забудет запах вишни – именно ей пах Мао после душа; а еще, что никогда не сможет эту вишню есть, потому что ненормально вспоминать такое...

А потом он ощутил прикосновение мягких нежных губ и изо всех сил прижался в ответ. Мао действительно был осторожен и ласков, стараясь не спугнуть его.

Экка открыл глаза только тогда, когда Мао уже сел на постели.

– Вообще-то, я хотел сказать тебе пару слов по делу, – сообщил он и при этом так бесстыдно облизнул губы, что Экка покраснел.

– Да... хозяин, – едва слышно отозвался он, с трудом заставив себя прибавить это обращение.

Мао улыбнулся:

– Тебе не обязательно звать меня так, – сказал он с самой простой интонацией. – Я думаю, что прошлая ночь все-таки сделала нас не совсем чужими людьми.

«Постель – не повод для знакомства» – мрачно пошутил про себя Экка, но ничего не сказал вслух. Уж больно не похоже было на шутку.

– Вы это хотели сказать?

– Не совсем, – Мао вдруг посерьезнел. С лица стекла нахальная улыбка, и уголки рта чуть опустились вниз. Хотя из-за манеры держать себя он все равно смотрелся хозяином. Экка вдруг подумал, что ему на самом деле будет не так сложно привыкнуть подчиняться Мао и воспринимать его как господина, так уж тот держался и так вел себя. – Я хотел поговорить с тобой о твоем будущем.

– Будущем? – Экка не смог сдержать удивление.

– О, – Мао улыбнулся, но не как всегда, а так, будто сделал для себя небольшое, но хорошее открытие, – вижу, ты думал об этом. Так вот, Экка. Я так понимаю, ты где-то учился до того, как попал на рынок.

Экка кивнул.

– И я совсем не хочу отнимать у тебя всяких там перспектив и возможностей. Так что если хочешь, ты можешь продолжить свое обучение. Но я должен предупредить тебя о паре мелочей.

Экка сглотнул. Все то, что говорил Мао, было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Я слушаю.

– Ты сам понимаешь ведь, что пытаться сбежать – бесполезно?

Экка глубоко вздохнул и резко, отчетливо кивнул.

– И правильно, – Мао ответил тоже кивком, удовлетворенным. – Молодец. Потому что этот город принадлежит мне. Я могу тем или иным способом купить любого человека и все равно найду тебя. Но мне чертовски неприятно будет это сделать. Потому что если ты меня обманешь, твоя жизнь превратится в ад, в этом я спец, можешь мне поверить. И я не даю никаких вторых шансов. Никогда. Так что тебе придется быть предельно честным со мной. Я доверяю тебе, но не думай, что это много значит. Просто губить тебя совсем будет жестоко. Вопросы морали меня не особо волнуют. Но несчастный любовник – плохой любовник. А в таком качестве ты меня не устраиваешь. Все усвоил?

Экка слушал, затаив дыхание и крепко-крепко сцепив руки. Неужели?..

Он был почти счастлив. Потому что теперь его страхи разрешились и разрешились самым лучшим образом. Конечно, могло быть и лучше – например, если бы Мао совсем отпустил его, руководствуясь взыгравшей совестью, – но это лучшее рисовалось слишком фантастичным, а Мао со своим «Вопросы морали меня не особо волнуют» – уж очень убедительным.

– Да, – Экка снова кивнул.

– Отлично. Я уеду сегодня на репетицию, а вы с Кином займитесь приготовлениями к школе – что там тебе надо купить и так далее. Кроме того, у тебя совершенно нет одежды. Решите все это сегодня. А завтра отправишься в школу, – оставив указания, Мао поднялся.

– Мао-сан, – робко начал Экка. Хозяин обернулся, удивленно вскинув брови. – Когда вы вернетесь?

Экка тут же опустил глаза. Мао сочтет вопрос бестактным? Но тот улыбнулся:

– Сегодня вечером. Не скучай.

Экка кивнул только, решив не возражать. Видимо, Мао было приятно, что он спросил. Что ему теперь так, всю жизнь придется? Просчитывать реакцию на все-все и трястись в ее, этой реакции, ожидании? Но это же невозможно!

Экка глубоко вздохнул и отправился в душ.

Оставшуюся часть дня они провели с Кином в центре, мотаясь по разным магазинам: Экке нужны были оставленные дома учебники и прочие школьные принадлежности, а еще форма и куча всякой одежды. Экка сделал вывод, что среди всех пороков Мао скупости явно не было: денег на покупки было выделено более чем достаточно, и они с Кином обошли добрую сотню всяческих магазинов, магазинчиков и лавочек. Во многих Кина знали, но нигде ничего не спрашивали насчет Экки.

Юноша благодарил небеса за занятость Мао: если бы хозяин вздумал сопровождать его, это было бы далеко не так легко и весело, как с Кином.. В частности, Экка вообще не мог понять, как смотрел этим утром в глаза Мао, после такого-то!

Кин как будто чувствовал, что Экка волнуется и всячески старался его отвлечь. Получалось неплохо. У Кина вообще все неплохо получалось.

Разобравшись с внушительным списком покупок, он отвел Экку обедать в какое-то кафе и тут случилось маленькое происшествие, ставшее первой ступенью к возвращению в «прошлую жизнь».

– Экка! – звонкий девичий голос заставил его поперхнуться. – Симура!

Экка оглянулся, чтобы увидеть миловидную девчонку, спешащую к их столику. Это была Чири и все что знал о ней Экка – она бывала на каждом его представлении в Тасайна и – вот уж точно ирония судьбы – с детства обожала Мао.

– Здравствуй, – улыбнулся Экка.

– Привет! Тебя в школе не видно... – Чири рухнула на соседний стул, и только тут обратила внимание на Кина. – Ой, ты не один... Простите.

Экка спохватился. Обменявшись быстрым взглядом с Кином и получив немое разрешение нести любой бред, кроме, конечно, правды, он наконец ответил:

– Чири, это Кин. Мой ангел-хранитель, если можно так выразиться... – он улыбнулся, видя, что глаза Кина смеются.

Чири внимательно разглядывала нового знакомого.

– Ангел-хранитель? Как любопытно... – она выглядела так, будто сейчас засыплет их целой кучей всяких вопросов, и как раз выбирает самый убийственный, чтобы начать, так что Экка поспешил заверить ее, что они очень спешат.

– Да? Ах, какая жалость... Ну ладно, идите. Буду ждать встречи, Экка!

– Я тоже, Чири, – Экка помахал ей рукой и они поспешно покинули кафе.

– Я не сказал ничего лишнего? – спросил юноша у Кина, когда они вышли.

Тот улыбнулся:

– Нет, что ты. Все в порядке.

– Да, кстати... – Экка слегка засомневался, но продолжил. – Про ангела – это не просто шутка, это почти правда... во всяком случае, для меня.

Кин чуть нахмурился:

– Что ты имеешь ввиду, Экка?

Юноша сделал неопределенный жест рукой:

– Я к тому, что ты очень помогаешь мне все последнее время и, можно сказать, стал даже больше чем другом... просто ты знай это, хорошо?

Кин улыбнулся. Было ясно, что сказанное очень льстит ему:

– Спасибо, Экка. Мне очень приятно. Ты тоже знай на всякий случай, что ты очень хороший мальчик, ладно?

– Угу.

Всю дорогу до квартиры они молчали, вполне довольные друг другом.

* * *

Неужели это я с месяц назад ныл, что жизнь без приключений скучна и не знал, где бы еще этих приключений достать? Какая глупость, воистину! Накаркал. Теперь небо, при большом содействии моей милой Фрау, ниспослало мне приключений на всю оставшуюся жизнь и о скуке приходится только мечтать. Я, кажется, скоро сорву голос. Или упаду в обморок от недосыпа. То есть... ладно, недосып, это уже моя вина. Но посмотрел бы я на вас, если бы вас дома ждал такой вот звереныш. Отказываться от бурной ночи с таким мальчишкой – полнейшая глупость и презрение к дарам все тех же небес... А чего только стоило его лицо сегодня утром! Как он краснеет, боже, как он краснеет! Я думал, что прямо сейчас пошлю и концерт, и репетиции, и Фрау, и останусь развлекаться с ним...

Он великолепен, и у меня нет других слов. И еще – у меня смутное ощущение, что если мне таки выдастся минутка поскучать (что ой, как вряд ли...), то я буду думать именно о нем.

В таких вот мыслях я возвращаюсь домой. Но по пути мне нужно заехать в один магазин и купить мальчишке небольшой подарок. Все-таки он теперь в моей власти и я хочу чтобы ему в этой власти было если не хорошо, то уж хотя бы комфортно. Торможу у одного из магазинчиков на главной улице и уже собираюсь выйти из машины. О темных очках вспоминаю в последний момент – вот уж не хватает Кина! Глядишь, скоро стану осторожным...

Но темные очки – это все-таки важно. Не очень хочется быть порванным на сувениры, настроение немного не то, знаете ли.

Вхожу домой уже слегка за полночь. Сразу слышу веселые голоса из столовой. Прохожу вглубь квартиры и заглядываю туда.

Кин и мой звереныш сидят за столом. Перед Эккой какие-то учебники и пара раскрытых тетрадей, он, видимо, уже узнал задания и готовится к завтрашнему дню. Кин сидит на другом конце стола и что-то рассказывает, довольно эмоционально для своей обычной манеры. Они оба смеются.

Я слегка кашляю.

Кин тут же вскакивает. Вообще-то встречать меня у дверей и принимать мой плащ – это его обязанность. Он быстро подходит, буквально секунду смотрит виновато. Я показываю, что понял его вину и простил, только взглядом. Кин помогает мне снять плащ.

Экка тоже поднялся из-за стола и подошел поприветствовать меня. Он чуть ниже и смотрит снизу вверх. Мы ровно пять секунд играем в гляделки в полной тишине. Потом он краснеет и отворачивается. Усмехаюсь. Вспоминаешь, да?

– Добрый вечер, Мао-сан, – наконец выдавливает он, почти шепотом.

Вместо ответа беру его за подбородок и жадно целую в приоткрытые губы. Он весь напрягается и вцепляется мне в плечи, отвечая. Подхватываю его на руки и несу в спальню. К черту все. Я тебя хочу, малыш.

Очутившись на кровати, Экка сводит коленки – этот совсем девичий рефлекс меня умиляет. Я опускаю руку ему на бедро и смотрю и улыбкой.

– Что такое?

Мой звереныш смущенно опускает голову и едва слышно выдыхает:

– Страшно.

– Ну-ну, Экка, – я сажусь перед ним на корточки, упираясь кончиками пальцев одной руки в пол, а другую все так же оставляю у него на бедре. Последнее, кажется, его напрягает. – Чего ты боишься? Я сделал тебе больно вчера?

Он вздрагивает, и я буквально вижу, как все его тело сжимается.

– Нет... то есть да, но...

Я глажу его по ноге, едва касаясь. На нем легкие домашние штаны, и я уверен в реакциях, которые рождает трение такой ткани о кожу. Он с шумом вдыхает и рефлекторно раздвигает ноги. Вот так гораздо лучше, малыш.

Кладу руку между его ног, наслаждаясь судорожным выдохом.

– Мао-сан... – он зажмуривает глаза.

Я глажу сильнее, добиваясь сладкого стона.

Резко поднимаюсь с пола и сажусь на кровать за его спиной, заставляя откинуть голову мне на плечо. Касаюсь губами шеи, и его тело отзывается дрожью, а с губ срывается: «Аххх...». Вот, значит, где твоя кнопка, да? А что еще тебе особенно нравится?

Все еще поглаживая его через штаны, задираю футболку и мну нежные, затвердевшие сосочки. Он дергается у меня в руках и постанывает: «Пожалуйста Мао-сан, еще...». Значит, здесь тоже? Чувствительный... Он будто пойман в ловушку – с одной стороны не хочет, потому что стыдно, а с другой – его сейчас просто разорвет от возбуждения. Снова целую шею, но теперь оставляю на коже яркие следы – такие не исчезнут к утру, как вчерашние. Эти метки ты будешь рассматривать в зеркало и вспоминать, как умолял тебя оттрахать...

– Мао-сан!..

Меня с ума сведут его стоны...

– Хочешь?

Его смущение возбуждает меня еще больше. Его нежелание признаться в том, что сейчас он больше всего на свете хочет именно этого – приводит в экстаз.

Он судорожно кивает.

Прикасаюсь двумя пальцами к его губам:

– Оближи. Вместо смазки.

Связно говорить длинными предложениями я не способен. Он двигает бедрами, трясь о мою руку и, естественно, об меня там трется тоже. Черт возьми, Экка, хватит уже ломаться... Если ты продолжишь в таком духе, я кончу, не раздеваясь, и убью тебя за такое унижение...

Он покорно берет мои пальцы в рот. Ох, какие ассоциации... Нежные губы скользят по коже, он гладит их языком... Все на что меня хватает – хриплый шепот:

– Малыш, не так по-блядски...

Он распахивает глаза, осознав, что я имею ввиду. Наверняка боится, что я сейчас же заставлю его взять в рот. Нет, милый, не сейчас. Как бы мне не хотелось. Сперва я научу тебя получать удовольствие от секса, а потом уже будем экспериментировать.

Я хочу растянуть его посильней, чтобы потом было легче, но он через пару толчков перехватывает мою руку:

– Я... я справлюсь, – шепчет он с закрытыми глазами, – хватит.

Ты боишься на меня смотреть? Глупый. Ну сколько можно смущаться.

Я вхожу резко, он вскрикивает, но толкается навстречу. Неужели так хочется? По-хозяйски прижимаю его к себе и двигаюсь резкими, глубокими толчками. Он выкрикивает мое имя, уже не стараясь унять дрожь.

Нам хватает всего пары минут, чтобы кончить. Он обнимает меня и изо всех сил прижимается, будто боясь, что я куда-то денусь. Да не бойся так. Тут я.

Привлекаю его к себе на плечо и глажу по спине, слушая как он дышит. Видимо, этот звереныш все-таки будет со мной спать. Первый из моих любовников, кому я разрешаю это...

Я просыпаюсь от противной трели будильника на тумбочке.

– Какого черта? – со стоном утыкаюсь в подушку, с трудом соображая где я и кто я.

Да, точно. Я – Такацио Мао, великолепный неподражаемый и бла-бла-бла. Но я вот уже с десяток лет не вставал по будильнику!

– Простите, Мао-сан, это я виноват.

Сон отступает мгновенно. Я открываю глаза, чтобы увидеть моего звереныша, сидящего на кровати. Черт. Ему же в школу.

Он спускает ноги на другую сторону и тянется за халатом.

– А-а, – задумчиво протягиваю я, впрочем, ничего особенно не думая, а просто наблюдая за ним. На шее у мальчишки мои метки. Надеюсь, Кин придумал что-нибудь, чтобы это скрыть. Впрочем, ладно. Об этом я сам позабочусь.

– Я не буду больше ставить будильник, если вы прикажете, – с наигранным почтением говорит он. Я отмахиваюсь.

– Все в порядке, малыш, я не сержусь. Просто с непривычки.

Он кивает. Кажется, чувствует себя виноватым. Забавно. Вот так свыкся с рабской долей?

Вытягиваюсь на кровати, закинув руки за голову и наблюдаю за тем, как он собирается. А его одежда, оказывается, теперь висит у меня в шкафу. Вот новости. Ладно, похоже мне придется смириться с тем, что этот мальчишка тут живет. И это обещает быть гораздо серьезнее, чем я думал.

Он избегает моего взгляда и периодически краснеет. Заправляя снежно-белую рубашку в брюки он наконец смотрится в зеркало и, кажется, вот-вот сгорит от стыда..

– Мао-сан, – шепотом зовет он, зачаровано прикасаясь кончиками пальцев к моим меткам.

Я подхожу и обнимаю его со спины.

– Что такое, Экка?

Он смотрит в глаза моему отражению.

– Что мне с этим делать?

Я чуть склоняю голову и прохожусь губами по шее. Он дрожит, вцепляясь мне в руки изо всех сил и, кажется, даже дышать перестает.

– Мао-сан...

Я, будто извиняясь за эти метки, глажу каждую языком и осторожно, невесомо целую. Конечно, я понимаю, какой эффект это производит на него. Нет, малыш, разрядки не будет. Тебе придется мучаться мыслями обо мне весь день.

Не отрываясь от него, не глядя, я протягиваю руку и достаю с одной из полок шкафа шелковый платок. Темно-зеленый, как раз подойдет ему.

Наконец отпустив его, командую:

– Повернись.

Он поворачивается, закрыв глаза. Стыдно? Ха.

Повязываю платок ему на шею, прямо к коже, под воротник рубашки. Он дрожит от малейшего моего прикосновения, будь оно случайным или намеренным.

Закончив с платком, тяну мальчишку к себе, и глубоко, жадно целую.

– Вот и все.

Он отворачивается, облизнув и без того влажные губы.

– До вечера, – едва слышно прощается он и выскальзывает из комнаты.

Я ложусь обратно в постель. У меня еще почти два часа, чтобы спокойно спать. Репетиция предстоит тяжелая – осталось всего два дня до концерта, и это будет далеко не так легко и просто, как десять лет назад.

Подушка хранит его запах. Кажется, что вся комната пропитана им, да и я сам тоже.

* * *

Экка распахнул переднюю дверцу машины, и, плюхнувшись на сидение, улыбнулся Кину:

– Доброе утро!

Когда они были с Мао, Экка всегда садился с хозяином, то есть сзади, а когда только с Кином – впереди.

– Как ты? – «ангел» завел двигатель.

Экка несколько секунд всматривался в его лицо, стараясь уловить хоть тень беспокойства. Кин выглядел едва ли не каменным, но в то же время Экка чувствовал, что ответ будет небезразличен.

– Лучше, чем сам думал. Все-таки, ты был прав. Мао-сан не самый худший вариант.

Экка отвернулся к окну, думая о своем. Теперь это уже не казалось таким невозможным: привыкнуть к этой жизни.

Он переступал порог школы в самом замечательном расположении духа: ему все еще было легко и просто оттого, что все его страхи за будущее разрешились.

Он шел по коридору, вдыхая знакомые запахи: дешевых, нарочито сладких духов девчонок, корицы и сгоревшей капусты из столовой и еще тысячи других. Раньше он считал их неприятными, а теперь понял, что даже эти запахи – часть его жизни, причем далеко не та часть, от которой он хотел бы отказаться.

– Экка!

С другого конца коридора к нему спешил Ануши.

– Почему тебя не было так долго?

Экка не сразу нашелся что ответить. С одной стороны, он так и не придумал никакой легенды, чтобы скрыть с кем и как живет сейчас, с другой он сомневался, стоит ли вообще заботиться об этом, ведь они с Ануши были лучшими друзьями, и... лгать было подло.

– Я...

– Я уж и не думал, что ты вернешься в школу, – Ануши выглядел с одной стороны обрадованным, с другой обеспокоенным. – Скажи, неужели все, что о тебе говорят последнее время – правда?

– А что обо мне говорят? – Экка нахмурился. Неужели всем уже известно?..

– Я был на днях у твоей матери, она, рыдая, рассказала мне, что ты оставил дом и теперь... – Ануши, кажется, смутился. – Я только передаю ее слова!.. теперь... в общем, водишься со всякими богатыми мужчинами и... ну, торгуешь собой.

– Что?!

– Тише, Экка пожалуйста...

Он и правда сказал это слишком громко. Почти все, кто был в коридоре посмотрели на них. Экка спиной почувствовал не один десяток взглядов. И шепот, шепот, пронесшийся по толпе. «Смотри, Симура...», «Вернулся...», «Работы, что ли нет?».

Экка постарался никак не измениться в лице. В конце-концов, он почти научился выдерживать взгляд Мао, так что ему это удалось. Он выпрямил спину и ровно посмотрел на Ануши:

– Идем.

Экка никак не мог понять... да как же мать могла распустить о нем такой отвратительный слух? Откуда это... Боже...

Шепот и открытая неприязнь школьников сопровождала его везде, всю перемену, пока они с Ануши искали тихое место, чтобы поговорить. Когда, наконец, нашли, все что смог сказать Экка:

– Ану, ты ведь веришь мне?

Тот кивнул.

– Больше всех на свете.

Наверное, это было единственным, что удержало Экку от того, чтобы немедленно покинуть школу и вернуться в квартиру на Киноху.

Поняв, что, в отличие от всех остальных, Ануши не отвернулся от него, Экка наивно решил, что все самое страшное уже позади. Но, увы.

Ему предстояло еще войти в класс, и он заранее содрогался при мысли, на какие взгляды натолкнется.

Они с Ануши как на зло опаздывали, звонок уже прозвенел. Экка глубоко вдохнул и открыл дверь. Ануши быстро проскользнул вглубь галдящего класса, а Экка остановился, не в силах сделать и шага.

Как только он переступил порог, класс затих. И в этой тишине на него с ненавистью и надменностью смотрели два десятка отвратительных взглядов.

И опять это «Смотрите, Симура...».

Сенсей взирала на него поверх очков.

– Мы уже и не ждали тебя, Симура-кун, – сказала она, вроде бы даже приветливо, но в ее глазах Экка прочел такое, что даже не стал отвечать, просто прошел к своему месту рядом с Ануши и невозмутимо уселся за парту.

Весь урок случившееся не выходило у него из головы. Весь урок он ловил на себе чужие взгляды. Весь урок по классу ходил шепот, и Экка то и дело выхватывал из невнятного бормотания свою фамилию.

Ануши, улучив момент, нацарапал записку: «Не думай об этом. К черту всех». Экка долго вглядывался в строчки, пытаясь уловить смысл и заставить себя «не думать». А потом написал на обороте: «Тебе не стыдно со мной показываться? Если да, то я пойму». Ануши улыбнулся читая записку.

«Вот теперь я узнаю своего лучшего друга. И как можно верить этим слухам... Глупости, Экка. Я в тебя верю».

«Спасибо. Это, кажется, единственное, что у меня осталось».

Экка не знал, как ему удалось пережить этот день. Наверное, все дело было в Ануши, который не оставлял его ни на минуту и постоянно отвлекал от ужасных мыслей.

Мир рухнул.

После уроков Экка выходил из школы одним из последних – они с Ануши намеренно затаились в каком-то коридоре, чтобы не встречаться с толпой, спешащей по домам. В еще не совсем опустевшей школе слышались голоса, и Экка снова и снова улавливал свою фамилию.

Весь этот день он с трудом воздерживался от необдуманностей. Наверное, этому он невольно научился от Мао: держаться высокомерно и спокойно, так, будто весь мир у твоих ног. Это помогало, но не сильно: видя, что его ничем не проймешь, открытые недоброжелатели злились еще больше и еще больше нападали на него. Но зато его гордость не слишком страдала. Хотя... какая уж тут гордость, когда родная мать...

Экка подавил желание разрыдаться на плече у Ануши. Во-первых, он просто не мог себе такого позволить. Во-вторых, у Ануши могли быть проблемы, если бы их увидели в таком виде, а подставлять друга Экка не хотел.

– Ты ничего не скажешь мне? – предложил Ануши, когда они устроились на одном из подоконников.

– Скажу, наверное, – ответил Экка. Он вкратце описал то, что происходило с ним до того, как Мао купил его. – А потом там появился Такацио Мао и... в общем, теперь я его собственность.

Ануши слушал внимательно, потом сочувственно вздохнул.

– Отвратительная история.

Экка мотнул головой:

– Все не так страшно, как могло бы быть... наверное.

– Ты не попытаешься сбежать?

– Что? Нет. Это слишком опасно, Мао действительно обладает властью. И после побега он превратит мою жизнь в ад. А так... я привыкну.

И тут Экка вдруг вспомнил.

– Черт. Мне надо бежать. Прости, Ануши. До завтра. Я обязательно приду.

Экка подхватил сумку и быстро-быстро побежал по коридору. Кин сказал, что встретит его после уроков. А еще добавил, что если Мао будет дома, он тоже может захотеть посмотреть на школу.

Как же можно было забыть! Экка очень боялся, что его накажут за задержку. Ему пока не довелось вызвать гнева Мао, но мысль о наказаниях рождала такие ассоциации, что пробовать не хотелось.

Он выскочил на крыльцо и огляделся. Народу во дворе было много, и он снова оказался в центре внимания. Но чужие взгляды сейчас не волновали его. Он быстро обшаривал глазами двор.

Мао стоял, прислонившись спиной к дереву, почти у самых школьных ворот и курил. На нем был тот же черный плащ. Экка машинально отметил, что на его хозяина смотрят с интересом. А потом понял, что многие узнали Мао – все-таки он был очень известен. Пока Экка преодолевал расстояние от крыльца до ворот, его хозяин успел оставить пару автографов каким-то милым девчонкам. Правда, делал он это с таким лицом, что Экка невольно подумал, что известность, наверное, самая противная в мире вещь.

Он подошел, стараясь ничем не выдать, что запыхался.

– Простите, я задержался.

Мао склонил голову, глядя на него, и глубоко затянулся.

– Ничего. Меня пока не порвали на сувениры, так что все в порядке. Правда, завтра вся школа будет знать, что я забирал тебя из школы, но это уже не в моей власти... – он затянулся снова. – К слову, не подскажешь, чем ты так провинился перед всеми этими людьми, да еще всего за несколько часов?

– Откуда вы?..

– Откуда... – Мао выпустил дым. – Я стою тут двадцать минут, и за это время твоя фамилия рискует стать самым часто употребляемым словом. Прокомментируешь это как-нибудь?

Экка вздохнул:

– Тут нет моей вины. Мать распустила про меня слух. О том, что...

Мао жестом остановил его:

– Спасибо, я уже в курсе.

Экка снова вздохнул.

– Я не знаю, что с этим делать...

На него вдруг навалилось все, пережитое за день. Неприязнь, злые взгляды, грязные мысли чужих, враждебных людей. Он почувствовал себя так, будто его искупали во всем этом, и он не был уверен, что отмыться будет легко. Он просто шагнул к Мао и обнял его, прижавшись всем телом, и пряча слезы в воротнике его плаща.

– Вот уж точно не это... – усмехнулся Мао где-то у него над ухом, но Экка только мотнул головой.

– Теперь уже все равно.

– Тогда едем домой. Все будет в порядке.

Увлекаемый сильной рукой, Экка повиновался.

Он никогда не ненавидел свою школу так сильно, как сейчас.

В машине Экка не пытался отстраниться от Мао и даже наоборот, держался как можно ближе. Он все время думал: теперь-то их видели вместе, и со слухами уже никак не совладаешь. Впрочем, невелика потеря. Ануши ему верит, а остальное ерунда.

Он тихо захихикал, такое пришло ему в голову.

– Чего ты? – спросил Мао, с таким видом, будто уже прочел все его мысли.

Экка, хитро жмурясь, и сообщил шепотом ему на ухо:

– Я просто подумал, что раз терять уже нечего, то можно будет... ммм...

– Поиграть на публику, – лукаво улыбаясь, подсказал Мао.

Экка кивнул, слегка краснея.

– Вот так из приличных мальчиков вырастают бесстыдные юноши... – Мао усмехнулся. – И скажут ведь, что я испортил... а все школа виновата...

Экка засмеялся, прижимаясь к хозяину.

Мао задумчиво молчал еще несколько минут, после чего полез в карман.

– У меня для тебя маленький сувенирчик, – сообщил он, извлекая явно очень дорогой мобильный.

Экка смотрел сначала на трубку, потом на него.

– Для меня?

– Проблемы со слухом? – Мао вскинул брови, впрочем, интонация была незлой.

– Простите... просто я не ожидал, – ответил Экка. Он придвинулся еще ближе к Мао и благодарно поцеловал в щеку. – Спасибо.

– Одним «спасибо» не отделаешься, – с шутливо-зловещей улыбкой пообещал тот.

Экка только засмеялся.

* * *

За несерьезными разговорами в машине мой звереныш, кажется, совсем отошел от сегодняшних происшествий в школе. Когда только вышел, был понурый и грустный, а еще – часто дышал, будто бежал через всю школу. Но держится он, надо отдать ему должное, великолепно. Знает ведь, что смотрят, шепчутся, а все равно, вид такой, будто ему цветы под ноги бросают. От меня нахватался, что ли? Впрочем, это полезное умение, не спорю. Таких уважают.

Со вчерашней ночи нам стало как-то проще. Не то он уже не боится, не то я стал привыкать и не особо измываюсь.

Я не стал спрашивать, как отреагировали его друзья – ведь были же они у него? – мало ли что. И вообще, постарался не лезть. В конце концов, не мое это дело, его жизнь.

Мы садимся ужинать втроем. Я занимаю свое обычное место, во главе стола, Экка сидит по правую руку от меня, а Кин – с левой стороны, но подальше – через стул.

Я ловлю себя на мысли, что это первый раз, когда Кин ест в моем присутствии. Да, он иногда развлекал меня разговорами, пока я трапезничал, но никогда не позволял себе больше, чем чашку кофе. Но под влиянием Экки такие мелочи получаются сами собой. Садясь за стол, я не особо понимаю, как так получилось, что нас трое, и, судя по растерянному взгляду, Кин тоже.

А вот мальчишка выглядит вполне успокоившимся – он, кажется, пережил произошедшее в школе, и теперь весел и даже не смущается.

Не в силах устоять, опускаю руку под стол и глажу его по ноге.

– Не надо... – одними губами произносит он, и взглядом указывает на Кина.

Ах вот как. Значит, ты решил, что если Кин будет с нами, это защитит тебя? Усмехаюсь. Ну нет, милый.

Поднимаю руку и глажу его по щеке, развязываю шелковый платок на его шее. Ткань трется о кожу, и я знаю, что он с трудом унимает возбужденную дрожь.

– Мао-сан, – просит он тихо, почти жалобно.

Но я непреклонен. Нет, я не злюсь. Но ты решил перехитрить меня. И за это я накажу тебя. Не бойся. Тебе понравится.

Кин наблюдает за нами с другого конца стола и, кажется, не пропускает ни жеста.

Я тяну мальчишку к себе на колени, расстегиваю рубашку и ласково глажу.

Кин, видимо, решив, что уже достаточно увидел, поднимается, намереваясь уйти, но я останавливаю его взглядом. «Ты нужен». Хмурится. «Зачем?» Усмехаюсь. «Увидишь».

– Мао-сан... – мальчишка зажмуривает глаза, боясь поймать чей-то взгляд, мой или Кина. Ему очень стыдно извиваться вот так в моих руках, но со своим телом он совладать не может.

– Кин, – в моем голосе сквозит хрипотца возбуждения. Кин подходит ближе. В глазах у него плохо скрытая жадность, на лице каменное выражение. Кажется, он уже понял, – я хочу, чтобы ты трахнул Экку.

Мальчишка распахивает глаза и замирает.

– Мао-сан! Не надо... – он вырывается из моих рук. Отпускаю. Куда ты денешься...

Он стоит передо мной, смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых слезы. Усмехаюсь ему в лицо:

– А ты уверен? Кин хорош. Тебе понравится.

Экка оборачивается и делает шаг к нему. Смотрит чуть снизу вверх. Я-то знаю, они оба возбуждены и оба получат массу удовольствия.

– Кин, – тихо говорит Экка. – Ты... ты очень красивый. Но я... – он медлит и на одном выдохе выдает: – Я не хочу никого, кроме моего Хозяина!

Он вдруг поворачивается ко мне и падает на колени у моих ног.

– Мао-сан... для вас я сделаю все, все что пожелаете... но... ни для кого другого...

Но я уже не слышу его слов. Я все перекатываю в мыслях это его «никого, кроме моего Хозяина»... именно так, с большой буквы... прямо как признание в любви.

Я взглядом приказываю Кину исчезнуть. Когда дверь за ним закрывается, Экка прижимается губами к моим рукам:

– Все, что захотите...

Я не отвечаю. Только запускаю пальцы в его волосы и глажу по голове.

Он сидит так у моих ног весь вечер, а я весь вечер молчу и все думаю о сказанном. А он сидит – не потому, что мне этого хочется, а, кажется, потому что этого хочется ему.

Только когда часы бьют полночь, я отправляю его в душ, а сам иду в спальню. Расстелив кровать, ложусь под одеяло и даже пытаюсь задремать, пока его нет, но сон нейдет. Экка возвращается и ложится рядом. Немного помедлив, прижимается ко мне и кладет голову на плечо, как всегда.

– А ты ведь признал меня хозяином, – говорю я наконец.

Ты сам-то понимаешь, что это значит? И как мы теперь...

– Да, – я чувствую его кивок.

Он возится в постели, приподнимаясь.

– Я на все... Мао-сан, все, что угодно, – шепчет он. А ведь и правда, готов сейчас на любую мерзость.

Усмехнувшись, привлекаю его обратно к себе и прижимаю как можно ближе.

– Спи, тебе завтра рано вставать, – целую его в висок.

Кажется, он улыбнулся. И на мгновение прижался губами к моей шее.

– Спасибо. Доброй ночи, Мао-сан.

– Сладких снов, Экка.

Обняв его, я закрываю глаза и тут же проваливаюсь в сон.