* * *

– Ну наконец-то, где тебя носит? Я тебе уже звонить собирался, – Сэм лишь мельком глянул на дверь, ни на секунду не переставая печатать. – Слушай, я всё выяснил. Похоже, что это оборотни.

– Оборотни-хремоборотни, – сказал Дин. – Блин, ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? Не возникает желания прошвырнуться по барам, что ли, девочку снять... тебе ведь нравятся девочки, Сэмми?

Трескотня клавиатуры оборвалась. Сэм поднял голову.

– Так. Ты опять набрался?

– Да, мамочка. Ты лишишь меня сладкого?

– Господи, Дин... – Сэм встал и шагнул к нему.

Дин предостерегающе вытянул руку.

– Не надо резких движений, Сэмми. Всё под контролем, – раздельно выговорил он и, наклонившись, принялся расшнуровывать кроссовки с дотошной старательностью очень пьяного человека. И он отлично справлялся секунд пятнадцать, пока чья-то (давайте-ка с трёх попыток угадаем, чья?) рука не перехватила его локоть, сместив шаткую ось равновесия, за которую Дин судорожно цеплялся последний час.

– Как ты только машину вёл в таком состоянии... – Чёрт, голос у Сэмми и впрямь как у мамочки – какой был бы у их мамочки, если б всё сложилось чуточку иначе. – Господи, Дин, ещё ведь и восьми нет.

– Значит, я пришёл домой вовремя, и ты не поставишь меня в угол? – доверчиво спросил Дин и покачнулся. Руки Сэмми на его локте и плече сжались крепче – и этого Дину хватило, чтобы рассвирепеть. Внезапно и почти безосновательно, как это всегда с ним случалось... для Сэмми – конечно, безосновательно.

– Отвали от меня.

– Слушай, не дури. Идём, я тебе помогу...

– Я ещё в состоянии сам добрести до сортира, – яростно сказал Дин и, выпрямившись, оттолкнул его. Сэм отлетел к стене, как котёнок – Дин бил, как всегда, с душой, хотя и без замаха. Вот только инерции не рассчитал, а также совсем забыл о том, что спасительная вертикальная ось куда-то подло свалила (не иначе как по барам да по девочкам, ага), и через секунду он уже лежал на полу, тычась коленями в паркет и пытаясь подняться на четвереньки. И у него не получалось. Блядь, ничего не получалось, ладони разъезжались, куртка сзади задралась, а из-под джинсов, он зуб был готов дать, торчала резинка плавок. Дин подумал, что сейчас завоет. Или заплачет. Он сам не знал, что хуже.

Но, однозначно, хуже того и другого был малыш Сэмми, который опять оказался рядом, обхватив Дина поперёк груди, и упрямо пытался поставить его на ноги.

– Так, давай сюда... Всё нормально... давай вот сюда, ну, шевели ногами, я не буду тебя по полу волочь!

– Чего ж нет? Я сделал для тебя и не такое, – сказал Дин заплетающимся языком, и в следующий миг рухнул на что-то мягкое, скрипучее, раскачивающееся, словно батут. При мысли о батуте почему-то вспомнились качели, а при мысли о качелях немедленно захотелось блевать. Но поздно было блевать – Дин уже понял, что погорячился, и до сортира ему не доползти. И он скорее сдох бы, чем попросил Сэма помочь ему с этим делом.

– Повернись.

– Ч-что ты...

– Штаны с тебя снимаю, урод.

– Извращенец, – сказал Дин и хрипло хохотнул.

– Да-да, и ещё сучка, а ты сам знаешь кто. – Сэм рванул его ноги, высвобождая их из штанин. Звякнула пряжка ремня. Дин со стоном перекатился на живот и смутно подумал, что, наверное, надо бы снять куртку. Но шевелиться было не то что лень, а совершенно невозможно, комната скакала как угорелая и тряслась, будто при землетрясении в добрый десяток децибел, даже когда он просто лежал с закрытыми глазами. Чёрт, подумал Дин, как же мне завтра утром будет хреново...

– Ты так и собираешься в куртке спать?

– Н-не...

– Ох, Дин...

Как мамочка, думал Дин, снова и снова. Ну ровно как заботливая мамочка, чтоб его, сучонка... А какого, спрашивается, хрена? И вообще зачем? Что толку?

– Сядь-ка. Можешь сидеть?

– Отвали...

Сэм почти силой усадил его прямо. Дин сглотнул и зажмурился, боясь, что вид мерно вращающегося потолка с лицом Сэма в самом центре станет последней каплей и таки добьёт его желудок. Вот так и сидел, зажмурившись, пока Сэм стаскивал с него кожанку и рубашку, быстро и умело, но совсем не грубо. В его жестах не было раздражения, как в голосе не было досады... что-то другое было, и вот именно оно, именно это "что-то другое" и заставляло Дина напиваться вдрызг. Получался, мать его, замкнутый круг.

– Часто мужиков раздевать приходилось, да? – он сам не понимал, что плетёт, он только знал, что зол, ему хотелось говорить гадости тем сильнее, чем спокойнее реагировал на них Сэм.

– Было дело. У меня, видишь ли, брат алкоголик.

– А-а... а я думал... может, в колледже... чем вы, мальчики, занимались в кол... ледже...

– Подними-ка руку.

– Так чем, Сэмми? А? Ты ж вроде не шастал по вечеринкам? А где ты шастал, пока меня там рядом не было? – Дин вдруг распахнул глаза, выбросил руку вперёд резким и точным движением, не знавшим промаха, и сграбастал Сэма за воротник рубашки. Вскинул голову, дыша брату в лицо смешанным перегаром пива и виски – чёрт, его самого воротило от этого букета, а Сэм даже не вздрогнул. Ну да и с чего бы... он привык.

– Что, я придурок, да? – прошептал Дин, шаря взглядом по неподвижному, странно застывшему лицу своего младшего. – Я придурок, Сэмми, знаю. И я пьяная мразь. Ну да тебе недолго со мной мучиться ещё, всего только...

Ладони Сэма легли на его запястья. Стиснули жёстко и сильно. Дин разжал пальцы.

– Заткнись, – сказал Сэм. – И ложись спать... придурок.

Дин рухнул навзничь. Комната всё ещё плясала, и Сэм плясал, и синеватый монитор ноутбука плясал, и всё это мигало, и, боже, как же хотелось сдохнуть немедленно, а не через одиннадцать месяцев.

– У тебя классная задница, Сэмми, я тебе когда-нибудь говорил? – спросил Дин, когда Сэм натянул на него одеяло и повернулся, чтобы поправить сползший в изножье кровати матрац. – Будь я ещё хоть чуточку пьянее, я б тебя за неё хапнул.

– Будь ты ещё пьянее, ты б руку поднять не смог, – сказал Сэм и отвернулся от него. И правда, подумал Дин, опуская мучительно горящие веки, чего ему на меня смотреть, противно же...

Это было последней его мыслью, он уснул глубоко и беспокойно, и не слышал, как Сэм вышел на кухню, вернулся и поставил на тумбочку возле кровати стакан воды и упаковку аспирина. И не видел, конечно, как он ещё минуту стоял над братом, тяжело и хрипло дышащим во сне, а потом вернулся за ноутбук.

И не видел, конечно, всё это время его лица.

Стакан с водой и аспирин были первым, что увидел Дин, когда открыл глаза. Вторым была его куртка, аккуратно сложенная на спинке стула, на котором сидел, чуть наклонившись вперёд, его брат. Сухо трещала клавиатура ноута, умолкая лишь когда Сэм брался за кружку с кофе. На столе рядом с ним горела лампа, за окном синели то ли сумерки, то ли преддверие рассвета.

Дин попытался повернуться и громко, жалобно застонал.

– Доброе утро, – сказал Сэм, не оборачиваясь, и приложился к кофе. – Аспирин на тумбочке.

– Я вижу... – просипел Дин и нервным жестом паралитика ткнулся в вожделенный стакан, вследствие чего тот, естественно, оказался на полу.

Сэм повернул голову – чёрт, лучше б он этого не делал.

– Блядь, – сказал Дин, и Сэм слегка поморщился. Раньше он никогда не морщился при виде Дина. А Дин раньше не матерился при нём через слово. Чёрт, всё шло не так. Всё, всё шло не так.

Тем не менее Сэм отодвинул ноут и привстал.

– Я принесу ещё воды.

– Не надо, – Дин с трудом сел в кровати, разрывая руками упаковку с аспирином. – Так сожру. Чёрт... Который час?

– Хорошо хоть не "какой это город" и не "кто ты, чувак", как было в прошлый раз, – усмехнулся Сэм. – Половина шестого.

– Утра?

– Если б ты продрых до вечера, думаю, тебе было бы получше.

– И то правда. – Дин сунул в рот горсть таблеток, сжал челюсти и скривился. Сэм смотрел на него без улыбки. Дин с трудом прожевал аспирин и спросил, мучительно выдавливая каждое слово: – Я какую-то пургу нёс, да?

– Как обычно. Почти ничего нового.

– Почти?

– Ну, ты спросил, не трахался ли я в колледже с парнями. И похвалил мою задницу.

Дин вытаращился на него. Сейчас Сэм заржёт, хлопнет ладонью по колену и скажет: "Ну ладно, всё не настолько плохо, ты всего лишь просил меня спеть тебе колыбельную". Но Сэм не смеялся, только кривил уголок рта в улыбке. Этой улыбки Дин тоже не видел... раньше.

– Вот ведь... – очередное ядрёное словечко он вовремя удержал. И никак не мог решить, засмеяться ли ему самому или покраснеть до ушей. Чёрт... всему ведь есть свой предел, да? Его больше беспокоило даже не то, что он болтал всю эту чушь, а то, что совершенно о ней не помнил. Он вообще смутно помнил вчерашний вечер.

Но что было вчера, то было вчера. Сегодня новый день. И ещё на один день меньше.

Он спустил ноги с кровати и наклонился вперёд, пытаясь дать к голове приток крови. Сушняк мучил зверский. И очень, очень хотелось выпить снова. Ещё пару недель назад наутро после пьянки его воротило от одной мысли про выпивку. Сейчас же он мечтал об одном – снова залиться по самую маковку, наговорить Сэму всякой хрени и вырубиться... и так – пока не кончится этот чёртов год.

Но, увы, вырубиться Дин не имел права. Последнее, что он помнил – это собственные слова "оборотни-хремоборотни", сказанные веско и многозначительно. Дальше – тошнота и туман.

Он провёл ладонью по лицу, остервенело растирая кожу. Потом наконец встал.

– Там есть пиво?

– Дин, – Сэм развернулся и взялся обеими руками за спинку стула. – Пива нет.

– Чёрт! Правда нет?

– Нет. Слушай... Так не может больше продолжаться. Ты же себя убиваешь просто. Ты вчера ездил на Импале пьяный вдрыбадан и...

– Я её разбил? – в ужасе спросил Дин, и облегчённо выдохнул, когда Сэм покачал головой.

– Пока нет. Но это пока. Ты четвёртый день подряд приходишь на бровях.

– А ты, похоже, снова решил разыграть мамочку.

– Ты мне выбора не оставляешь. Дин... слушай, давай поговорим, я просто...

– А минералка есть?

– Что? – Сэм моргнул. Как раньше. Приподнял брови и коротко моргнул два раза, и сразу стал похож на щенка эрдельтерьера, и да, вот ЭТО было – как раньше. У Дина невыносимо засосало под ложечкой. Он сказал:

– Пойду хоть минералки возьму.

И на кухне долго стоял возле холодильника, стискивая в руках запотевшую от холода бутылку, прижимаясь затылком к стене, и думал о том, что сказал Сэм.

Он себя убивает? Возможно. Сэмми, наверное, предпочёл бы, чтобы он прожигал оставшиеся дни с шиком. Чтоб они съездили в Большой Каньон, как собирались когда-то, или хоть бы в чёртов Диснейленд – в детстве они никогда там не были. Чтоб Дин снимал девочек, и по чётным дням ходил покупать завтраки, и высматривал во встречных городках новые наклейки на бампер для Импалы. И чтобы они охотились, как ни в чём не бывало – чтоб просто делали вместе одну работу, одно дело. Чтоб всё было, как прежде. Разве не для этого, думал Дин, я продал свою душу этой красноглазой суке с перекрёстка? Чтобы она вернула Сэмми. Чтобы всё стало, как прежде.

Она вернула Сэмми, но забрала кого-то другого... что-то другое. Не через год, а прямо сейчас. И Дин прямо сейчас ощущал эту потерю. И вину, которая совсем не стала меньше. Потому что каждый день он просыпался и ловил на себе взгляд Сэма: напряжённый, жёсткий, почти злой. Этот взгляд говорил не "Как ты мог сделать со мной то, что отец сделал с тобой?", а "Я вытащу тебя". И это было хуже. В тысячу раз хуже, ведь Дин-то знал, что Сэмми его не вытащит. И когда год пройдёт и закончится, Сэмми придётся с этим жить. Дин надеялся, что долго.

Сделки с демонами всегда таят в себе подвох, Дин это знал – дневник отца пестрел заметками на сей счёт. И мёртвое нельзя оживить, это он тоже знал и без Желтоглазого, который, тем не менее, не преминул ему об этом напомнить. Вот только Дин умер первым. Это он был на белом свете незаконным жильцом. Нелегальным иммигрантом. И с нервным нетерпением ожидал депортации.

Говорить обо всём этом он, конечно, не собирался, поэтому пил. И ещё как-то умудрялся охотиться вместе с Сэмом в перерывах между состояниями полной невменяемости. Кстати об охоте... что там Сэм говорил про оборотней?

Он услышал шаги в коридоре и поспешно отступил от холодильника.

– Ты чего тут завис?

– Да вот... – взгляд Дина проследил за взглядом Сэма и остановился на так и не откупоренной бутылке с минералкой. Сэм молча посмотрел ему в глаза. Дин неловко улыбнулся – как раньше, ну, почти как раньше. Сорвал крышку с горлышка и отсалютовал Сэму бутылкой, как бы невзначай обогнул стол, увеличивая расстояние между собой и братом на несколько шагов.

– А ты что, совсем не спал сегодня?

– Нет. Работал.

– Чего нарыл?

– Дин, не уходи от разговора.

– Какого разговора, Сэмми? Я не собираюсь с тобой обсуждать то, что не твоего ума дело.

– Это моего ума дело, и ты прекрасно это понимаешь. Перестань ты, чёрт тебя возьми, отстраняться от меня!

– А может, так будет лучше? – спросил Дин с внезапной тоской. – Может, нам вообще стоит разбежаться, а, Сэмми? Тебе пора начать от меня отвыкать. Ну... я хочу сказать, – проговорил он немного напряжённо, слегка смущённый тяжёлым молчанием Сэма, – ты мог бы вернуться в Стэнфорд. Мы ведь уже всё сделали. Всё, что собирались – отомстили за маму, помогли отцу, как сумели... А эта война... она всё равно закончится без нас.

– Как же мне тебе по морде дать хочется. Слов никаких нет.

Дин сияюще улыбнулся. Хорошо всё же, что между ними стол.

– Побереги силы. Если я не совсем ещё пропил мозги, мне кажется, ты что-то там говорил про оборотня? Или даже про оборотней? Это как понимать, они же никогда не промышляют группами? Они же одиночки, да?

Такие же, каким вскоре станешь ты, так что давай лучше вот об этом поговорим – хотел добавить Дин, но почему-то не добавил.

Сэм стоял, внимательно глядя на него, и молчал какое-то время, прежде чем сказать:

– Ты, я вижу, ещё не до конца протрезвел. Не думаю, что стоит сейчас...

– Стоит, Сэмми, стоит. Ты мне тут собирался душеспасительные речи толкать, так с тем же успехом можешь рассказать и о деле. Ну, валяй, что ты там разузнал, пока я валялся в канаве?

Он говорил бодро и деловито, слишком даже бодро и деловито для человека в похмелье в шесть часов утра. За окном уже светало, по дорожке под окном мерно шуршали шаги какого-то чистоплюя, совершавшего утреннюю пробежку.

Сэм вдруг молча отвернулся и пошёл прочь.

– Сэм? Эй, Сэм! Мы ж вроде не договорили с тобой.

– Я договорил, – процедил тот. Дин вдруг вспомнил – так ярко, что заболели глаза – как он вот так цедил слова, едва оборачиваясь через плечо, в том последнем разговоре с отцом четыре года назад, который закончился громко хлопнувшей дверью и отъездом Сэма в Стэнфорд. Тот день всё перечеркнул нахрен. И отнял у них три года, за которые Дин теперь многое отдал бы.

– Вернись, чёртов ты сукин сын! Не смей вот так от меня уходить! – заорал Дин, вскакивая и швыряя бутылку об стол, забыв, что она открыта, не чувствуя хлынувшей на голую грудь воды. Сэм остановился. Потом обернулся, и Дин совершенно не мог понять смысла его взгляда. Это была... ненависть?.. "Не смей от меня вот так уходить" – это Дин кричал над его мёртвым телом, эта мысль погнала его на перекрёсток, эта мысль теперь сводила его с ума. Потому что вот он, Сэмми, и Сэмми надо отпустить именно теперь, когда ты вернул его с того света, Дин, да, именно сейчас ты должен наконец отпустить его, как он тебя когда-то просил, потому что иначе потом, когда придёт твой час, ему будет слишком больно отпускать тебя... И ты же думать обо всём этом не можешь, да? Тебя всё это просто на части рвёт – быть рядом с ним, потому что ты за это заплатил своей жизнью, и не быть рядом с ним, потому что ты должен сделать финал безболезненным для него, не для себя... для себя – что уж теперь, потерпишь.

И даже если за все эти твои выебоны он успеет тебя возненавидеть – пусть, так даже лучше.

Обо всём этом думал Дин Винчестер, стоя в одних трусах, мокрых от минералки, позади стола, пока Сэм стоял в дверях кухни, сунув руки в карманы и сгорбив плечи, и смотрел на него совершенно непонятным ему взглядом.

А потом Сэм сказал, очень тихо, очень сосредоточенно:

– Чёрт, Дин... Дин...

И Дин не понял, как так получилось, что в следующий миг – и этот миг как будто отрезало от всех предыдущих, словно стена упала – он оказался вжат в стену, и рука Сэма стискивала волосы у него на макушке, там, где они были чуть подлиннее, и Сэм его целовал.

Это было совершенно одуренное ощущение. Настолько одуренное, что Дин поддался ему на целых шесть секунд, а может быть, даже семь – точно он бы не сказал, но, в общем, прошло чудовищно много времени, прежде чем до него дошло, что, собственно, происходит. Остаток алкоголя, казалось, молниеносно выветрился из крови, будто не бывало, хотя ещё входя в кухню Дин не мог бы искренне сказать, что трезв как стёклышко. Он всегда тяжело и долго трезвел, ему требовалось поспать после пьянки минимум часов двенадцать, чтобы снова чувствовать себя по-человечески... Но то, что сейчас творилось – проклятье, он всё ещё вжат в стену и губы Сэма всё ещё мнут его рот, что за нахрен?! – действовало не хуже ледяного душа или целой упаковки аспирина, выжранной всухую без воды.

Поэтому, хватая Сэма за плечи и отрывая от себя, Дин был уже трезвее приходского священника на воскресной проповеди.

– Эй-эй-эй, чувак, ты что, охренел?.. – проговорил он, пытаясь улыбнуться. Да, безумная ухмылка – именно то, что нужно в такой ситуации. Они оба на взводе, они оба, чёрт, они ОБА вот-вот слетят с катушек, и то, что Сэм до этого момента казался почти в порядке, вовсе не означает, что ему легче, чем Дину... Чувак, ведь он же умер. Ты его вернул, но сперва он умер, понимаешь? И какая-то часть его помнит об этом. Знать такое и не тронуться, хотя бы чуть-чуть...

– Тихо, – сказал Сэм. – Заткнись.

Или не чуть-чуть.

Потом, когда утро наступило – по-настоящему наступило, всерьёз – Дину пришлось признать, что в шесть утра он был ещё, по сути, почти так же пьян, как и в восемь вечера. Он держался на ногах и не молол всякую хрень, но это ничего не меняло. Он по-прежнему был не в себе. Только этим можно было объяснить, почему, когда Сэм снова наклонился к нему и жадно, зло поцеловал во второй раз, Дин его больше не оттолкнул. В голове у него что-то щёлкнуло, так громко и отчётливо, что он даже зафиксировал момент, когда это случилось – у соседей за стеной приглушённо затарахтел будильник, и всё ещё тарахтел, когда рука Сэма (чёрт, я сплю, думает Дин Винчестер, это просто грёбаный извращенский сон и я сейчас кончу на простыню и проснусь мокрый, как в тринадцать лет) рука Сэма решительно, по-хозяйски полезла Дину в трусы, с коротким щелчком оттягивая резинку. И это щелчок сливается со вторым "щёлк" в голове Дина, когда он думает: "Мать-перемать, меня лапает мой брат, почему я это терплю?!" – но ему вовсе не приходится это терпеть, ему приходится стонать, когда Сэм, обхватив ладонью его затылок, резко запрокидывает ему голову назад и целует его в горло, в дёргающийся кадык, и всем своим телом прижимает его к стене, и его колено у Дина между ног, а рука – у Дина в трусах и дрочит его член, вставший ещё до того, как Сэм успел к нему прикоснуться.

Это сущее безумие, это пьяный бред, и всё же они действительно это делают.

Дин больше не думает, какого хрена, что и зачем, когда Сэм разворачивает его и трахает на кухонном столе, швырнув в раковину мокрые диновы плавки. Дин тем временем дрочит себя левой рукой, правой вцепившись в столешницу, и кончает первым. Потом Сэм разворачивает его лицом к себе и снова целует, уже не так жёстко, как прежде, потому что дыхание у него ещё дрожит и обрывается после оргазма. Его растрепавшаяся чёлка щекочет Дину кончик носа. Дин испытывает какое-то дикое, идиотское желание схватить его на руки, как девчонку, и уволочь в постель, потому что кухонный стол – это, конечно, хорошо, но постель ещё лучше. Этого он, конечно, не делает, как будто есть ещё какой-то мизерный шанс удержаться на самом краешке пропасти, в которую они и так уже благополучно свалились оба; и сваливаются ещё раз, когда таки оказываются в комнате и в постели, на простынях, провонявших потом и тусклыми запахом виски, и Сэм делает ему минет, неумело, но так старательно, что Дин непременно отпустил бы пару-тройку шуточек на счёт того, чему его там всё-таки учили в колледже и какая оценка у него была по дисциплине "оральный секс" – вот только говорить Дин не в состоянии, и ещё, кажется, он разучился это делать. Он может только хрипеть, сипеть, урчать, мычать и подвывать, и даже обязательное, казалось бы, "Сэмми, Сэмми" не срывается с его губ, потому что в эти минуты он не помнит не только имени парня, который его ебёт, но и своего собственного имени.

Впрочем, он всё равно знает, что они братья.

В восемь-тридцать включилось радио, настроенное на будильник, и ди-джей "Нео-Волны" поздравил жителей Стивен-Пойнта с новым чудесным утром, выходным днём и хорошим прогнозом погоды на ближайшие сутки. Сегодня же воскресенье, подумал Дин. А вчера была суббота, местный архив закрывается на уик-энд, вот почему Сэм вечером сидел дома, а не в библиотеке. Из радио полилась какая-то нью-эйджевая фигня, и Сэм, свернувшийся калачиком у Дина под боком и до отвратительности уютно умостивший голову у брата на плече, сопел с ней в унисон, улыбаясь во сне с блаженством человека, который ничего на свете больше не боится. И правильно, подумал Дин, сжимая его голое плечо, которое он продолжал обнимать с тех пор, как измотанный Сэм рухнул на него и отрубился. Правильно, Сэмми, нечего тебе бояться, я здесь, я рядом, я такой придурок, веришь? Просто сказочный долбоёб.

Под нью-эйджевский вой в приёмнике и сладкое братово сопение Дин уснул, чувствуя себя таким счастливым, каким ни разу не был с тех пор, как забрал Сэма из Стэнфорда.

Но всё изменилось через четыре часа, когда он на самом деле проснулся.

Чертя на потолке пентаграмму, Дин трижды ронял мелок, и ему приходилось слезать на пол, подбирать мел трясущимися пальцами и забираться на табуретку снова. Это было чертовски досадно, потому что теперь, когда он действительно протрезвел и его действительно сразило похмелье, любое резкое движение отдавалось тупой болью в затылке. Но чёрт с ним, с похмельем. Дин едва его замечал.

Когда Сэм за его спиной тихонько застонал и заворочался, Дин вздрогнул и чуть не выронил мел в четвёртый раз. К счастью, он как раз дорисовывал последнюю линию. Спрыгнув на пол, он пинком отшвырнул табурет, схватил за спинку стул, к которому привязал Сэма, и втащил его в самый центр пентаграммы.

От такого грубого обращения Сэм наконец-то очнулся. И ещё моргал пару секунд, водя головой из стороны в сторону, как будто никак не мог поверить, что это не продолжение сна. Довольно бредового, надо сказать.

– Дин?.. Что за...

– Ты не мой брат, – сказал Дин, беря с тумбочки минералку – третью бутылку, последнюю из тех, что нашлись в холодильнике. Первые две он вылакал за полчаса. Можно было сбегать по-быстрому за пивом, но Дин поклялся себе, что не будет этого делать.

Теперь, чёрт возьми, всё наконец встало на свои места. Теперь он знал, что так мучило его весь этот месяц.

Сэм снова помотал головой. Мокрая прядь волос лезла ему в глаз, он пару раз моргнул. Сонливое недоумение никак не сходило с его лица.

– Вот так, значит? Ну и кто же мы теперь друг другу? – спросил он язвительно, но при этом так обиженно, что Дину захотелось врезать ему со всей дури.

– Хватит паясничать! Ты не Сэм. Я не знаю, что ты такое, но не Сэм, – сказал Дин и, отхлебнув минералки, прошёлся по комнате. Он был почти спокоен и сам несказанно этому поражался. Всё в порядке, чувак, ты всё выяснишь и разрулишь любые проблемы. Не впервой.

– Ага... понятно, – проговорил Сэм. – Чёрт, я не думал, что ты... так это воспримешь.

– А стоило подумать.

Сэм вздохнул и слабо повёл плечами. Он даже не пытался освободиться.

– Ну полей меня святой водой, что ли, и закончим на этом.

– Уже.

– А?..

– Пока ты спал. Это было первое, что я сделал. И в минералке, которую я тебе подсунул утром, она тоже была. Вместе со снотворным.

– Решил перестраховаться?

– И не зря. Может, ты и не демон, или не совсем демон, а может, ты очень крутой демон, чувак. На Желтоглазого святая вода тоже не действовала. А вот это подействует, я надеюсь.

Сэм глянул на потолок. Дин пронзило мучительным чувством дежавю – было уже вот так, вот в точности так, когда Сэм был одержим демоном, которого они знали как Мэг. Дин тогда тоже его связал и усадил под пентаграммой, и Сэм тоже вот так глянул на потолок, и волосы ему точно так же лезли в глаз. И усмехался он... почти точно так же.

Ты хотел, чтоб всё стало как прежде, Дин? Что ж, имеешь, что хотел.

– Ну и как мне тебе доказать, что мне до лампочки эта пентаграмма?

– Ты сидишь смирно и всё ещё не вырвался, этого достаточно.

– Да, блин, я сижу смирно, потому что привязан к стулу! Дин, ты совсем сдурел, я вижу. Что с тобой?! Посмотри на меня! Это же я!

– Все вы так говорите. И как правило врёте.

– Слушай... – Сэм сглотнул. Его взгляд становился то злым, то умоляющим. Дин подумал, что всё это почему-то труднее, чем он ожидал. – Это из-за того, что мы... да?

– Догадливый какой.

– Дин...

– Сэм никогда бы такого не сделал!

Как же хочется врезать по этой скорбной мордашке, как хочется прогнать это щенячье выражение из глаз... такое знакомое, такое сэмовское. Спокойно, Дин, спокойно – это всё ещё тело Сэма. Помни об этом, каждую минуту помни.

Сэм откинулся на спинку стула и несколько секунд просто смотрел Дину в лицо. Потом коротко усмехнулся и отвёл взгляд.

– Конечно, – сказал он. – Не сделал бы. И точно... как я об этом не подумал.

– Это что, чистосердечное признание?

– Думай что хочешь, Дин. Что, интересно, я могу сейчас сказать, чтобы ты захотел меня слушать? Ты весь последний месяц меня не слушал. Вбил себе в башку, что обязательно должен всё испоганить... я сказал, что вытащу тебя, но ты мне не веришь. Теперь я говорю, что я это я, и ты опять мне не веришь. Я, пожалуй, даже не удивлён.

– Заткнись, – Дин ощутил, что стискивает кулак. Спокойно, спокойно, это всё ещё тело Сэма. – Я знаю, ты хитрая тварь. Все вы хитрые твари, но на сей раз ты сам себя переиграл, чувак.

– Спасибо хоть трусы на меня надел, – Сэм вдруг посмотрел на него с диковатыми, злым весельем. – Как в детстве, когда я ещё этого сам делать не умел, ага?

– Заткнись или я тебя...

– Ты меня что? Ну, что? Дин, чёрт... если это, по-твоему, было так мерзко, ты мог вчера просто дать мне по морде. Я бы отстал. Мне... мне вообще не надо было этого делать, – вполголоса закончил он. – И я... на самом деле не знаю, зачем это сделал.

Это звучало так беспомощно, что совершенно не походило на обычные уловки демонов. Те ведь изворотливые твари, держатся до последнего... Дин хорошо, слишком хорошо помнил, как одержимый демоном Сэм умолял брата пристрелить его и избавить от мучений. "Я не знаю, зачем это сделал" – слишком просто для демона.

А может быть, он как раз хочет заставить Дина так думать.

– Когда у меня день рождения?

– 24 января.

– Какой у тебя рост?

– Шесть футов четыре дюйма.

– В каком году поженились родители?

– В... 1977-ом.

– Ты подумал, прежде чем ответить.

– Чёрт, Дин, я в немного неудобном положении для викторины на время!

– Куда мы переехали сразу после Лоуренса?

– В Гринсфилд, Оклахома.

– Как звали твою учительницу геометрии, в которую ты втюрился в шестом классе?

– Я никогда в жизни не втюривался в учительниц геометрии. Дин, может, хватит уже?

– Нет, не хватит. Какую тварь мы с тобой убили первой?

– Призрака из супермаркета в Луисвилле. Это была моя вторая охота, на первой я никого не убил, вы с отцом всё сделали сами. И ты слушаешь "Металлику" и "Black Sabbath". А я в детстве хотел стать педиатром, и ты отлупил меня, когда я впервые об этом заикнулся. А в пицце ты больше всего любишь ту часть, которая с корочкой, и я её тоже больше всего люблю, и когда отец приносил нам одну на двоих, мы вечно ругались, кому она достанется... Дин, я ещё раз говорю, может, достаточно?

Дин сглотнул. Он ничего не сказал. Он не знал, что говорить.

Но знал, кажется, что делать.

Он не знал, куда вчера делась его куртка, и обшарил комнату взглядом. Потом вспомнил, что Сэм повесил её на спинку стула – того самого, на котором сейчас сидел. Готовя ловушку, Дин сдёрнул её и куда-то зашвырнул... чёрт.

– Где твой мобильник?

– На столе. Кому ты звонишь?

Не глядя на него, Дин опёрся ладонью о стол и набрал номер. Крышка ноутбука всё ещё была откинула. Пока в трубке монотонно ныли гудки, Дин захлопнул её.

– Бобби? Привет, это Дин. Как жизнь, старина? Ага, у нас тоже... Просто хотел спросить кое-что. Охотимся, да. – Он услышал, как Сэм устало фыркнул, но не обернулся. – Слушай, скажи, когда демоны вселяются в человека, они могут перенять его память? Да, именно демоны... Ага... угу... Но то, что ты о таком не слышал, не значит, что этого не бывает, верно?.. Да нет, всё о'кей. Я просто хотел уточнить. Версию прорабатываем, да... Нет, сами справимся, спасибо. Угу, Сэм в порядке. И тебе от него привет.

Он нажал на отбой и бросил мобильник на крышку ноута.

– Тебе привет от Бобби.

– Ух ты. Здорово.

– Это ничего не значит. Возможно, ты перевёртыш. Они способны украсть память своей оболочки.

– Отлично. Тогда предлагаю подождать денёк-другой, пока мне не придёт пора сбрасывать кожу. Только обещай не забывать кормить меня с ложечки.

– Сэм бы никогда такого не сделал, – раздельно повторил Дин.

– Сэм никогда такого не делал. Это ты хочешь сказать?

Дин замер. Потом решительно мотнул головой.

– Мы никогда бы в жизни...

– Конечно, никогда бы в жизни. В той, что раньше была. В той жизни я не убил бы человека, всадив в него шесть пуль. Почему тогда ты меня не связал и не облил святой водой, а, Дин? Или ты считаешь, что для меня убить кого-то – это нормально, а хотеть быть с тобой – нет?

– Ты мог сидеть в Сэме с самого начала! – не выдержав (нет, я не могу это выдержать), закричал Дин. – С той минуты, как он...

– ...воскрес? – закончил за него Сэм. – Ты ведь с самого начала об этом думал, старик, да? С той ночи у Врат. Думал, что вернул не меня, а кого-то другого. И поэтому тебя так колбасило? Да?

– Да, – сказал Дин и сел на табуретку, свесив руки между колен. Сэм сидел спиной к нему, Дин не видел его лица, когда он говорил всё это. Не видел и не хотел видеть.

Потому что это была чистая правда. Кристальная. Демоны не только врут, они иногда говорят такую правду, что лучше бы уж соврали.

Сэм перебрал пальцами, царапнув стягивающую запястья верёвку.

– На самом деле, Дин, – медленно проговорил он, – я сам не уверен, я это или нет. То есть, может, и не я... но если и не я, то я сам об этом не знаю.

– Ты совсем спятил.

– Может быть.

Они какое-то время сидели молча. Было отчётливо слышно, как насос внизу в котельной гонит воду по батареям. В Висконсине в это время года уже совсем холодно.

– Может быть, – повторил вдруг Сэм, обернувшись через плечо. – Может, я действительно не в себе, Дин, и ты во всём прав. Мне же и правда никогда в голову раньше не приходило тебя... ну... почти не приходило. Но вот тебе приходило. Так что если мы спятили, то оба, и гораздо раньше, чем я умер.

– Что ты мелешь...

– Думал, я не знаю, да? Когда мне было тринадцать, ты меня поцеловал. Ты думал, я сплю. Ну, что ты так таращишься? Я не спал. Я болел, у меня была ветрянка, мне было хреново, я весь пошёл красными пятнами и считал себя конченным уродом. А ты таскал мне из видеопроката кассеты со "Стартреком", и чипсы с карточками "Чикаго Кабс". Потом у меня подскочила температура, я бредил, ты сидел со мной полночи, а когда подумал, что я уже сплю, поцеловал меня в губы. И мне страшно было, как никогда в жизни, потому что... я не знаю, почему.

Он умолк. Дин тоже молчал. Он ни звука не смог бы выдавить, хотя бы из него сейчас кишки тянуть стали. То, что говорил Сэм – это было... но он забыл. Правда, забыл, решил, что обязан забыть, и забыл. И бога благодарил за то, что Сэм тогда спал и ничего не почувствовал.

– Мне надо в туалет, – сказал Сэм.

"Оставь эти долбанные трюки для дилетантов", – вот что надо было ответить, но вместо этого Дин встал, подошёл к Сэму и, присев на корточки позади стула, распутал верёвку. Он готовился к удару по башке и уже прикинул, как его получше парировать, но Сэм лишь встал и молча вышел из комнаты, и Дин услышал, как клацнула щеколда на двери в ванную, а потом шум душа.

Вот чёрт, мелкий паскудник опять придумал способ пролезть в душ первым. Дин вдруг понял, как отчаянно хочет помыться. Смыть с себя... нет, не эту ночь, а... это утро, может быть. Чёрт. Он не знал. Он ничего уже не знал! Ему стало немного легче, когда он хрястнул кулаком по столу так, что заныло ребро ладони. Но облегчения хватило ненадолго. Он снова подумал о пиве и о том, что обещал себе не похмеляться. И ещё раз, вбивая себе эту мысль в голову раскалёнными гвоздями. Происходит какая-то чудовищная херня, и он обязан хотя бы временно сохранить подобие ясности в мозгах, чтобы разгрести всё это дерьмо.

Чёрт, он не думал, никогда помыслить даже не мог, что Сэмми в ту ночь не спал и чувствовал, как Дин его... Никогда не мог даже помыслить.

Сэм вышел из душа, ероша мокрые волосы, и остановился на пороге. Коротко глянул на пентаграмму, потом на стул, потом на Дина.

– Ну, чего теперь? Опять меня свяжешь?

– Иди к чёрту.

– Блин, и это ещё он на меня дуется

– Я не дуюсь, – зло сказал Дин. – Я просто...

– Ты просто мне не веришь, я понял. Ладно. Теперь у нас совсем другая проблема.

– Это какая ещё?

– А такая, что хозяин дома нам обоим вставит по пистону, когда увидит пентаграмму на потолке. И нечего так на меня смотреть. Не я её малевал.

– Значит, нам надо отсюда убраться прежде, чем придёт горничная, – мрачно сказал Дин.

– Да, и если ты наконец-то в состоянии меня выслушать, это произойдёт ещё до ночи. Я вчера пытался тебе рассказать про оборотней.

– Хремоборотней, – машинально уточнил Дин.

– Да, похоже на то.

– Ты поэтому всю ночь торчал за ноутом?

– Угу. Блин, зачем ты его закрыл?! У меня файл качался... Подвинься-ка.

Он взял стул за спинку, бесцеремонно отпихнув Дина, уселся за стол, привычно поставив локти на столешницу. Он был в одних трусах, и на запястье у него ещё виднелся след от бельевой верёвки. Сэм рассеянно потёр его, дожидаясь, пока загрузится система, и кивнул Дину на монитор:

– Смотри.

Дин посмотрел, чувствуя себя примерно как в том видении, которое организовал ему заботливый джин: всё вроде и правда, но с привкусом дикой ирреальности происходящего. Сэм, порывавшийся звонить санитарам, чтобы они забрали Дина в дурдом, был лишь немногим более нереален, чем Сэм в одних трусах, с которым Дин трахался полночи и вот теперь как ни в чём не бывало обсуждал охоту.

– Я думаю, – сказал Сэм, выводя на экран карту Стивен-Пойнта, – что их двое. Может быть, даже трое.

– Так не бывает, – хмуро сказал Дин. – Оборотни – не люди, они не способны жить сообществом.

– Звери тоже не люди, но они сбиваются стаями. Гляди. За три месяца – восемь жертв. Двое мелких уголовников, один покруче, вроде нас с тобой, один законопослушный клерк, школьница, женщина сорока пяти лет – глава местного гольф-клуба, один студент и один бомж. Трое из них даже не местные – студент приехал к тёте с дядей, бомжа месяц назад регистрировали в Ашленде, а уголовник покруче вообще не доехал до города... Президентша гольфистов и клерк были шапочно знакомы, но между остальными никаких связей нет.

– Точно нет? – спросил Дин, невольно наклонясь ближе к экрану, на котором мелькали личные дела жертв. Чёртов инстинкт! Стоило ему в трезвом состоянии услышать об охоте, всё остальное из башки вылетало напрочь... Он даже не вздрогнул, когда его локоть задел голое предплечье Сэма. Хотя помнил, прекрасно помнил, как в момент оргазма тёмные волоски на этом самом предплечье вставали дыбом.

– Ничего нет, я перепроверил двадцать раз. И при том никаких сомнений, что это жертвы одной и той же твари: тела порваны в клочья, сердца исчезли. Но не это самое интересное. Смотри, ничего не замечаешь?

– Блин, ты ещё успел сводную таблицу наваять. Маньяк. Двадцать три года тебя знаю, Сэмми, и не перестаю тебе поражаться.

Сэм быстро посмотрел на него. Дин в замешательстве посмотрел на Сэма. Сэм усмехнулся.

"Всё-таки назвал меня Сэмми".

"Я назвал его Сэмми? Твою мать..."

"Проехали".

– Просто мне так удобней сопоставлять. Ну, ты это видишь, или совсем мозги уже пропил?

– Сучка.

– Смотри, говорю, придурок.

Дин посмотрел, изо всех сил подавляя растущее негодование – и через миг думать о нём забыл. От неожиданности он привстал с табуретки и склонился к ноуту над сэмовым плечом.

– Стефани Розвилл...

– Это гольфистка.

– ...время смерти 16-е сентября от половины первого до часу ночи... Сэнди Уоткинс...

– Это клерк.

– Ни хрена себе имечко для клерка.

– Угу, звучит как псевдоним авторши любовных романов.

– Бедолага, хорошо, что он уже отмучился... Сэм, тут нет никакой ошибки? Время смерти то же самое.

– Да. А место – в тридцати милях восточнее дома миссис Розвилл, в котором она была убита. За полчаса, конечно, можно сделать тридцать миль, если на машине...

– Но оборотни в состоянии трансформации не дружат с техникой.

– Именно.

– И что выходит? Что он бодрячком пробежал эти тридцать миль за полчаса?

– А потом оттуда же – ещё шестьдесят по 72-ому шоссе на Уосо. Там в ту же самую ночь погиб Уилл Кейн, накануне сбежавший из федеральной тюрьмы Висконсина. Всё то же самое: сердца нет, труп в клочья.

– Выходит какая-то фигня, – заметил Дин.

– Именно что. Понимаешь теперь? Один оборотень не натворил бы столько всего за одну ночь. Их как минимум двое. И, возможно, они действуют сообща.

– Почему ты так решил?

– После первой серии убийств местный шериф всерьёз взялся за это дело. Думали, что это работа нового серийного убийцы. И на это время, на полтора месяца, убийства прекрастились совсем. Их не было даже во время полнолуния. А потом, когда стало ясно, что у шерифа нет никаких толковых зацепок, начались снова.

– Может, им хватило ума затаиться.

– Обоим? Одновременно? Не сговариваясь? И не сорваться в полнолуние? Далеко не каждый оборотень на такое способен, Дин. Разве что под чутким руководством старшего товарища.

– Ну допустим... допустим, их двое.

– Или трое.

– Или трое, блин... что это меняет? Три серебряные пули вместо одной, и всех делов.

– А тебе это ничего не напоминает?

Дин приподнял брови. Сэм тоже. Он смотрел на Дина с чуть раздражённым нетерпением. "Ну какой же ты тупой", – явственно говорил этот взгляд. Вот залепить бы ему сейчас подзатыльник... Но Дину правда было немного стыдно за то, что сегодня он так туго соображает. И не важно, что у него уважительные причины.

– Мы же всего две недели назад разорили вампирское гнездо в Томахо, и ещё одно в Ледисмите, а перед этим в Портридже. Три вампирятника только в одном штате меньше чем за месяц, Дин! Они сбиваются в стаи, понятно? Объединяются. Держатся ближе друг к другу.

– Думаешь, это как-то связано с Вратами?

– Я думаю, с чем бы это не было связно, всё это очень хреново. Потому что если в придачу к вампирятникам начнут появляться вервольфовские берлоги, мы вдвоём с ними уже не справимся.

Дин ещё какое-то время смотрел на мигавшую с монитора таблицу.

– Есть идеи, кто может быть нашим клиентом?

– Дин, ты меня опять не слушаешь? Двое или трое вервольфов – это не то же самое, что трое или даже пятеро вампиров. Давай позвоним кому-нибудь. Бобби или...

– С каких это пор ты стал бздеть перед работой?

– Я не бздю. Я думаю, что это всё действительно похоже на подготовку к войне. И глупо вести её вдвоём против всех.

– Мы всегда были вдвоём против всех.

– Да, но мне казалось, в последнее время тебя это слегка напрягает. И ты не хочешь быть со мной вдвоём.

Он говорил почти спокойно, не убирая локтей со столешницы. Дин помнил – чёрт, он вряд ли сможет забыть это так легко, как тот проклятый поцелуй десять лет назад, – как эти самые мускулистые руки с тёмными волосками сжимали его бёдра, резко и ритмично дёргая их на себя. Проклятье, Дин, это не Сэм. Ты знаешь, что это не Сэм, Сэм никогда бы... никогда.

И ты тоже, ты сам – никогда бы, ни за что.

– Так у тебя есть кто-нибудь на примете или нет?

Сэм быстро провёл языком по губам. Шмыгнул носом. Положил пальцы на мышку, щёлкнул колёсиком, проматывая страницы.

– Ну, есть тут один... Стивен Гарпен, держит сеть гаражей и техсалон в северной части города. Семеро жертв из восьми либо держали у него машины, либо обращались за запчастями.

– Семеро? Кроме?..

– Кроме Уилла Кейна, который так и не доехал до Стивен-Пойнта.

– Так... от гаражей Гарпена далеко до 72-го шоссе?

– Оно проходит прямо за ними.

– Едем, – Дин выпрямился и огляделся. – Вот только чтоб я знал, где моя куртка, мой мобильник и моя пушка...

– Дин, может, лучше всё же не соваться туда самим...

– Нет уж, давай-ка сунемся. Если этот чувак жрёт людей без причины, только потому, что они попались ему на глаза – это надо остановить как можно скорее. Сколько у Гарпена гаражей?

– Сорок пять.

– Это ещё тридцать восемь потенциальных жертв, не считая тех, с кем он пересекается ежедневно... идём.

– Дин...

– Я говорю идём, Сэмми. А то припрётся горничная и будут нам обоим кранты.

– Почему обоим?!

– Ладно, сам тогда будешь ей объяснять, что тут произошло. Болтология у нас всегда шла по твоей части.

Сэм посмотрел обиженно, но ничего не сказал.

– Так что ты давай одевайся, а я поищу свою куртку.

– Под кроватью посмотри.

– Какого хрена ей делать под кроватью?

– Посмотри, говорю.

– Да за кого ты меня... чёрт... и правда...

– Х-ха, а я что говорил?

– Сучка.

– Придурок.

Как будто и не было ничего.

До северной окраины они добрались, когда уже начинало темнеть. Сэм заставил Дина завернуть по пути в закусочную, аргументировав это тем, что от стресса последних суток на него напал неодолимый жор. Разумеется, это была уловка, которой он пытался выиграть время, и Дину пришлось на час дольше выслушивать множество причин, по которым они не должны соваться в гаражи Гарпена, никого не предупредив. Сэм порывался хотя бы позвонить Бобби, но Дин отобрал у него мобильник и пригрозил выкинуть в окно Импалы, если Сэм не угомонится. Сэм возмущённо сопел, почти как настоящий, и, как совсем-совсем настоящий Сэм, терпел. И пару раз посмотрел в сторону с типично сэмовским выражением "Я-не-знаю-этого-человека". Особенно выразительно – когда Дин автоматически сделал комплимент официантке, принесшей ему гамбургер, а та натянуто улыбнулась и побыстрей свалила, явно не вдохновлённая его помятым со вчерашнего видком.

– Только попробуй откомментировать – дам в ухо, – предупредил Дин, и Сэм страдальчески вздохнул, пялясь в окно на автостоянку и подперев голову рукой – совершенно по-сэмовски. Дин понемногу начинал сомневаться, не было ли всё, что случилось ночью, белой горячкой, безжалостно настигшей его после четырёхдневного запоя.

А то, что они за весь день больше ни разу друг к другу не прикоснулись – так это обычное дело. Они и раньше нечасто это делали.

Но так или иначе, в конце концов они добрались до гаражей Гарпена. Это была череда приземистых строений, выкрашенных одинаковой серой краской, с одинаковыми шоколадно-коричневыми воротами и идущей поперёк всего ряда гигантской надписью "ГАРПЕН-ТЕХНОЛЮКС – САМЫЙ НАДЁЖНЫЙ АВТОСЕРВИС ВИСКОНСИНА". Гаражи стояли немного на отшибе, ярдов за триста вокруг них не было жилых домов, с запада маячил пустырь, с севера – какое-то старое здание, судя по виду, давно заброшенное, а с севера – шоссе 72. Вокруг не было ни души, ветер тащил по асфальту обрывок газеты и негромко тарахтел колючей проволокой, огораживающей въезд с табличкой: "Частная собственность. Посторонним – держаться подальше!".

– Зловещее местечко, – оглядевшись, сказал Сэм, когда Дин остановил Импалу перед въездом. – А зловещие местечки на практике обычно оказываются именно зловещими местечками... Эй! Ты что делаешь?! – завопил он, когда Дин схватил его за руку и защёлкнул на его запястье захват наручников. Второй браслет в следующую секунду арестовал руль Импалы.

– А на что это похоже? – спросил Дин, вынимая из бардачка "беретту" и пряча её за пояс.

– Дин!

– Прости, чувак, я всё ещё недостаточно тебе доверяю. Так что посиди пока тут, мне так будет спокойнее.

– Дин!!! Я думал, мы всё обговорили!

– Обговорили, а толку-то?.. Ладно, я пошёл, постараюсь быстро.

– Чёрт! Хоть пистолет мне оставь – что если эта тварь сюда заявится, пока ты будешь внутри?! К тому же не забывай, их там может быть целая семейка!

Дин заколебался. Он был почти уверен, что, даже если такое и впрямь случится, Сэм – вернее, не-Сэм – найдёт с оборотнем общий язык. Но, с другой стороны... с другой стороны было всего до черта. Поколебавшись, Дин достал "беретту" и на глазах Сэма вложил в неё серебряную пулю. Одну.

– Если всадишь её в меня, на оборотня тебе уже ничего не останется, – предупредил он.

– Я сам знаю, – рявкнул Сэм и в бессильной ярости дёрнул рукой.

– Ну и о’кей. Кстати, не ищи в машине скрепки – их нет. А если попробуешь разломать коробку и завести Импалу без ключа, я тебя...

– Я тебя первый, – прошипел Сэм, и Дин, не удержавшись, ухмыльнулся. Демон или нет, но временами он походил на Сэма больше, чем Сэм сам на себя... и, чёрт, это настораживало.

Дин вылез из машины, бросил "беретту" на водительское сидение и захлопнул дверцу.

– Включи себе радио, чтоб не скучать, – сказал он на прощанье, снова ухмыльнулся в ответ на ненавидящий взгляд Сэма и, одёрнув куртку и привычно оглядываясь, зашагал вперёд.

Но не к гаражам, а к заброшенному дому рядом с ними.

– Что ты делаешь? – крикнул Сэм от машины, когда Дин, поплевав на ладони, полез через ограду. – Дин! Чёрт, Дин, куда ты лезешь?!

"Уж как-то больно ты хотел, чтобы мы забрались в эти гаражи. И уж как-то больно старался заманить туда других охотников", – подумал Дин, спрыгивая на землю с другой стороны ограды, куда негодующие вопли Сэма уже, по счастью, не доносились. Он выпрямился и окинул здание взглядом. Окна заколочены, дверь, судя по всему, закрыта наглухо. Дин вынул индикатор электромагнитных полей и прошёлся по двору. Датчик молчал, но интуиция, или инстинкт (или, будем откровенны с собой, Дин – паранойя?) упрямо твердили, что тут что-то нечисто. Уж как-то очень тихо стоял этот дом, и странно, что его до сих пор не приспособили в качестве подсобного помещения для "Гарпен-Технолюкс". И ещё более странно, что Сэм, несколько дней копавший информацию об этом деле, ничего не нарыл про этот дом...

Или нарыл, но предпочёл не рассказывать Дину.

Дин спрятал датчик и поднялся на крыльцо по перекошенным ступенькам. На полу у входа валялся ржавый ломик; высадить им дверь было делом пяти минут. Дерево порядком подгнило – похоже, дом стоял в таком виде уже несколько лет. Трухлявые доски осыпались внутрь, из темноты на Дина пахнуло сыростью и знакомым запахом тухлятины, часто сопровождающим разную нечисть – от перевёртышей во время сбрасывания шкуры до оборотней в дни трансформации. В дневниках отца была запись на этот счёт: вервольфы стремятся уединиться в полнолуние не только потому, что прячутся от свидетелей, но и потому, что их с потрохами выдаёт запах.

Держа ствол у плеча, Дин пролез в открывшийся проём и, задевая плечом паутину, осторожно шагнул вперёд.

Вервольфа он увидел почти сразу.

Это был мужчина лет тридцати, и он как раз заканчивал трансформацию. Он стоял к Дину спиной, согнувшись пополам, и Дин отчётливо видел неестественно торчащие позвонки, выпиравшие под рубашкой – так, будто на спине у оборотня вырос костяной гребень. Скрюченные пальцы с длинными загнутыми когтями мелко подрагивали, с них что-то капало – не кровь, скорее, сукровица, – и гулко стучало о дощатый пол. Хреново, подумал Дин. Слов нет, как хреново, офигеть как хреново, чёрт!

Ведь сейчас вовсе не полнолуние.

Оборотень стоял неподвижно. Дин тоже. Но когда он медленно и совершенно беззвучно выпрямил руки и нацелил ствол твари точно в затылок, вервольф, всё так же не оборачиваясь, тихо, словно предупреждающе зарычал...

И исчез.

Дин стоял, целясь в пустоту, и смотрел на лёгкий столбик пыли и мешанину следов там, где только что находился монстр.

– Твою мать, – сказал Дин достаточно громко, чтобы услышать короткое глухое эхо, отдавшееся от стен пустой комнаты. Глаза привыкли к полумраку, и он видел теперь, что всё помещение покрыто старыми, давно засохшими пятнами крови. Вереница кровавых следов, когда-то отпечатавшихся в деревянном покрытии, вела к двери в противоположной стене. Сглотнув, Дин шагнул к ней. И подумал, что, может быть, было не так уж умно соваться сюда без Сэма. Да, большинство охотников вообще работают в одиночку, но он-то привык чувствовать, что его спина прикрыта.

И если начистоту, тем, кто охотятся в одиночку, не очень-то долго удаётся выживать.

Дин распахнул дверь пинком – она оказалась не заперта. Вниз круто уводили ступени; Дин понял теперь, что это за здание – старый магазин, из тех, которых было полно по всей Америке до того, как мир захватили мини-маркеты. Передняя комната была основным помещение магазина, а за этой дверью раньше находился склад. Тут до сих пор воняло консервами.

И оборотнями, как же без того.

Сэмми, чёрт бы его побрал, опять оказался прав – это было настоящее логово. Гнездо из драного войлока, служившее твари лежанкой в те дни, когда ей не хватало мозгов вспомнить, что она человек, и добраться до нормальной кровати. Обрывки старой одежды, большая часть – в крови. Какое-то барахло: взломанный и искорёженный дипломат, россыпь пуговиц, гаечный ключ, растрёпанный женский парик, руль от детского велосипеда... При взгляде на этот руль Дина затошнило – по-настоящему, всерьёз, куда как сильнее, чем накануне, когда он накачался пивом с виски. У отца он читал, что некоторые оборотни забирают что-то от жертв с собой. Те, кто звереют совсем, могут взять какой-то орган – кроме сердца, которое они съедают. Другие, те, кто способен хоть немного соображать, могут взять что-то из вещей или одежды.

– Вот сука, – сказал Дин, трогая ногой войлочный настил. Он сам не знал, отчего ему было так гадостно на душе именно сейчас – ведь он не в первый раз видел гнездо адской твари. Но это было таким... таким... интимным, что ли. Этой твари здесь, должно быть, уютно.

И кое в чём Сэм всё-таки ошибся: судя по всему, оборотень жил здесь один.

Но как же тогда...

Он не успел довести мысль до конца – сзади раздался какой-то звук – или Дину почудилось, что раздался. Он выскочил обратно в помещение магазина и описал стволом полукруг. Но никого не было, только паутина всё так же качалась под потолком, и в пыли на полу не прибавилось следов. Что же это такое... куда он делся?

И тогда Дин услышал выстрел – снаружи, от гаражей. И понял, куда. И ломанулся наружу, матерясь так, что в горле запершило.

Блядь, ну как, как он мог быть таким идиотом?!

– Сэм! – заорал Дин, ещё не добежав до стены. Идиот, кретин, придурок... ты дал ему всего одну пулю! Уверенный, козёл, что и сам прекрасно справишься – ты же с самого начала не повёлся на байку о компании вервольфов! Думал, эта тварь, что в Сэме, мозги тебе пудрит... только никак не мог понять, к чему она клонит...

"Господи, только бы он попал", – подумал Длин, сигая через забор, и услышал оглушительный звон битого стекла, разлетевшийся над пустырём.

– Сэм!!!

Сэм болтался сантиметрах в пятидесяти над землёй, дико вывернув прикованную к рулю руку. Другой рукой он пытался отодрать лапу оборотня, стиснувшую его горло. Вервольф был невероятно здоровый, в полтора человеческих роста – Дин никогда в жизни таких не видел. Пистолет, который он дал брату, валялся на земле, под бессильно подёргивающимися ногами Сэма.

Дин быстро прицелился и всадил вервольфу пулю прямо промеж глаз.

Лапа, душившая Сэма, разжалась. Сэм рухнул на землю и взвыл, хватаясь за плечо. Дин кинулся к нему, на ходу пряча пушку, схватил за плечи, как делал прежде, чёрт, делал прежде сотни раз. Этого ты хотел?..

– Эй, ты в порядке?!

– Дин, – Сэм выпустил плечо и вцепился свободной рукой Дину в бицепс. – На него не действует серебро.

– Что?

– НА НЕГО НЕ ДЕЙСТВУЕТ СЕРЕБРО!

Сэм ещё не закончил орать, когда Дина сзади огрело с такой силой, что он отлетел ярдов на пять и со всей дури приложился спиной об асфальт. Вервольф снова был на ногах, шатаясь; из его лба, украшенного аккуратной чёрной дыркой, скупо сочилась кровь. И, запоздало заметил Дин, точно такая же дырка была у него на уровне сердца. Сэм не промазал.

Они оба не промазали, но толку-то.

– Вот же ж мать... – прохрипел Дин, и вервольф снова исчез. В сгустившихся сумерках, казалось, отпечатался желтоватый свет его глаз, и Дин видел их ещё несколько секунд после того, как оборотень растворился в воздухе.

Но оборотни ведь не растворяются в воздухе!

И не обращаются в другое время, кроме полнолуния.

И обычно на них действуют серебряные пули.

В общем, куча сюрпризов и все сразу, как в удавшийся день рождения.

– Дин? – Сэм, придерживая плечо и навалившись на дверцу Импалы, смотрел на брата умоляющими глазами. По виску у него текла кровь. – Скажи что-нибудь.

– Блядь! – сказал Дин.

– Я тоже рад, что ты в порядке, – прохрипел Сэм, и Дин, очнувшись, вскочил наконец на ноги. Спина и голова у него гудела от удара, но он был в норме. А вот Сэмми – похоже, нет.

Через секунду Дин был рядом с ним.

– Что с рукой?

– Вроде вывихнул, – просипел Сэм. – Не похоже, что сломал. Спасибо, братишка.

– Чёрт, где же...

– Если скажешь, что потерял ключ от наручников, лучше пристрели меня сразу.

– Вот! – Дин наконец перестал судорожно шарить по карманам. Щёлкнул замок. Сэм со стоном повалился в машину. Дин перехватил его ноги и перекинул через сидение, заставляя сдвинуться на пассажирское место.

– Что ты делаешь?

– Сваливаю отсюда.

– Но ведь мы не разобрались с ним...

– Да, зато он едва не разобрался с нами. Задний ход, Сэмми, пока мы не узнаем, как его убить. Согласен?

– Ты за рулём, – простонал Сэм. Заводя машину, Дин кинул на него встревоженный взгляд. Кретин. Чёртов долбанный кретин! Чуть не угробил брата собственными руками! Параноик хренов.

– Куда ты едешь? – спросил Сэм, когда Импала рванула с места.

– В травмпункт, куда ж ещё.

– Ты в своём уме? Нам нельзя светиться в больницах! Там же камеры всюду.

– А что ты предлагаешь?

– В начале шоссе есть что-то вроде пролеска. Сверни туда. Сам меня вправишь.

– Не вправлю, – испугался Дин.

– Из-за тебя вывихнул, тебе и вправлять! – рявкнул Сэм. – И сбавь скорость. Не хватало, чтоб нас сейчас копы тормознули...

Дин виновато затих и подчинился. Кретин. Дебил. Долбоёб. Придурок...

Как бы Дин ни подначивал своего мелкого, тот был мужик что надо. И взвыл всего один раз, не очень громко и сквозь зубы, когда Дин на счёт "три" надавил на сустав, вгоняя его туда, где ему назначено быть природой. Отчётливый щелчок, сопроводивший эту процедуру, вселил в него надежду. У него так не тряслись колени с того самого дня, лет пятнадцать назад, когда он снял Сэма с установленной на крыше спутниковой тарелки, которую мелкий в отсутствие старших решил тщательно изучить.

– Всё нормально? Скажи что-нибудь.

– Блядь, – сказал Сэм, утирая выступившие на глазах слёзы.

Дин облегчённо вздохнул.

– Должен сказать, если ты и демон, то ты какой-то очень хитрожопый демон.

– Спасибо. Дай мне ещё хлебнуть.

Дин протянул ему фляжку, и Сэм приложился к ней, а потом снова вытер глаза.

– И давно ты держишь в Импале виски?

– Недавно. Порадовался бы, оно очень кстати пришлось.

– Я тебе обязательно за это выговорю, но как-нибудь потом, – сказал Сэм и из последних сил забрался в машину. Дин тоже сел. Было уже совсем темно, они стояли среди деревьев, Импала мигала фарами и терпеливо ждала. Дин не чувствовал себя в состоянии вести машину прямо сейчас, а Сэму за рулём в ближайшие дни делать нечего.

– Вообще говоря, ты редкая сволочь, – сказал Сэм.

– Я знаю.

– Тебя убить мало.

– Я знаю, Сэмми.

Они какое-то время молчали. Сэм потянул фляжку к губам в третий раз, но Дин отобрал её и сунул под сидение.

– Хватит тебе на сегодня.

– Блин, это моя реплика!

– Сейчас – моя. Сэм... почему ты не сказал мне про этот заброшенный дом?

– Потому что на картах нет никакого заброшенного дома. На всех планах, которые я видел, на этом месте пустырь.

– Интересно... выходит, у нашего друга Гарпена связи в местном муниципалитете?

– Похоже на то. Надо будет проверить.

– Займёшься этим завтра. А я позвоню Эллен и спрошу, нет ли в последнее время слухов о произвольно трансформирующихся оборотнях, которых не берут серебряные пули и которые к тому же овладели искусством телепортации. Теперь понятно, как он успевал всюду одновременно...

– Ты думаешь, он не один такой?

– Чёрт его знает, Сэмми. Я уже ничему не удивлюсь.

– Ты прав, – подумав, сказал Сэм. – Что-то случилось, когда Джейк открыл эти чёртовы Врата. Со всеми.

– Точно, – кивнул Дин. – Со всеми.

Сэм посмотрел на него и сглотнул. Потом отвернулся. Он побледнел во время манипуляции, произведённой над его рукой, но, поскольку успел вмазать виски, его щёки теперь слегка раскраснелись, и сочетание бледности и лихорадочного румянца выглядело очень странно в мерном мигании фар Импалы. Как будто это не Сэм. И в то же время, без сомнения, он.

– И что теперь?

– Будем рыть дальше, как обычно. Вот только квартиру надо снять другую...

– Я не о том, Дин. Что... что теперь? Хочешь сделать вид, будто ничего не было?

Он спросил это не с обидой, не с претензией. Просто спросил. Мол, как скажешь, так и сделаем, брат, ты ведь старше, я тебя послушаю.

И похоже, и не похоже на Сэма.

– Не знаю, – сказал Дин, сжимая обеими руками руль Импалы и глядя перед собой в лобовое стекло. – А ты? Хочешь?

Сэм шмыгнул носом. Тронул больное плечо, поморщился.

– Можно попробовать, но... я не думаю, что есть смысл. Ты будешь это знать. И я буду это знать. Не знаю, может, это всё и правда какое-то безумие, может, это правда демоны... но это не те демоны, которых можно просто взять и изгнать экзорцизмом.

– Ага, – сказал Дин. Он тоже это чувствовал. Если б можно было прочесть заклинание на латыни и вычеркнуть из жизни ту ночь, когда Сэм болел ветрянкой, и Дин поцеловал его в обмётанные губы – он бы сделал это давным-давно. Но такого экзорцизма нет.

– Так что давай просто примем всё как есть. Ладно? Обещаю больше не пользоваться твоим беспомощным состоянием и не насиловать тебя пьяного.

– Знаешь что, за мной должок, – ощерился Дин и вдруг, неожиданно сам для себя, схватил Сэма за загривок. Тот всё понял и успел чуть заметно улыбнуться, а Дин – заметить эту улыбку прежде, чем вжался в его рот своим. И это было почти как прежде. И совсем не так.

– Ночь, – выдохнул Сэм, когда Дин оторвался от него. – Лес, сосны, папина тачка. Я как будто опять на своём первом свидании. Может, пересядем на заднее сидение для полноты картины?

– Сучка, – Дин выпустил его шею.

– Придурок.

– Погоди, окажемся в номере, я тебя...

– Ты меня – что?

Я смеюсь, подумал Дин. Я над ЭТИМ смеюсь? А ещё утром меня тошнило от одной только мысли. Чёрт, что-то происходит со всеми... со всеми нами.

– Дин? Что такое опять?

– Я подумал... – он запнулся, потом решительно мотнул головой: хватит, не будет он больше грызть себя этим, заливая мазохизм виски. – Оборотень не убил тебя. Только помял. И исчез, как будто...

– Сбежал?

– Как будто решил не связываться с нами.

– Понятное дело, перебздел. Ты же у нас такой крутой, с пушкой наперевес, прям как Ван Хельсинг...

– Сэм.

– Я понимаю, – неожиданно мягко сказал Сэм. И тронул Дина за плечо. Дин вздрогнул. – Ты думаешь, он не стал меня добивать, потому что я – часть его мира. И я не буду врать, Дин, я не знаю, может, оно в самом деле так. Всё есть, как есть, и кончай грузиться на эту тему. Поехали уже, мне холодно.

Дин облизнул губы и кивнул. Рука Сэма соскользнула с его плеча, и он завёл мотор.

– И знаешь ещё что, – сказал Сэм, когда они снова вырулили на 72-ое шоссе. – Знаю, ты не хочешь об этом говорить, но я-то всё помню. И я действительно собираюсь вытащить тебя из передряги, в которую ты из-за меня попал. ЭТО – не изменилось. Понятно тебе? И не изменится никогда. Я сказал, что вытащу тебя, и я вытащу. Чего бы мне это ни стоило.

Дин снова кивнул, глядя на маячащие впереди огни встречных машин – на них, а не на Сэма.

Он сам не знал, отчего, но ему вдруг стало страшно от этих слов.