С Днем рождения, Крыс.

Bright white light up ahead

Screaming sirens that i dread

No one but me to be

Witness to this tragedy

Brotherman with open eyes

A single tear that he cries

Smiles at me and stands up tall

In the black of night

I heard em shoutin murder

(Slow train

"In the black of night")

Я ничего о тебе не знаю. Ни откуда ты падаешь на наши головы, ни куда уходишь. Пока не знаю... Тебя словно вычернила сама ночь: ты загадка в куда большей степени, чем несчастный безумец Нигма. Пока загадка...

Неотвратим, неуловим, неуязвим... Пока неуязвим.

Мне важно знать, кто я такой. Не понимаю, почему: мне просто так кажется, а я привык доверяться своей интуиции. Уже целую вечность я теряю себя, забываю себя, размываю и расцепляю себя. И лишь короткий миг очередной встречи с тобой несет мне дурацкое озарение: я вспомню, кто я такой, если узнаю тебя.

Что мы делаем, для того, чтобы узнать человека получше?

Мы приглашаем его на свидание, ха-ха-ха!

С гарантиями – разумеется, в наши дни никак нельзя без гарантий...

Каким ты будешь сегодня?

Ответ: таким же, как и всегда!

Удивительно, правда? И всегда я, ты и какая-нибудь очередная она – инь, янь, хрень. Господи, ну что за дребедень?!.. Давайте, идемте же со мной. Я хочу показать вам нечто завораживающее. Моя личная лунная симфония, написанная специально для меня. Не правда ли, великолепно сочитаются этот дивный мглистый туман, наркомански расплывчатые лица фонарей и окостеневшие грани домов? Но губы твои все еще стянуты в суровую нить. Ах, эти губы... И, ах, какая интересная мысль – суровая нить.

* * *

Как просто сойти с ума, когда никто не догадывается, когда никому в голову не приходит, что с тобой что-то сильно не так, и ты соскальзываешь, соскальзываешь по склону, пока не летишь под откос. Наше общество с его принципом "я в порядке – ты в порядке", прогнившим еще в зародыше, – идеальный инкубатор психов.

Ave нам, не так ли? Ave мне и тебе, если быть точным.

Мы-то знаем, что оба не в порядке и не закрываем на это глаза. И оттого-то мы с тобой особенные, верно?

Что бы там ни притаилось под твоей маской, оно тоже живое: кричит, бьется и страдает.

Что – это?..

Кто – ты?

Кто скрыт внутри кевларовой брони: слетевший

(под откос)

с катушек полицейский или маленький мальчик, начитавшийся сказок о супер-герое? Квинтэссенция карающей руки закона или порождение его противоположности? Летучая мышь никогда не ошибается, настигает сво добычу в полнейшей темноте и пугает непосвященных в ее секреты до полусмерти – вот ты какой. Ночной летун, поедающий ночных же насекомых, ведущих столь же скрытный образ жизни. Что может быть символичнее?

* * *

Ему не нравится, когда слишком светло: больно глазам.

Поэтому он задергивает гардины и садится перед зеркалом, к которому его постоянно неудержимо тянет, как загадочный инстинкт заставляет птицу кидаться к огням маяка, как самоубийцу гонит непререкаемый зов кромки крыши или лезвия ножа. Саморазрушение разъедает его кровь, как когда-то кислота – кожу.

Обрамление зеркала сделано на заказ: специально таким образом, чтобы отражение ничем не напоминало о прошлом. Он не Джек Непьер. Джокер.

И все же...

Иногда...

– Still feel like Jacker, don't you? But look like Joker.

Он салютует сам себе бокалом.

Ура! Игра. Вот это маскировка! Спрятаться от самого себя так, чтобы заблудиться в поисках.

Вино превратилось в нечто странное, практически не имеющее вкуса. Забавно, словно именно от рецепторов более всего зависело опьянение...

– А как хочется напиться, правда, Джеки?

Бокал вновь качнулся в сторону зеркала. Как скучно пить одному... А больше не с кем: тех, кто есть, и просто видеть-то мало удовольствия, а приглашать – слишком много чести. Для них.

Быть лидером.

– Черт, какая скука! – в приступе внезапной злобы он швырнул бокал в дверь. – Пошел вон! – гаркнул чьей-то сунувшейся было маске.

Неужели и душ в ней принимает, идиот?..

Взгляд зацепился за коробочку на краю зеркальной полки. Ну, как далеко мы можем зайти?

Карты зашуршали в руках. Хорошие карты, любимая колода со специальным покрытием: чтобы не скользили руки, чтобы не трепались уголки, чтобы рисунки не выцветали и жили долго-долго... Джокерный пасьянс – то что нужно.

Если бы еще толком верить во всякую ерунду вроде карточных гаданий, ну, или хотя бы делать вид, что веришь, это отвлекло бы, увлекло бы его и заняло хоть на какое-то время. А так – перекладывание пустого в порожнее.

Три джокера.

Джек "Джокер" Непьер.

Харви Дент.

Бэтмен-кто-бы-он-ни-был.

Причудливо. Пожалуй, немного слишком причудливо.

Харви Дент летит в камин.

Интересно, кто развел в нем огонь?..

Можно было стать незаметной тенью, прозябать в тишине и спокойствии и сходить с ума с каждым днем все сильнее, превращаясь в бешеную красноглазую тварь, порождение социопатии. Но он предпочел жить открыто. Не иначе как из вредности. А что? Основной двигатель прогресса вовсе не торговля, а очень даже упертость первопроходцев.

Джокер поймал себя на том, что уже битых полчаса разглядывает карту с чернеющей на ней кляксой – Бэтменом. Вот оказия...

– А может, ты просто мститель-одиночка, изуродованный и прозаложенный бывшими дружками-подельниками, а?

Нет. Нет, детка. Мстители совсем не такие. Ты другой. Ты – Бэтмен.

Ты не мстишь. Ты наказываешь и предотвращаешь, настигая и предостерегая. Тьфу ты пропасть, карусели слов ужасно неудобны, неуклюжи – всегда, когда нужны четкость и определенность.

Эта карта не отправляется вслед за Харви. Ей место в колоде, рядом с Джокером. В наше время так тяжело найти достойного противника. Еще тяжелее, чем верного друга.

Джокер улыбнулся, но веселье не нашло отклика в глазах, и зеркало вернуло ему этакую демоническую ухмылку. Он в одно и то же время доволен и обеспокоен ею. Уж кто-кто, а он не желает играть в эти мы-серьезные-люди игры.

Джокер попытался вспомнить, когда спал в последний раз. И поскольку не вспомнил, решил проверить на практике: уснет, значит, давно не ложился – не уснет, значит, не так уж и устал...

* * *

И стоит ему закрыть глаза, как он проваливается в глубокую черноту – глухой, слепой вакуум.

Лишь настойчивый колокольный

(успевает даже удивиться – откуда?)

звон постепенно вырывает его из сна с настойчивостью мухи, вьющейся над трупом. В комнате свежо, хотя Джокер не помнит, как открывал окно. Открывал ли он его вообще? Не помнит он... Но, как всегда, влекомый бледным опаловым лучом, подходит, раздергивает тяжелые портьеры. Окно, высокое, от потолка до пола, ведет на балкон. Ему нравится сидеть на парапете и смотреть на ночной Готэм. Он и сейчас садится на край, обняв одну ногу, слегка покачивая другой, подставив лицо луне. Интересно, бывает ли лунный загар?.. Вопрос из серии каламбуров Кэррола: едят ли кошки мошек, и едят ли мошки кошек.

Откуда-то снизу доносились громкие звуки музыки. Дискотека...

My true love has found himself alone
And he's sorry for it all
And for the hurt we've done
And I've given more than I can take
Fallen for the same mistake
Promises were made to break
What will save us now?

Джокер категорически отказывался понимать, что может нормального человека заставить скакать под все эти бумс-бумс, но слова вдруг привлекли его внимание, и он вслушался.

My true love is a dangerous china cup
With all the broken pieces
That cannot be picked up...[1]

– Ужасно, – вздохнул Джокер, свесился с парапета обратно, на балкон и замер, глядя на давешнюю черную кляксу, выделявшуюся даже в тени.

Даже сейчас, зависнув над ущельем улицы, он не боялся. Многие ли, интересно, не боятся?

Кто из них больше не ожидал увидеть здесь другого?

Пасьянс – подтасовка случайностей, ведущая к достижению результата или же в тупик.

– Не знал, что ты ходишь в гости так поздно по ночам. Ты бы хоть прислал уведомление о том, что собираешься нанести мне визит.

Ах, прощай грусть!

Ничто так не развеивает скуку, как этот молчаливый остроухий Ночной кошмар.

Джокер

(надеялся, что)

незаметно сунул руку в карман. Рукоять ножа привычно легла в ладонь.

– Я заскочил на огонек.

Ах, этот хрипловатый голос замечательно венчал созданный этим борцом за добро и справедливость образ. Воистину, замечательно. И как ему удается всегда быть таким... отвратительно идеальным? Джокер подавил злость и какую-то совершенно детскую обиду. А затем пришлось проглотить и ярость, когда жесткая ладонь сомкнулась на его запястье – заметивший его движение Бэтмен заставил его разжать пальцы и выпустить нож. Как будто он мог этим ножом причинить ему реальный вред...

– Have you ever danced with the devil in the pale moonlight? – вернулись к нему знакомые слова, зажигая цветные огни перед глазами.

Сама Неотвратимость настигла его, и теперь держит в своих железных когтях.

Джокер рассмеялся безумным смехом, запрокинувшись назад, словно в танце, полностью доверяясь врагу, зная – не выпустит, все равно не выпустит, хоть заходи в его руках в пляске святого Витта. Больше не выпустит никогда... Как хотелось бы ему сейчас и впрямь станцевать, только не в припадке, а под звуки танго, на крыше, чтобы упасть с нее, когда танец будет окончен, и сломать себе шею. Себе – и ему заодно.

Нет...

Сначала – почувствовать, как сбивается его дыхание, ощутить всеми обнаженными нервами жгучее возбуждение, пусть скрытое проклятой броней, и – да, он точно знал – сухие, жесткие губы. Наверняка укусит: такие как он всегда кусают, рвут, стремясь подчинить, забрать целиком себе.

– Танцевать с самим собой – моветон...

Что скажешь? Ну?..

Ответить Бэтмен не успел, отвлеченный воплями несносных сирен внизу, где-то в городе.

Как же Джокер их ненавидел!..

Со стоном, в кровь кусая губы, он выдрался из сна.

Где-то в Готэме действительно вопили сирены, с улицы доносился глухой шум.

Уснуть он не решился, не желая повторения... Повторения – или все-таки продолжения?..

– Ну все... Ты засиделся.

Не умел он подолгу ждать погоды у моря.

И коль скоро Летучая мышь всегда оказывалась там, где что-то случалось, почему не "случить" что-нибудь новенькое?

[1] песня Eurythmics – My True Love