ЧАСТЬ 1.

И глядит на них угрюмо,
Стиснув зубы, злой подросток,
Как сгусток весь,
Как перекресток

Борис Щербаков
"Подросток"

1.

«Чертово Яйцо. Чертов Турнир. Чертов мир!»

Мысли медленно, но неотвратимо скручивались в тугую спираль. Вообще-то, когда тебе четырнадцать, этот самый мир имеет право обидеться на тебя за подобные необоснованные и не подкрепленные серьезным жизненным опытом выводы. Однако он может сделать тебе скидку, если твое имя – Гарри Поттер. Потому что Гарри Поттер уже имел некоторые основания быть недовольным миром, который его окружал и одновременно – методично душил.

В данный момент Гарри искренне считал, что находится в аду. Правда, в этом аду было прохладнее, чем это описывают в книжках. Вообще-то здесь было откровенно холодно. И дул ледяной ветер. И легкие облачка пара вырывались изо рта. А еще здесь каким-то образом очутился взволнованный голос Гермионы. Слова ее, впрочем, оригинальны не были. Она напоминала, что до второго состязания Турнира осталось, мягко говоря, недолго. Говорила, что волнуется. Просила быть осторожным. Единственное, чего она не могла сказать: как разгадать спрятанную в драконьем яйце подсказку насчет второго испытания. А это Гарри беспокоило, и беспокоило сильно. Пытаясь успокоить подругу, он заодно и себя подбадривал. Получалось, правда, не так хорошо, как хотелось бы. Совсем настроение испортилось в тот момент, когда на горизонте возник один из его соперников. И хоть соперником он был в меньшей степени, чем все остальные, потому что они защищали честь одной школы, общаться с ним не хотелось. Сделав вид, что не заметил Седрика, Поттер быстренько свернул разговор с Гермионой и бодро зашагал прочь. Однако хаффлпаффец, заприметив его, прибавил шаг и несколько раз окликнул по имени. Не отзываться было просто невежливо. Поттер остановился, неохотно обернулся, одновременно и здороваясь, и узнавая причину такой настойчивости одним словом:

– Седрик?

– Привет, – дружелюбно улыбнулся парень, как будто не замечая, что лицо Гарри вовсе не сияет радостью от встречи. – Ну, как у тебя дела?

– Превосходно, – коротко ответил Поттер, нетерпеливо ожидая продолжения.

– Разгадал подсказку, спрятанную в Яйце? – не стал тянуть Диггори, немного понизив голос, чтобы их не услышали проходящие мимо студенты.

– Еще нет, – Гарри постарался, чтобы это прозвучало не очень уныло, но скрыть своего разочарованного вида не смог.

– Знаешь... – Седрик немного помялся, подбирая слова: – Я так и не поблагодарил тебя... за помощь с драконами. Если бы не ты, мне бы пришлось туго.

– Да ничего, не стоит... – покачал головой Поттер, думая только о том, чтобы уйти отсюда. Странно: Седрик был хорошим парнем, а ему почему-то становилось не по себе рядом с ним.

– Знаешь ванную для старост на пятом этаже? – вдруг спросил Диггори.

– Да, знаю, – немного удивился Гарри.

– Так вот... это хорошее место, чтобы подумать. Советую туда сходить. И... не забудь взять с собой Яйцо, – подмигнул ему Седрик, поправив шарф. – Пароль – «Чистотел».

Не дожидаясь ответа Гарри, он развернулся и зашагал в сторону замка. Поттер же, когда ему надоело таращиться вслед хаффлпаффцу, сделал вывод, что, раз других идей все равно нет, можно воспользоваться и самыми бредовыми. Он решил принять ванну.

* * *

Все оказалось банально и сложно одновременно. Седрик был прав: в горячей воде лучше размышляется. Особенно когда некие настырные привидения подсказывают, что вместе с собственным телом в воду следует погрузить и волшебное Яйцо. Прослушав чудесное пение, загадавшее ему еще одну загадку, сложнее прежней, Гарри вынырнул из-под воды, отплевываясь от пены и убирая назад лезущие в глаза волосы. Все понятно: ему придется немного поплавать. Всего-то час. Подумаешь... Он всегда хотел понырять в Черном Озере, так почему не теперь? О том, как он будет в течение этого часа дышать, Гарри пока что старался не думать, отложив это до того момента, как он нагрянет в библиотеку, пытаясь в бесчисленных талмудах найти решение или подсказку. Сейчас он просто пытался расслабиться, раз уж представился такой случай. Ванная действительно оказалась роскошной, как о ней и говорили. Мрамор, сверкающая латунь, разноцветные струи воды из расположенных в несколько ярусов кранов. Старостам явно не на что было жаловаться. Единственное, что отравляло пребывание в этом водном раю, – Плакса Миртл. Стесняться ее было глупо, но она все-таки была когда-то девчонкой, и Гарри не мог вылезти из ванной, пока ему не удалось спровадить привидение. Честно говоря, поступил он не слишком красиво: парой не очень тактичных замечаний ввел Миртл в ее естественное состояние надрывного воя, после чего она сама стремительно унеслась сквозь пол куда-то на нижние этажи. Может быть, отправилась в свой любимый туалет. В любом случае, Поттера это уже мало заботило, потому что вода потихоньку начинала остывать, и сидеть в ней практически без движений становилось как-то неуютно. Выбравшись из просторного бассейна, Гарри большим белым полотенцем начал было вытираться, пытаясь согреться, как вдруг заметил, что дверь открывается. Молниеносным движением обернув полотенце вокруг бедер, он нашарил рукой лежащие на бортике очки и нацепил их, пытаясь рассмотреть вошедшего. Сделать это было нелегко: возле дверей освещение было очень слабым, вход в ванную тонул в бархатистом полумраке. Впрочем, Гарри сразу понял, что вошедший – парень, и явно со старших курсов. Как только староста (а кто еще это мог быть?) заговорил, никаких вопросов не осталось. Это был Седрик.

– Гарри, ты еще здесь? Не думал, что тебе понадобится так много времени.

– Я... хмм... воспользовался случаем и засиделся в бассейне, – запинаясь, пробормотал Поттер, почему-то краснея и не зная, куда деть руки.

– Понятно, – легко откликнулся Седрик, ничего не замечая. – Слышал подсказку?

– Да. Спасибо тебе, – кивнул Гарри, пытаясь выжать воду из волос. При этом он потянулся, и плохо закрепленное полотенце начало стремительно сползать. Бросив затею с волосами, Поттер ухватился за полотенце, пытаясь завязать его потуже.

– Гарри, ты меня что, стесняешься? – немного насмешливо вопросил Диггори, скрестив на груди руки и скептически наблюдая за суетливыми действиями Поттера. – Или, может, у тебя имеются какие-нибудь отличительные особенности в строении тела?

– Нет, я... просто... – Гарри замялся, не зная, с чего он, в самом деле, так смутился. Пауза затягивалась, и он решил поступить проще: сказать чистую правду: – Не ожидал здесь кого-нибудь увидеть.

– Я тебя умоляю, Гарри, это же не Тайная комната, это всего лишь ванная для старост, а следовательно, здесь возможно появление вышеозначенных лиц. С вполне конкретными и вовсе не преступными целями, – парень подошел поближе, выступив из полосы густых теней.

Чувствуя себя последним идиотом, Поттер думал, что он может сказать в данной ситуации. Наконец, он сообразил:

– А зачем здесь ты, если не секрет? Миртл сказала, что ты был здесь не так давно. Патологическая чистоплотность? – хмыкнул Гарри, у которого язык все-таки окончательно отлип от неба, а мысли собрались в кучку.

– Плакса Миртл... Ну да, потрясающе болтливое и потрясающе занудное привидение, – он подошел еще чуть ближе. – Что еще она тебе порассказала? Может, какие-то подробности моего пребывания здесь?

– Н-нет, – снова стушевался Гарри. – Просто сказала, что на отгадку подсказки тебе понадобилось много времени, и что уже почти... кхм...

– Что «почти»? – заинтересовался Седрик.

– Ну... пена исчезла, – пробормотал Поттер.

– Ах пена...

– И все, больше она ничего особенно вразумительного не говорила. Ну, ты же ее знаешь, наверное, – протараторил Гарри

– Ну да, знаю... Гарри, успокойся, я не пытаюсь поймать тебя на слове или поставить в тупик. Такое ощущение, что ты от меня непростительного заклинания ждешь, – почти весело подначил его Седрик, подходя вплотную.

– Нет... Конечно же, нет, – попытался заверить его Поттер.

– Ну вот и хорошо, – тихо проговорил Диггори, вполне удовлетворенный такие ответом.

Единственное полотенце, которым располагал Гарри, было обернуто вокруг его бедер, и ему просто нечем было вытереться, а медленно испарявшаяся с кожи вода заставляла покрываться мурашками. Тем более обжигающим и... приятным? ну да – приятным – показалось неожиданное прикосновение к обнаженной груди. Седрик просто поднял руку и таким естественным, таким непринужденным жестом коснулся нежной плоти кончиками пальцев, прочертив линию вдоль грудины вниз, к животу, как бы неторопливо собирая теплые капли воды.

Против воли щеки вспыхнули румянцем, сердце нервно ухнуло куда-то в район пяток, и будущий герой инстинктивно сделал шаг назад:

– Седрик... ты что?

– Ничего, – с легкой, какой-то совершенно необидной насмешкой – шаг вперед. – Ты совсем замерз. Мурашками вон покрылся. Лучше бы ты вытерся по-человечески.

– У меня полотенца нет, – пролепетал Гарри, мысленно чертыхаясь: ну да, нету... Как же! А во что же он завернут?

Диггори, словно услышав его мысли, глянул вниз и хмыкнул:

– А это на тебе тогда что? Я, по простоте душевной, всегда думал, что полотенца именно так и выглядят. Хотя... может, Мальчик-Который-Выжил пользуется чем-то другим?

Гарри стал совершенно пунцовым и уже хотел что-нибудь сказать, столь же глупое, как и предыдущие реплики, но Седрик вдруг деловито кашлянул и, что-то прикинув про себя, полусерьезно спросил:

– Может, тогда это сгодится?

Не успел Поттер и глазом моргнуть, как он стянул с себя мантию и завернул в нее Гарри, как в кокон. Проделав эту нехитрую манипуляцию, Диггори, которому пришлось встать к нему очень близко, не торопился отступать. Он легко водил руками по спине Гарри, то ли разглаживая складки, то ли заставляя капельки воды быстрее впитаться в тяжелую, нагретую чужим телом ткань. Поттер оторопело хлопал слипшимися ресницами, вообще не понимая, что происходит. Как будто он попал в некий сюрреалистичный сон. Просто настоящий Седрик Диггори не мог заворачивать его в свою мантию и при этом улыбаться так... так... Гарри нервно сглотнул и почти прохрипел:

– Она же намокнет! Ты с ума сошел?

– Ну и что? Высохнет... – отозвался парень глубоким голосом, гораздо более низким, чем обычно.

В этот момент с мокрых, растрепанных волос Гарри сорвалась большая тяжелая капля, которая попала прямо на очки. Поттер недовольно мотнул головой, как будто так можно было избавиться от помехи, делавшей мир мутным и смазанным. Глядя на эту картину, Седрик медленно убрал руки с его спины и, взявшись за дужки, стащил очки с Гарри. Впрочем, протереть их и водрузить на место он не собирался. Вместо этого он смотрел в пронзительно-зеленые, лишенные своей обычной защиты глаза. В ванной было слабое освещение, но Гарри показалось, что зрачки у Седрика все равно слишком сильно расширены. Похожие на крохотные лужицы чернил, они скрывали почти всю радужку, затягивая в себя, как в черную дыру. От этого взгляда, жадно скользившего по его лицу, становилось жарко. Разум осторожно намекал, что надо бы убираться отсюда, немедленно, пока эти глаза не спалили его дотла, до черных угольков. Ноги, наплевав на все намеки, приросли к полу, отказываясь слушаться. Тепло, разлившееся по телу, согревало кровь, заставляло сердце биться часто, как после долгого бега. Испытывая одновременно смущение, замешательство и непонятную тревогу, Гарри хотел было что-то сказать, но Седрик его опередил:

– Так лучше, – его ладонь мимолетно скользнула по щеке. И сразу: – Ты согрелся?

Складывалось впечатление, что вопрос этот исключительно формален, словно бы Седрик и без того знал, что Гарри уже не холодно, а совсем даже наоборот. Но Поттер все равно кивнул и, надеясь ускользнуть от внимательных глаз, попытался отступить. «Попытался» – потому что он тут же наступил на слишком длинную для него мантию и чуть не упал. Результат оказался совершенно противоположным тому, который был ему нужен: он снова оказался в объятьях Седрика, подхватившего его. Он улыбался, а Гарри мысленно чертыхался на свою неуклюжесть. Он чувствовал себя глупым, неловким ребенком, и почему-то в нем появился страх того, что Диггори сейчас вдруг рассмеется, скажет что-нибудь обидное и оттолкнет его. Однако все случилось как раз наоборот. Седрик больше не улыбался – он просто задумчиво рассматривал его, снова молча и как будто бы отрешенно. А потом... он не оттолкнул Гарри. Он притянул его ближе, осторожно, но непреклонно. Склонился чуть ниже, сокращая их разницу в росте. Гарри замер, словно загипнотизированный глядя в его глаза и видя в них крохотного себя. Он ни о чем не думал, ничего не боялся и ничего не хотел. Мгновение растягивалось, как будто время выскочило из своей обычной колеи и нашло обходной путь. Где-то на грани разума он услышал тихий, ласковый голос:

– Не бойся, Гарри... Не бойся... – последнее слово он ощутил почти физически, когда все еще шепчущие губы накрыли его рот.

Он никогда раньше ни с кем не целовался. Тем более – с парнем. Однако он не мог отрицать того, что это было приятно, хоть и необычно. Вместе с тем все закончилось слишком быстро, чтобы можно было как-то отреагировать. Он не успел ни испугаться, ни возмутиться, ни воспротивиться. Время снова сделало пируэт, вместив в одну секунду гораздо больше, чем полагалось. Когда Гарри опомнился, Седрик уже стоял у выхода и открывал дверь. Он мягко улыбнулся, сказал: «Оставь мантию здесь, я потом заберу», – и ушел.

Ошеломленный, Гарри сел на скамейку и уставился на очки, невесть каким образом очутившиеся у него в руке. Стало понятно, что сосредоточиться на задании Турнира будет сложнее, чем он ожидал.

2.

Подготовиться ко второму заданию оказалось не просто трудно, а практически невозможно, и мысли о том, что произошло в ванной старост, на какое-то время все-таки были вытеснены другими, более практичными: как пробыть под водой целый час, оставаясь при этом в живом состоянии? Он постоянно торчал в библиотеке, от пыльных фолиантов уже рябило в глазах, а отгадки все не было. Гарри начало казаться, что ему придется позорно отказаться от участия в состязании, когда поздно вечером накануне «заплыва» Невилл рассказал ему про жабросли. Пришлось немного похозяйничать в личных запасах Снейпа...

Следующий день был сплошным кошмаром. И дело даже не в том, что он чуть не задохнулся, потому что ему не хватило времени. Не в том, что пришлось отбиваться от существ, обитающих в мрачной глубине Черного Озера. Не в накатывающих волнами панике и отчаянии, когда казалось, что ничего у него не выйдет. Просто когда он сидел, завернутый в полотенце, и слушал поздравления друзей, а потом голос Дамблдора, от которого, казалось, по свинцовым водам озера шла рябь, ему стало тошно. Гарри не хотел участвовать в Турнире – его вынудили. Но раньше он не понимал, что это такое на самом деле. Каковы ставки, насколько велика опасность. Странно, но огромный дракон, который чуть не спалил его заживо, гораздо меньше приблизил его к этому пониманию, чем обезумевший от страха взгляд Флер де Лакур. Глядя, как плачущая девушка прижимает к себе маленькую сестренку, Гарри почувствовал отвращение к тем, кто оказался способен заставить людей пройти через это. Да, это было всего лишь соревнование, всего лишь игра, но жестокость такой игры просто поражала. Неужели это было так необходимо – использовать в качестве «приманки» их друзей? А если бы Гарри не смог вытащить Габриэль? Что с ней случилось бы? Ему очень хотелось безоговорочно верить, что ничего страшного, но мутный осадок в душе все равно остался. Жертвовать собой оказалось намного проще, чем жертвовать своими близкими. Турнир из сложного испытания вдруг превратился в зловещую издевку, страшный механизм, не знающий жалости и ищущий развлечений за счет угодивших в него игроков. От понимания того, что выбраться на волю уже нельзя, становилось еще хуже. Гарри не чувствовал себя героем, не радовался тому, что ему отдали второе место в этом состязании. Ощущение марионеточности всей его жизни в эту секунду было столь острым, что хотелось вырваться из обнимавших его рук и кричать, пока в легких есть воздух. И, конечно же, он понимал, что, как послушная марионетка в руках опытного кукловода, он этого не сделает. Гарри смотрел на них – Рона, Гермиону, Чоу, Габриэль, таких взволнованных и немного испуганных – и его захлестывала злость на тех, кто счел себя вправе подвергать их опасности. Только странным казалось, что больше этого не замечает никто. Гарри всматривался в лица людей вокруг, и когда он подумал, что вирус радости и ликования поразил всех без исключения, он наткнулся взглядом на Седрика. Хаффлпаффец стоял метрах в шести от него, тоже окруженный своими друзьями, мокрый, замерзший и усталый. Он широко улыбался, позволял себя фотографировать, отвечал на поздравления, но когда он повернулся к Гарри, тот понял, что глаза его вовсе не улыбаются. Седрик смотрел серьезно, сосредоточенно, почти холодно, и Поттеру от этого стало легче. Диггори прекрасно знал свою роль и играл восторженного победителя блестяще. Более того, своей победой он действительно гордился, она была важна для него, как и все участие в Турнире. Однако при всем при этом Седрик не был слепым или глупцом, и уродливая сторона состязания виделась им вполне отчетливо. Встретив сверкающий, загнанный взгляд Гарри, он ободряюще кивнул ему. И Поттер так же отчетливо, как отвратительную сущность всего Турнира, понял еще одну простую вещь: спектакль в любом случае придется доигрывать до конца. Оставался третий акт, перед которым – антракт в несколько месяцев. И что-то ему подсказывало, что прогулка по Черному Озеру покажется ему детской забавой по сравнению с тем, что поджидает его в будущем.

Раздумывая над этим, отвечая на вопросы друзей и фальшиво улыбаясь, Гарри так и не заметил пристального взгляда, обращенного на него из толпы зрителей.

Из личного дневника.
Не-на-ви-жу. Я его ненавижу. Этого убогого очкарика, которому удача улыбается слишком часто. Он сегодня занял второе место в состязании, притом что завершил его последним! Уж лучше бы Диггори. Да любой из них троих, но не Поттер. А самое забавное, что он даже не мог по-настоящему радоваться. Выдавливал из себя какую-то жалкую улыбку. Разве так реагируют на победу? Идиот... Я доберусь до него. Рано или поздно.
Рано или поздно...

* * *

Следующий день после второго задания Турнира был выходным, и большая часть учеников отправилась прогуляться по Хогсмиду, благо погода была чудесная. Гермиона и Рон пытались общими усилиями вытащить Гарри из замка, но он сказал, что останется в Хогвартсе. После плавания в не самой теплой воде он проснулся с тяжелой головой и вообще чувствовал себя не лучшим образом. Настроение явно не располагало к походу в шумный Хогсмид. Друзья в итоге сдались и пошли без него, прежде заставив Гарри пообещать, что он сходит к мадам Помфри, пока совсем не разболелся. Оставшись в одиночестве, он посидел в гостиной, а потом решил пройтись по замку. Ему нравилось слушать тишину Хогвартса, молчание вековых камней, от которых веяло мощью и основательностью. Этот тихий голос старого здания лучшего всего был слышен именно по выходным, когда большинство учеников либо уходят в деревню волшебников, либо гуляют на улице, и в коридорах пусто.

Вышагивая по каменным плитам пола, Гарри чувствовал, как обруч, охвативший голову и стягивающий виски, медленно исчезает. Он думал об испытании, которому подвергся вчера, вспомнил собственные размышления, которые не давали покоя после соревнования... Постепенно мысли его перетекли на Седрика, и они уже вовсе не были связаны с проклятым Турниром. Гарри хотелось сердиться на Диггори за то, как он беспардонно сломал их взаимоотношения в рамках простого соперничества. Ему хотелось испытывать неприязнь при воспоминании о прикосновении горячих губ. Стыдиться того, как легко он позволил Седрику сделать это. Чувствовать неловкость от понимания, что другой парень так смотрел на него, так прикасался к нему. Гарри правда хотелось всего этого. Проблема заключалась в том, что ни неприязни, ни стыда, ни неловкости не было. То есть ему было неловко, но вовсе не оттого, что Седрик был парнем, а скорее из-за собственного глупого поведения. По идее, такое открытие должно было напугать, но страх тоже куда-то запропастился. Поттер вообще с трудом смог бы описать свои ощущения, задайся он такой целью. Но на самом деле он к этому не стремился. Он был эмоционально опустошен после тяжелого во всех смыслах задания Турнира, и воспоминания об их специфической беседе с Седриком вызывали не смятение, не страх и не стыд, а скорее удивление. Он просто-напросто был удивлен тем, что это вообще могло случиться, и уже начал сомневаться, что тот поцелуй был на самом деле. К сожалению, от этой версии пришлось отказаться, потому что в противном случае ему пришлось бы признаться в галлюцинациях, да еще не самого приличного содержания. Стараясь думать обо всем случившемся максимально отстраненно и спокойно, Гарри искал причины, которые могли побудить Седрика к таким... ммм... странным действиям. Причины, очевидно, решили играть в прятки, потому что в голову упорно ничего не приходило. Предположение, что он вдруг до такой степени понравился мечте половины девушек Хогвартса, показалось нелепым настолько, что Гарри отказался от него сразу же. Поразмыслив еще немного, он решил заткнуть задетое самолюбие и остановиться на версии, что парню просто стало скучно и таким оригинальным способом он решил развлечься. Конечно, не очень вязалось с образом любимца всей школы, но ведь не зря говорят, что чужая душа – потемки? Внятно проговорив про себя эту фразу несколько раз, Гарри вздохнул и тряхнул головой, надеясь избавиться от непонятного чувства тоскливости. Именно в этот момент сзади раздались шаги, на которые Поттер в задумчивости не обратил внимания, а зря: когда шаги послышались совсем близко, его вдруг подхватили под руки и увлекли в углубление в стене, где обнаружилась дверь, ведущая, видимо, в какую-то кладовку. Почувствовав спиной твердую поверхность, к которой его прижали, Гарри успел только испуганно выдохнуть...

Его не спросили. Ему не дали опомниться, возмутиться, ускользнуть. Его просто целовали: дразняще, легко, чуть ли не насмешливо. Полностью захваченный ощущениями, Гарри вместе с тем как бы смотрел на все происходящее со стороны и отрешенно анализировал собственную реакцию, понимая, что выстроенная минутой ранее теория безнадежно загублена. Казалось странным, что ему не хочется вырваться и сбежать. Он чувствовал себя... спокойно. Хорошо. Эти ощущения за последние месяцы успели подзабыться, и Гарри решил, что нет ничего плохого в том, что он позволит себе немножко вспомнить. Хотя способ и ситуация, конечно, смущали...

Занятый этими мыслями, он вдруг понял, что теплые губы больше не касаются его лица, а открыв глаза (кстати, когда это они успели закрыться?), столкнулся с взглядом Седрика. Мало-мальски взяв себя в руки, Поттер сделал попытку отойти в сторону и тихо спросил:

– Зачем ты это делаешь?

– А тебе не нравится? – незамедлительно ответил вопросом на вопрос.

В эту самую секунду все могло закончиться, так и не начавшись. Стоило только выговорить вставшее комком в горле «Да». Одно слово значительно упростило бы ему жизнь, но оно так и не прозвучало. Гарри вообще промолчал, только почти машинально пожав плечами. Он действительно не знал, нравится ли ему или нет. Скорее, все-таки, первое.

Неуверенность Поттера, надо заметить, Седрика ничуть не смутила, как будто все происходившее было для него в порядке вещей. Он широко улыбнулся, провел по гладкой щеке мальчика тыльной стороной ладони:

– Вот когда определишься, тогда и поделишься со мной своими выводами.

– Это как-то... неправильно? – изложил свой первый, самый обобщенный пока, вывод Гарри. Голосу его явно не хватало уверенности.

– Кто сказал? – легко парировал Диггори, запуская пальцы в копну черных волос. От этого его движения Гарри слегка повел головой в сторону, как большой котенок от неожиданного почесывания за ушком.

– А разве это нужно говорить? Или то, что мы оба – парни, и ты старше меня – несущественно?

– Конечно, несущественно.

– Почему?

– Постой-ка, Гарри, ты хочешь, чтобы я сам тебе сейчас доказывал твою правоту, даже с учетом того, что я так не считаю? Не думаешь, что это немного нечестно? – слегка приподнял бровь Седрик, продолжая перебирать волосы Гарри.

– Может, и нечестно, но ведь это не я все начал. Объясни мне, почему я сейчас не должен наорать на тебя, оттолкнуть и немедленно уйти?

– Давай-ка забудем понятия «должен – не должен», пока мы одни, – с тенью раздражения предложил парень. – Почему надо все раскладывать по полочкам? Я понимаю, что ты привык к постоянным сложностям и жить без них тебе уже неинтересно, но ради разнообразия попробуй пожить просто так. Хотя бы пару минут в день.

– С тобой? – не сдержал насмешки Поттер.

– Можешь и со мной, а можешь с кем-то другим. Или даже наедине с собой. Знаешь, зачем я это делаю? Мне так хочется. И я не вижу в этом преступления. Я предоставляю тебе выбор, и если наши желания совпадут – кому мы сделаем плохо? Это и называется «жить для себя».

– А что дальше? – полуотрешенно спросил Гарри, глядя в пустоту.

– Вряд ли существует какое-то «дальше». Для этого слова нужна временная перспектива, будущее и прошлое, а у нас возможно только настоящее. Мы вне времени, Гарри. Мы вне пространства. Всего лишь представь себе это – и тебе станет легче. Я знаю, что говорю. И знаю, что ты чувствуешь сейчас. Я только предлагаю простой и приятный выход. Сейчас, нигде – только два человека. Этого достаточно, чтобы почувствовать себя свободным. Прикосновения – не лгут, – его указательный палец очертил бровь, скользнул по скуле и обрисовал припухшие губы. Гарри как-то мимоходом заметил, что пальцы у Седрика длинные и изящные, как у человека, который с детства занимается музыкой. Странная мысль заслонилась неторопливой волной тепла, которое окутывало, убаюкивая и успокаивая, разматывая несуразный клубок, в который сплелись, кажется, все нервы. Ощущение было таким пронзительным, что от него хотелось закричать – или заплакать. Горько. Протестующе. Вот только протестовал бы он вовсе не против этой нежданной, нереальной ласки. Теряясь в перламутровом облаке охватившей его вдруг легкости, он прошептал всего лишь:

– Хорошо.

Седрик не стал уточнять, было ли это согласием или выражением чувств... Гарри только успел почувствовать изгиб улыбки на вновь целующих его губах.

3.

Большой зал Хогвартса был наполнен шумом крыльев: совы принесли почту и теперь проносились над столами, сбрасывая ученикам газеты и письма. В руки Гарри упал конверт, на котором не было ничего надписано. Принесла его старая потрепанная сова, принадлежащая школьной совятне. Взяв письмо и даже не взглянув на него, Гарри сунул его в карман, сложив вдвое.

– Что, даже не прочитаешь? – нарочито безразличным тоном поинтересовался сидящий рядом Рон, которого свежий выпуск «Ежедневного Пророка» заинтересовал гораздо меньше, чем корреспонденция друга.

Гарри неопределенно повел плечом и сдавленно ответил:

– Нет.

При этом он безуспешно старался не покраснеть.

– Рон, оставь Гарри в покое, – миролюбиво предложила Гермиона, намазывая на душистый хлеб джем. – Он не обязан отчитываться перед нами в том, кто и зачем ему пишет.

– Третья записка на этой неделе! – невпопад воскликнул Уизли, горя желанием во что бы то ни стало вытрясти у Гарри секрет. – В конце концов, это нечестно. Хоть бы намекнул...

– На что я должен намекнуть? – прикинулся Поттер, лихорадочно ища пути отступления.

– Кто тебе пишет! Ну... хотя бы скажи, с какого она факультета?

На этой фразе Гарри поперхнулся чаем и стал пунцовым, а Рон, ни на что не обращая внимания, воодушевленно продолжал:

– Она тоже с четвертого курса? Неужели одна из сестер Патил? Я-то думал, что после Рождественского бала... нет, ну когда ты умудрился, а? Я же всегда рядом с тобой – и все равно ничего не заметил. Раньше ты таким скрытным не был, – закончил он немного обиженно.

– Рон, оставь Гарри в покое, – решительно сказала Гермиона, видя, что тот уже не знает, куда деться от этих расспросов. – Захочет – сам расскажет, ведь правда, Гарри?

– Да... правда, – откликнулся Поттер, мысленно вознося хвалу Мерлину за то, что их подруга не обладает и четвертью любопытства Рона. По крайней мере, в том, что касалось личной жизни. Если бы они насели на него вдвоем, ему пришлось бы туго.

– Уж он расскажет, – начал сдавать позиции Рон, переключаясь на содержимое своей тарелки. Тяжело вздохнув, он многозначительно покивал головой: – Ладно, Гарри, можешь ничего не говорить. Вот когда я себе подружку заведу, я тоже буду делать из этого большую тайну, чтобы ты умирал от любопытства. Давай, читай свое письмо, мне все равно, что там написано, – не очень убедительно подытожил он, захрустев гренкой.

– Да мне не к спеху, – заверил его Гарри, слабо улыбаясь.

Вскрывать письмо при друзьях он не собирался хотя бы потому, что хорошо знал и отправителя, и примерное содержание. Место, время, инициалы. Предыдущие две записки не содержали больше ничего. Сама необходимость в этих письмах возникла по одной простой причине. Постоянно «случайно» натыкаться на Гарри в школьных коридорах и кабинетах Седрику было несколько проблематично, а сам Поттер встречи никогда не искал. Этим он как будто говорил себе, что от него зависит не так уж много, хотя было понятно, что отговорка такая не выдерживает никакой критики. Ему просто было страшно – поначалу. Страшно признаться себе, что ввязался в эту игру, что постоянно врет друзьям без веской причины, что впустил в свою жизнь какую-то иррациональную составляющую. Однако отступать было слишком поздно. Гарри боялся – и при этом испытывал сладкое удовольствие каждый раз, когда его вдруг обнимали сильные руки. Сердце на миг замирало – а потом начинало биться, как пойманная в силки птица. В этот момент он чувствовал себя как никогда живым и нужным кому-то. Не по какой-то причине, а просто так. В этом было что-то неправильное, потому что у него были друзья, которые любили его тоже «просто так», но разве это можно было сравнивать? Рядом с Седриком Гарри было хорошо без всяких оговорок, без объяснений и даже без слов. Во многом это объяснялось тем, что они как раз не были друг другу никем. Никаких обязательств, никаких претензий и упреков, никакого вмешательства в жизнь друг друга. Они словно жили в мире, отграниченном от всей остальной реальности, в мире, где была только свобода, которая уничтожала саму возможность обид и ссор. Не нужно было ни на кого оглядываться. Не нужно было кому-то что-то доказывать, убеждать, оправдываться, извиняться за что-то и надеяться, что тебя поймут. От тебя ничего не ждут, просто предлагают то, что могут дать, а ты решаешь – принять или нет. Утопия, о которой никто не догадывался, которой словно бы не было вовсе, но в которую Гарри привык скрываться – часто, почти каждый день, пускай и ненадолго. Десять минут, пятнадцать, полчаса... Сколько времени нужно, чтобы пропитаться покоем? Чтобы он наполнил тело, как сухую губку, и начал сочиться из пор, защищая от настоящего, неутопического мира?

Да, Гарри привык... Он и сам не заметил, когда очередная записка перестала внушать ему чувство тревоги, а стала означать только новую порцию покоя, смешанного с удовольствием. В его жизни появилось ожидание, которое совсем не походило на тягостное, тревожное ожидание нового состязания Турнира. Оно было светлым и нежным, оно щекотало кожу сотнями тонких крыльев бабочек, и от него хотелось жить. У Гарри теперь была своя тайна, недоступная для любопытных глаз и длинных языков сплетников. Она согревала сердце, и сам факт наличия какой-то другой, параллельной жизни помогал отвлекаться от мучивших его ночных кошмаров, в которых неизменно присутствовал Волдеморт. Гарри не хотел верить, что это нечто большее, чем просто сны, и бежал, бежал от них в свой новый уютный мирок.

Дни проходили за днями. Золотой Мальчик Хогвартса все больше привыкал к дававшему ему ощущение свободы наркотику по имени Седрик.

Из личного дневника.
Так-так... Это что-то интересное. Кто-то шлет ему письма. Почти каждый день. И, судя по всему, нищеброд и грязнокровка не знают, с кем переписывается их дружок. Неужели завел интрижку? Этот маленький святой мальчик? И кому же оказана такая честь?
Узнаю.

* * *

Виделись ли они утром, после завтрака, между уроками или вечером, незадолго до отбоя, они мало разговаривали. Не было повода и необходимости. Кажется, и возможности-то не было. Чтобы вести беседы, нужно быть друг для друга кем-то. Не любовниками, так приятелями, или даже врагами. Пожалуй, с Малфоем Гарри нашел бы общие темы для разговора, пусть это и закончилось бы обычной потасовкой. А вот Седрик... Между ними не было ничего общего. Сами по себе. Единственная точка, в которой пересекаются две жизни, – Турнир. Больше их не связывало ничего, кроме этих коротких минут встреч. И пусть они никогда не были вместе, но, по крайней мере, они были рядом. И обоим этого вполне хватало.

Если они договаривались на вечер, Гарри обычно приходил немного раньше – так уж получалось. А может, Седрик специально запаздывал. Может, ему нравился их крошечный «ритуал». Всегда получалось так, что Диггори подходил к Гарри сзади, а тот его не слышал или делал вид, что не слышит. Бесшумно приблизившись, Седрик осторожно обхватывал его обеими руками, заключая в кажущееся безгранично безопасным кольцо объятия. Поттер не оборачивался к нему и ничего не говорил. Он так и оставался в задумчивом молчании, наполненном напряженными мыслями и ожиданием того, что они скоро исчезнут на несколько минут, потому что кто-то придет и своими прикосновениями вытряхнет из головы эту непомерную тяжесть.

Гарри молчал, но он впускал Седрика в свою тишину, и она расстилалась над ними обоими шелковым куполом. Она уже не была страшной, не тяготила. И это было – прекрасно.

Седрик утыкался носом в лохматый черный затылок, дыша размеренно и горячо. Легонько дул, заставляя поежиться. Прижимал к себе сильнее и замирал. Они стояли так одну, пять, десять минут – по-разному. Ровно столько, сколько нужно было, чтобы позволить томной расслабленности разлиться по телу. Голову наполняла приятная пустота, которая скоро начинала звенеть, сначала низко, а потом все выше и выше, заглушая, перекрывая собой волнения, тревоги и страхи. Молчать было легко: они и без слов все знали. Возможно, Гарри не совсем понимал, почему так тяжело Седрику, но уточнять не собирался. Ему казалось, что Диггори ему за это благодарен. Впрочем, он мог и ошибаться: во всем этом было столько неясного, непонятного и нелогичного, что Поттер оставил всякие попытки разложить по полочкам новую составляющую своей жизни. Она просто была.

Когда звон в голове превращался в пронзительную трель, Седрик наконец поворачивал его лицом к себе. Смотрел внимательно и немного грустно. А потом мысли окончательно исчезали, стертые влажным прикосновением губ к губам. Они вернутся. Они всегда возвращаются.

Но – не теперь.

* * *

Весна стремительно набирала обороты. С каждым днем становилось все теплее, и ученики старались побольше времени проводить на улице. В среду у четвертого курса Гриффиндора во второй половине дня по расписанию значился Уход за магическими животными, и Гарри с друзьями как раз вышел из замка, чтобы направиться к хижине Хагрида. Они прошли уже половину внутреннего двора, заполненного учениками, когда Рон с несчастным видом воскликнул:

– Вот черт, я забыл свое эссе в спальне!

– Рональд, ну что за привычка вечно чертыхаться! – немедленно откликнулась Гермиона, наморщив носик, но потом сменила гнев на милость: – Ничего страшного, у нас еще двадцать минут, спокойно можешь вернуться.

– Мне неохота одному идти, – по-детски заныл Рон, которого в самом деле не прельщала перспектива опять подниматься в башню за несчастным свитком пергамента. – Гарри, сходишь со мной?

– Я с тобой схожу, – предложила Гермиона, видя, что Гарри витает где-то в облаках и не слишком тронут проблемой друга.

– Ладно, пойдем, а то точно опоздаем. Гарри, подожди нас здесь.

– А?.. Да, конечно, – Поттер отвлекся от созерцания стоящих неподалеку семикурсников-хаффлпаффцев и обратил-таки внимание на друзей. Когда Рон и Гермиона ушли, он понял, что только что беспардонно пялился на Седрика, хотя ни Рон, ни тем более Гермиона слепыми не были и вполне могли заметить этот ничем не обоснованный интерес. Мысленно выругавшись, он попытался отвлечься на что-нибудь другое, в конце концов – просто подышать свежим воздухом, но взгляд то и дело притягивала высокая фигура Диггори. Надо же, сейчас в нем трудно было заметить того человека, что приходит к нему в тишине гулких коридоров. Сейчас он был обычным парнем, который что-то втолковывал своим друзьям, усиленно жестикулируя. В полутемных помещениях, где обычно мало света, его волосы всегда кажутся почти черными, а теперь густая шевелюра с вплетенными в нее лучами солнца была каштановой. Щурясь на яркий свет, Гарри разглядывал его как будто впервые, скользя взглядом по лицу с правильными чертами. Высокие скулы, тонкий правильный нос, карие глаза с длинными, похожими на девичьи ресницами. Поттер удивился, когда понял, что только сейчас ему в голову пришла эта естественная для других мысль: Седрик действительно был очень привлекателен. Изящная красота, не бросающаяся в глаза, не одурманивающая, но располагающая к себе. Стоя здесь, посреди залитого светом двора, трудно было поверить, что эта красота может принадлежать ему. Пусть на какие-то минуты, но в это время только Гарри обладал и шелковыми волосами, и ямочками на щеках, и красиво очерченными губами. Всего лишь Гарри... Надо же. Ему даже стало смешно, он улыбнулся самому себе, и в этот момент Седрик, увидев его, незаметно кивнул, подмигнув. Гарри смутился, как будто его застали за неприличным занятием, однако ему стало как-то легко. Над головой раскинулось безупречно чистое небо, впереди был только один урок, а вечером можно отдохнуть... Жизнь на какое-то мгновение показалась прекрасной.

И в эту секунду Гарри почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову совсем немного вправо, он увидел приближающегося к нему Малфоя. Занятия у них по-прежнему были совместными, и присутствие где-то неподалеку слизеринца удивить не могло, равно как и порадовать. Поняв, что жизнь видится ему уже далеко не столь идеальной, Гарри приготовился к тому, что сейчас ему будут говорить гадости, на которые придется как-то отвечать, и это незамедлительно приведет к испорченному настроению. Ну какого Мерлина Малфой всегда является в самый неподходящий момент? Проанализировав этот, по сути, риторический вопрос, Гарри пришел к выводу, что, являйся Малфой, в подходящие моменты, они не встречались бы никогда. Перспектива была радужной, но – увы – чересчур попахивала фантастикой. Малфой был одной из констант в его жизни, и от этого никуда не денешься.

Не успел Гарри как следует обдумать сделанный вывод, как Малфой оказался уже очень близко. Поттер ждал, что слизеринский хорек, не особо утруждая себя оригинальностью, брякнет что-нибудь про Хагрида (раз уж они направлялись на его урок), но вместо этого Драко остановился напротив, в паре шагов, и смерил Гарри взглядом холодных стальных глаз. От этого полупрезрительного, полуоценочного действия гриффиндорца передернуло. Обычно он редко лез в ссору первым, но сейчас не сдержался и язвительно спросил:

– Что, Малфой, новые гадости придумать не можешь, так решил одним своим видом меня донимать? Оригинально, ничего не скажешь.

– Новых «гадостей», как ты выразился, про тебя не нужно придумывать – они сами в голове рождаются, ты сам этому весьма способствуешь, Поттер, – протянул Драко, однако как-то лениво, словно мысли его сейчас были заняты чем-то более интересным.

– И что же ты хочешь этим сказать? – несколько нервно поинтересовался Гарри. Ему не нравилось, как Малфой смотрит на него – словно ощупывает, прикидывает что-то про себя и задумывает какую-то мерзость.

– Только то, что уже сказал. Или для тупых надо повторять по два раза? – все-таки снизошел до оскорбления Драко и почти сразу пошел дальше, неприятно улыбнувшись напоследок.

Ощущение от дурацкого диалога осталось еще тягостней, чем Гарри ожидал. Парадоксально, но причина была в недостаточной грубости и насмешливости Малфоя. У Поттера сложилось впечатление, что эта змея затаилась перед броском, который много опаснее простого шипения. Раздраженно вздохнув, Гарри повернулся в ту сторону, где еще недавно стояли студенты Хаффлаффа, никого там уже не увидел и понял, что настроение испорчено окончательно. Дождавшись друзей, он отправился на Уход, мысленно призывая на одну белобрысую голову всевозможные несчастья.

Из личного дневника.
Я знаю, кто ему пишет. Я понял это сегодня – и сам себе не поверил. Староста Хаффлпаффа, участник Турнира и его соперник. Да, это определенно Диггори. Неприятно сознавать, но я бы никогда в жизни не додумался, если бы не увидел, как Поттер смотрит на него. У него просто на лице все было написано. А я с трудом удержался, чтобы не высказать свою догадку ему в глаза и посмотреть, как он будет бледнеть, краснеть и лепетать какую-нибудь чушь. Нет, это было бы слишком просто. Слишком банально и вульгарно. Я припасу этот козырь до лучших времен и не премину им воспользоваться в нужный момент. Ты в моих руках, Поттер. Я знаю твой маленький секрет. И ты заплатишь за каждое слово, неосторожно брошенное когда-либо в мой адрес.

4.

Библиотека уже закрывалась, и только поэтому Гарри нехотя выполз из уже почти пустого помещения. Будь его воля, он бы просидел там еще пару часов. Причин было несколько. Для начала, он умудрился отложить большую часть домашних заданий «на потом», в результате чего необходимость сдавать сразу несколько работ завтрашним утром явилась неприятной неожиданностью. В полной мере осознав свою совершеннейшую безответственность, Гарри мужественно отправился на покорение наук еще днем – да так и застрял в библиотеке. Это была официальная – и единственная версия ответа на вопрос «Гарри, ты чего так долго?» Другой причиной было желание просто посидеть в очень тихом и притом не безлюдном месте, где никто не пристает с расспросами и разговорами. Находиться в одиночестве тоже не хотелось... Гарри всю ночь снились кошмары, все тот же сон с Волдемортом, который раз за разом заканчивался новыми ужасами. Несколько раз посреди ночи он просыпался, чтобы через несколько минут снова забыться тяжелым сном, от которого чувствуешь еще большую усталость, словно ты и не спал вовсе. После такой веселой ночки Поттер чувствовал себя разбитым. В душе ворочалась необходимость поговорить с кем-нибудь, но он не собирался пугать друзей своими догадками и предположениями. Потому-то гриффиндорец и сидел в полупустой библиотеке, уткнувшись в толстенные книги и пытаясь разом выучить все, что проигнорировал в течение недели.

Когда мадам Пинс строго возвестила, что ученикам пора вернуть все учебники на места, Гарри вдруг понял, что он уже с четверть часа смотрит на одну и ту же страницу, испещренную сложными магическими формулами, и не понимает ровным счетом ничего. Между тем к заданию по Трансфигурации он так и не приступил. Вздохнув, Поттер вернул книги на место и вышел в коридор. Вокруг почти никого не было.

Направляясь к лестнице, Гарри тоскливо думал о пути до Гриффиндорской башни: он чувствовал такую усталость, что сил идти куда-то не было. В какой-то момент ему послышался за спиной странный звук. Он обернулся, ничего не увидел, списал все на полтергейста и побрел дальше. Однако пройти успел немного.

– Гарри, – как-то неуверенно позвали его.

Поттер удивился, увидев стоявшего неподалеку Седрика. Тот как будто из воздуха появился. Они не договаривались о встрече сегодня, и Гарри вдруг понял, что он и думать забыл о хаффлпаффце.

Диггори в это время немного приблизился.

– Привет, – проговорил он со странной для него улыбкой, которая что-то очень сильно напоминала Гарри.

– Привет. Что ты здесь делаешь? – спросил Поттер, оглядываясь. – Ты не писал сегодня, и я думал...

– Я не был уверен, что у меня будет время вечером, – торопливо выговорил Седрик. – А сейчас проходил мимо и увидел тебя... Ты торопишься куда-то?

– Нет, не тороплюсь, – пожал плечами Поттер, силясь понять, почему Седрик кажется таким... таким странным. Он то и дело хмурился слегка, покусывал губы и нервно сцеплял пальцы. Раньше Гарри не замечал за ним таких привычек. – Только давай отойдем куда-нибудь.

– Конечно, – кивнул Диггори, и они по только что подъехавшей лестнице спустились в коридор, ведущий в подземелья.

Гарри вгляделся в сгущающуюся впереди темноту:

– Надеюсь, здесь никто не будет ходить, а то нас не поймут, – слабо улыбнулся он.

– Этот коридор ведет к гостиной Слизерина, а они почти все уже вернулись к себе.

– А ты откуда знаешь? – недоуменно уставился на почему-то побледневшего Седрика Гарри.

– Я... просто так думаю. Скоро ведь уже отбой, большинство учеников вернулись в свои гостиные, – медленно проговорил Диггори, отведя взгляд.

– Да, наверное, – согласился Поттер, чувствуя, что он чего-то не понимает, и от этого нервничая. – Седрик, все в порядке?

– У меня-то да, а у тебя? Паршиво выглядишь, – отвесил комплимент хаффлпаффец.

Гарри собрался бодро соврать, что у него все замечательно, но слова не шли с губ. Почему бы не сказать правду хотя бы ему? От этого ничего не изменится, а на душе, может, полегчает...

– Я плохо спал ночью. Честно говоря... лучше бы и не ложился, наверное.

– Почему?

– Меня замучил кошмар, один и тот же, я больше не могу видеть его каждую ночь! А еще... – Гарри оборвал себя, решив, что слишком болтать все же не стоит. Веки отяжелели, голова гудела, и хотелось опереться на что-нибудь и стоять так – неподвижно и молча. Он собрался отойти назад и воспользоваться стеной в качестве подпорки, но Седрик удержал его, положив руку на плечо:

– Что еще? Ты можешь сказать мне.

Коридор освещали прикрепленные к стене факелы. В том месте, где стояли юноши, света было совсем мало, лицо Седрика едва проступало сквозь тени, глаза так мягко мерцали... Даже если сказать ему, он вряд ли все поймет:

– У меня шрам болит. Уже несколько дней. И это сводит меня с ума.

Седрик тут же поднял руку и, откинув прядь непослушных черных волос, провел прохладным пальцем по тонкому зигзагу на его лбу. Не убирая руки, он спросил:

– Это что-то значит?

– Может, ничего... а может, Волдеморт что-то замышляет, – без раздумий проговорил Гарри – и почувствовал, как лежащая у него на лбу ладонь вздрогнула. – Извини, я не хотел. И вообще... это всего лишь предположение. Не думай, – попытался неловко объясниться он.

– На что это похоже? – тихо спросил Седрик, не слушая его.

– Как будто что-то горячее давит, временами раскаляясь, проникая под кожу, – сформулировать оказалось легко, это ощущение было слишком знакомо ему. – Обычно этого нет, но в последнее время... я устал, Седрик. И я не понимаю, что происходит.

Окончание фразы Гарри прошептал еле слышно. Бороться с собой становилось все сложнее: он прикрыл глаза и уткнулся лбом в плечо парня. Разница в росте в этом случае была очень удобна.

На миг Поттеру показалось, что Седрик напрягся от его прикосновения, но он решил, что ему просто померещилось.

– Тебя пугает то, что тебе снится? – глухо спросил Диггори, осторожно гладя его по волосам.

– Да, пугает.

– Но ведь это только сон, ты сам сказал, что не уверен в его значении. В реальности все хорошо, просто не забывай об этом.

– Я иногда не могу отличить реальность от вымысла и словно вижу все наоборот. Это... странно. И это невероятно выматывает. А еще это страшно, Седрик, – шептал Гарри, судорожно пытаясь подобрать слова, словно вот-вот его должны были остановить. – Я каждую ночь вижу такое, чего никогда не смог бы даже вообразить. Такого я бы и врагу не пожелал.

– Даже Малфою? – задумчиво спросил Седрик, обняв его крепче.

– Почему именно ему?

– Ну... вы ведь враги, насколько я знаю. Он так тебя достает... Неужели ты бы не хотел, чтобы он понял, каково тебе приходится?

– Конечно, не хотел бы. Зачем? Это он ненавидит меня, а не я его. Я давно уже не ищу причин его поведения, не задумываюсь, почему ему так нравится унижать меня и Рона с Гермионой. Его таким воспитали и... в общем, хоть Драко и не самый приятный человек, он не заслуживает такого.

– А вот он бы, пожалуй, обрадовался, если бы узнал о твоих неприятностях.

– Наверное... но ведь ты ему не расскажешь? – Гарри поднял голову и грустно улыбнулся.

Седрик выглядел серьезным и сосредоточенным, словно действительно задумался над вопросом. Потом он коротко покачал головой:

– Не расскажу.

– Ты странный сегодня. Почему ты вдруг стал таким разговорчивым?

– Просто... Больше не буду.

Гарри не знал, радоваться ли такому обещанию. Наверное, да. Вот сегодня он за несколько минут наговорил столько глупостей... будет гораздо лучше, если больше ему такой возможности не предоставят. Решив не думать об этом, он просто попросил:

– Поцелуй меня.

То, что мелькнуло в темных, почти черных глазах, можно было расценить как панику... если бы Гарри это заметил. Он обвил руками шею Седрика, и тот спустя секунду наклонился ниже, почти робко прикасаясь своими губами – к его. Этот поцелуй не был похож ни на один прежний. Седрика словно подменили, и Гарри на миг показалось, что это их первый поцелуй, хотя и тот не был таким... таким застенчивым, почти боязливым. Это было странно, и вместе с тем – удивительно.

Когда Гарри отстранился, на щеках хаффлпаффца горел румянец, и это Поттер тоже видел впервые. Он хотел спросить что-то, но Седрик внезапно выпустил его из объятий и сбивчиво, сдавленно произнес:

– Гарри, извини, но... мне пора. Увидимся завтра, хорошо?

– Конечно, – немного опешил Поттер. – До завтра.

– Пока, – пробормотал парень не своим голосом и почти побежал в сторону выхода.

С минуту Гарри пытался понять, что только что произошло.

Однако каких-то определенных выводов он так и не сделал.

Из личного дневника.
Мерлин, зачем я это сделал?! Чем я думал? Это было просто – достать волос Диггори. Просто – узнать, что вечер он решил провести с этой рейвенкловкой, Чанг. И выследить Поттера тоже было – просто. Но откуда мне было знать, что самое трудное еще впереди? Все, чего я хотел, – узнать какие-нибудь милые тайны Золотого Мальчика, чтобы потом сделать их достоянием всей школы. А еще можно было так втоптать его в грязь, что он еще месяц в себя приходил бы, а на Диггори больше никогда бы не взглянул. Я легко мог сделать все это, он был в моих руках, весь такой доверчивый... Черт бы побрал эту его наивность, эту открытость и это доверие пресловутое! Я впервые говорил с ним на равных, находясь в чужой шкуре, – и не сумел сказать ему ни одного дурного слова. Как будто на меня наложили какое-то хитрое заклинание. Как будто его взгляд заколдовывал меня. Поттер должен был оказаться другим. Каким угодно, но не таким. Как человек может казаться младше своего возраста – и одновременно много старше? Интересно, он хоть кому-нибудь еще говорил то, что сказал мне? Наверняка нет. Думает о спокойствии своих приятелей... И почему он так удивился, что я... что Диггори вдруг начал с ним разговаривать? Неужели этот придурок-хаффлпаффец даже поговорить с ним не может? Поттер выглядел до невозможности вымотанным, я никогда не видел его таким. Наверное, мало кто видел. Это только из-за кошмаров про Господина? Если бы я был чуточку настойчивее... я бы мог узнать еще что-нибудь интересное. Возможно, даже полезное.
Он целовал меня. Поттер меня целовал... думая, что перед ним Седрик. Мерлин, какой же он вкусный...
Я вырву эти страницы. Завтра же.

Жизнь катилась своим чередом, дни быстро сменяли друг друга, похожие, как капли воды в море. Седрик сдержал обещание – больше он ни о чем не расспрашивал Гарри и вообще не вспоминал о том вечернем разговоре в подземелье. Гарри не знал, как к этому относиться, и потому воспринимал как данность.

Из череды событий немного выбивалась только одна вдруг изменившая значение константа. Не самая приятная. Единственный в своем роде Принц Слизеринский начал вести себя более чем странно, и объяснения этому Гарри не находил при всем своем желании. Стычки их стали реже, но вместе с тем ожесточеннее, как будто Малфой долго сдерживал себя, а потом вдруг срывался, выплескивая из себя яд тройными дозами, задыхаясь злостью, ненавистью – как ко всему миру, так и к себе самому. Гарри даже начало казаться, что Драко мстит ему за какую-то личную, причем, недавнюю, обиду. Однако это было совершенно исключено. Поэтому пришлось смириться и попытаться по возможности избегать лишних встреч с ним.

Из личного дневника.
Он соврал. Соврал ведь? Он не может не чувствовать ненависти ко мне. Этим своим заявлением он как будто унизил меня. Почему мне так обидно? Я ведь не думал все эти годы о том, как он ко мне относится. Это никогда не имело значения. И теперь – не будет. Тогда почему я так выхожу из себя каждый раз, когда вижу его? И почему все сложнее начать говорить с ним, а если начну – остановиться? Я хочу, чтобы он справедливо ненавидел меня. Но я этого боюсь.

* * *

Времени оставалось все меньше. До окончания спектакля под названием «Турнир трех волшебников». До летних каникул. До чего-то зловещего, связанного с Волдемортом. До завершения сказки, в которой Гарри жил последнее время. Он отчетливо сознавал, что скоро всему наступит конец. Но он не позволял себе зацикливаться на душном страхе, а, наоборот, торопился жить, вбирать в себя необычные, неизведанные ранее чувства. Позволяя радости, теплу, покою, красоте наполнять себя до краев, Гарри надеялся, что этого хватит ему надолго. Он боялся расплескать хоть каплю накопленного нектара, и пытался отгородиться от мелких забот, глупых огорчений. Ему было не до них.

Из личного дневника.
Кажется, скоро все мои записи в дневнике будут посвящены только ему – и никому больше. Я не могу заставить себя не обращать на него внимания. И за каждую счастливую, мечтательную улыбку мне хочется придушить его.
А за каждую складку между бровей – придушить Диггори.
Наверное, проще сразу убить их обоих и забыть обо всем этом.

Порой стремление к этому странному коллекционированию пугало его самого тем, как оно выражалось.

С Седриком все было так же, как и раньше. Островок безвременья в жизни, с каждым днем ускоряющей свой темп. И вместе с тем, были кое-какие изменения. В Гарри временами вспыхивало жгучее желание получить нечто большее – запретный плод, который начинал одуряюще пахнуть в те секунды, когда руки Седрика, выпутавшись из его волос, скользили под одежду, и горячие ладони обжигали кожу живота, груди, поясницы, лопаток. Вздрагивая от удовольствия, Гарри ощущал, как в нем просыпается чувственность, о которой он никогда не подозревал.

Из личного дневника.
Он получает эти идиотские записки каждый день. Они спят вместе?
Хотя мне на это плевать с Астрономической башни.

Это было страшно и захватывающе одновременно. В такие секунды он напрочь забывал, что еще час назад его что-то тревожило, и в его мире оставались только руки, осторожно и почти невинно ласкающие его тело, губы, которые можно было ощутить то на щеке, то на шее, то на собственных губах, и едва уловимый запах травяного шампуня. Гарри тянулся к этим новым идолам своей вселенной, почти готовый забыть, что происходит. Чувство было столь сильным, столь настоящим, что хотелось отдаться ему без остатка, и больше ни о чем не думать, ничего не бояться... Но Седрик всегда знал, когда нужно немного отстраниться, чтобы пол под ногами перестал угрожающе раскачиваться.

Из личного дневника.
И все-таки... да или нет? Не может быть, чтобы амбициозный, самоуверенный Диггори не попытался трахнуть Золотого Мальчика.
Ублюдок.

Гарри смотрел в его подернутые дымкой глаза и остро понимал, чего стоит ему сделать этот шаг назад. На какой-то неуловимый миг ему становилось обидно, но потом он четко осознавал, что все так, как должно и может быть. Переступать грань дозволенного было недопустимо, и Поттер отдавал себе в этом отчет, однако иногда так хотелось забыть об упрямом «нельзя»... Однажды он попытался удержать Седрика, когда тот, чувствуя, что начинает терять над собой контроль, снова вознамерился отойти в сторону. Гарри сжал его плечи, останавливая, но тут же услышал мягкое:

– Ш-ш-ш... Гарри, нет. Не надо.

Он и так это знал. Знал слишком хорошо, чтобы просить повторить дважды. Один раз поддавшись соблазну получить больше, чем было оговорено негласным соглашением, Гарри больше не пытался нарушить правила игры, решив, что для них обоих это будет наилучшим выходом.

Из личного дневника.
У меня осталось еще немного оборотного зелья. Я знаю, что должен избавиться от него, потому что в противном случае – я не сдержусь. Я снова хочу сделать это. Напялить на себя чужую личину – и увидеть его. Настоящего Гарри. Увидеть, чтобы разочароваться раз и навсегда, чтобы понять, насколько неправильными были мои выводы тогда. Он не заслуживает даже жалости. Но он такой вкус... проклятье. Тупой очкарик.
Что между ними происходит?
Нет: что со мной происходит?!