И когда пришло время новогоднего королевского бала, я, нахально поправ иерархию, пригласил Кейти на танец, а она не посмела мне отказать – шут его величества всё-таки имеет некоторое влияние при дворе. Если не умеешь достойно принять шутовскую выходку, значит, и правда совесть не чиста. А уж ей было что скрывать, включая отношения с собственно шутом.

На мне был разноцветный колпак, расшитый блёстками, с мелодично звенящими серебряными колокольчиками – и только это отличало меня от остальной публики. Я оделся как какой-нибудь аристократ средней руки, но, в общем, наряд годился, чтобы не ударить лицом в грязь на королевском балу. Зелёный бархатный камзол, узкие темно-зелёные брюки из тонкой шерсти, расклешённые книзу, и чёрные блестящие башмаки на каблуке. Также пришлось смириться с кружевными манжетами и жабо. Ещё живя в цирке, я по мере возможностей привык следить за своей внешностью, потому что понял – то, как ты выглядишь, может сыграть тебе на руку. Обычно никто не привечал неухожённых оборванцев, как и щёголей, которые появлялись не к месту и не ко времени.

Прижимая Кейти к себе, я внимательно разглядывал танцующих за её плечом, благо девушка была намного ниже меня ростом.

Я видел, как король, облачённый в белоснежный камзол, увешанный регалиями, ведёт королеву в танце. Ласково держит её руку, осторожно обнимает талию. Я видел, как разлетаются его волосы, когда он делает какое-нибудь резкое па, как блестят его глаза, меняющие окраску от освещения – то чёрные, то глубоко-синие. Я смотрел на его очерченные, как по лекалу, раскрасневшиеся губы, я смотрел на его стройное, безупречное тело...

– Кори, милый, – шепнула мне Кейти, – ты не мог бы немного остыть? Всё-таки люди кругом... Обещаю, после бала я зайду к тебе.

Мне захотелось оттолкнуть её, но вместо этого я лишь крепче прижал Кейти, вцепился в её талию так, что девушка сдавленно ойкнула.

– Извини, крошка. Просто ты сегодня отлично выглядишь.

– Потише, говорю, шут, – недовольно зашипела она, но даже не подумала отстраниться.

Я снова устремил взгляд на королевскую пару.

Да, Дэйв как никогда был великолепен. А вот королеве явно нездоровилось. Жемчужно-серое платье, расшитое серебряными нитями, только подчёркивало бледную прозрачность её лица. Глубокое декольте не могло скрыть выпирающих тонких ключиц и острых лопаток. Энни еле двигалась по паркету, иногда складывалось впечатление, что король просто тащит её за собой.

Но, несмотря на нездоровье, она изо всех сил старалась держаться с достоинством и не подвести мужа. Я видел, с каким трудом ей давался танец, как она иногда едва заметно прикусывала губу, но спину держала прямо, и руки её не дрожали, голова была гордо вскинута, а взгляд обращён только на Дэйва.

Я в очередной раз восхитился этой хрупкой женщиной. Творец не наградил её большим умом, но дал отличную силу духа и безоглядную преданность любимому человеку. Возможно, её душа действительно пришла сюда из Внешнего мира, и – чем зверь не шутит? – мы даже были знакомы в прошлой жизни.

Музыка оборвалась, и, наконец, прекратились мучения Энни.

Король благодарно пожал ей руку, а она позволила себе склонить голову на его плечо.

Вскоре после этого танца ко мне подошёл Дэйв и отвёл в сторону.

– Слушай, Кори, – сказал он, – Энни сегодня себя неважно чувствует, придумай что-нибудь, чтобы незаметно увести её отсюда. Скоро они все будут пьяны, и её отсутствия никто не заметит, но... Ей плохо, Кори. Она должна уйти прямо сейчас.

Да уж. Этого следовало ожидать. Я опустил голову в знак согласия:

– Не беспокойтесь, ваше величество, я всё сделаю.

Я подошёл к музыкантам и попросил их заиграть что-нибудь медленное и романтическое, как только я дам знак.

Потом взобрался на подставку возле трона, на которой обычно сидел, и захлопал в ладоши, привлекая к себе внимание.

– Господа! Господа! – крикнул я. – Кажется, становится скучновато?

Толпа одобрительно загудела.

– Я придумал совершенно чудесную игру! Давайте потушим свет, и будем танцевать в темноте. Не зная, кто с кем танцует.

Дамы тут же захихикали, но господа бурно поддержали меня. Каждому хотелось потискать чужую женщину, тем более, тут было кого тискать.

– Отлично, Кори!

– Давайте уже погасим свечи!

Слуги кинулись выполнять приказания, а король незаметно мне кивнул. Я видел, как он стоит с Энни у выхода из залы.

Да исчезнет свет!

И вскоре всё погрузилось в кромешную тьму.

Музыканты заиграли модную танцевальную мелодию, и я мысленно поблагодарил их. Танец был длинным, за это время королева успеет уйти, а король вернуться на место.

Сначала танцующие ойкали и охали – кто-то кому-то наступил на ногу, кто-то столкнулся лбами, а кто-то кого-то уже сподобился схватить за причинное место. А я, стянув и где-то бросив гремящий колокольчиками колпак, который выдавал меня, пробирался к выходу. Я знал, что Кейти наверняка ищет меня с желанием остудить мой пыл, но я сильно надеялся, что она попала в лапы к какому-нибудь не в меру резвому господину, и будет остужать уже его.

Я прижался спиной к стене. Глаза постепенно привыкали к темноте, но различить людей в танцующей мешанине всё равно было непросто.

– Кори, это ты? – спросил король, сжав мою руку выше локтя.

Я замер.

– Да, ваше величество... Дэйв... – прошептал я срывающимся голосом. – Надеюсь, всё в порядке?

– Да. Энни отдыхает.

Он всё ещё держал меня за руку, и стоял так близко, что у меня перехватывало дыхание.

Танец только добрался до середины, а гости, похоже, вошли во вкус – слышались звуки поцелуев и не самые пристойные вскрики и всхлипы.

Люди наконец забыли про бал, про шута, и про его короля. Они забыли даже самих себя.

Мы остались совершенно одни среди этой толпы.

Его пальцы калёным железом стискивали моё плечо, и я положил на них свою ладонь. Дэйв вздрогнул, и вдруг с силой притянул меня к себе. Я не мог различить его лицо в темноте, только ощутил тёплое дыхание на своих губах. Уже ничего не соображая, я впился в его губы, чувствуя, как он нетерпеливо и даже грубо отвечает мне.

Дэйв прижал меня к стене своим телом, его руки безудержно ласкали меня через одежду, и я отстранённо подумал, что сейчас кончу от его ласк, хорошо, что камзол длинный.

Боги, какая иногда ерунда приходит в голову, когда теряешь власть над собой.

Я гладил его плечи и спину, запоминал рельеф его тела. Вдыхал его запах. Отдавался его губам и языку. Я чувствовал, как он возбуждён, его член упирался мне в бедро.

Наконец, он отстранился от меня.

– Жди меня после бала, – и Дэйв, сжав мне запястья, оторвал мои руки от себя.

Бал завершился на рассвете. К этому времени я совсем изнемог от своего желания и едва сдерживался, чтобы не выкинуть какую-нибудь особенно дерзкую шутку, подавляя возбуждение. Дэйв даже не смотрел в мою сторону, общаясь только с гостями.

Наконец, все стали расходиться, и мне было позволено уйти к себе.

Я улёгся на кровать и, чтобы немного успокоиться, стал смотреть в окно на мягко падающий снег в серой дымке рассвета. Медленно кружащиеся снежинки погрузили меня в расслабленное состояние, но глаза оставались открытыми.

Дэйв не шёл.

А я утонул в белом снежном хаосе, отрешился от всего.

Я знал, что для людей в моём положении нет ничего хуже, чем обнадёживать себя. Потому что, скорее всего, никогда не дождёшься. Подарки судьбы могут быть, но вот ждать их и тем более требовать не стоит.

Постарайся уснуть, Кори.

И перестань надеяться.

Я пробыл в подвешенном состоянии между небом и землёй до обеда, но Дэйв так и не пришёл.

Кое-как поднявшись, я отправился в ванную, где и удовлетворил самого себя. Потом вымылся, стёр губкой с лица следы отгремевшего праздника и напрасного ожидания. Я уже одевался, когда ко мне зашёл распорядитель празднеств.

– Сегодня в твоих услугах не нуждаются, шут. Господа утомились и желают отдохнуть.

Эта новость, если честно, несказанно порадовала. У меня не было никакого желания развлекать двор. Я боялся самого себя, боялся, что могу натворить что-нибудь совсем непозволительное.

Я раздумывал – пойти к Кейти или прогуляться по городу. В итоге выбрал прогулку, так как мне сейчас не хотелось видеть Кейти и в особенности слушать её дурацкую болтовню. Вот если бы можно было отыметь её в полной тишине, а потом отправиться восвояси, тогда выбор был бы однозначен. Но Кейти не желала молчать, ни во время секса, ни после него. Она забивала мой бедный мозг всякой чушью, и я жаждал заткнуть ей рот кляпом. И, бывало, затыкал, когда она просила связать её и отхлестать плетью – Кейти нравились такие игры, а мне было всё равно, что с ней проделывать. Но подобное настроение находило на неё, к сожалению, редко.

Надев длинное зимнее пальто, я выбрался из дворца и, миновав сияющий праздничными огнями район аристократов, оказался на одной из окраинных улиц столицы. Здесь было не так празднично, как в центре, вернее, совсем не празднично. Старые покосившиеся дома, разбитая дорога, глубокие ямы, наполненные грязью, фонарей нет. Холодно, темно, воняет. Слишком дорого благоустраивать такой район. Это место было обыкновенным для королевства, а то и всего Серединного мира. Для живущих тут людей многое было излишеством по мнению наместников из Внешнего мира – тепло, уют, красота, поэтому ничего такого и не предполагалось. Только аристократы могли пользоваться привилегиями и то далеко не все. Всё-таки перерождённые души не в сказку сюда попадают, а, наоборот, из сказки, из рая в ад. Чтобы хлебнуть настоящего горя. И горечи.

Однако даже среди подобной бедности пробивались ростки настоящего искусства – искусства жить красиво, даря душе возможность забыться. Тут находились таверна, где играла группа отличных менестрелей, называвшаяся «Ночные желания». Их музыка была несколько грубовата, даже тяжеловата, для слуха знати, а в текстах баллад кипела тёмная энергия, пробуждающая странные и тревожные чувства. Аристократы предпочитали более изысканные музыкальные формы, но простые слова. Как мне казалось, Дэйву бы эта группа понравилась, потому что он всегда предпочитал содержание, а не форму.

Это навело меня на странную мысль, что глупышка Энни, несмотря ни на что, была для него содержанием, а рыжий красавчик Кори, хоть и остёр на язык, всё-таки оставался формой. Поэтому вчера король решил немного поддаться своим эстетическим чувствам, а потом, наверное, жалел о содеянном. Или вообще сразу выкинул из головы, как несущественное в своей жизни.

Сегодня ты у моих ног, Кори.

Я всегда у твоих ног, Дэйв.

Расположившись за столиком, я заказал себя графинчик с вином. Решил тупо напиться под тёмные песни «Ночных желаний».

– Эй, Кори, это же ты, малыш?

Я поднял глаза. Передо мной стоял Вук в своей неизменной чёрной кожаной куртке и таких же штанах. Наш дрессировщик всегда был облачён в подранную, пахнущую зверями кожу.

Неужели цирк снова здесь?

Сотни воспоминаний пронеслись в моей голове.

– Привет, Вук. Рад тебя видеть!

Я, разулыбавшись, пожал его крепкую руку.

– Ну ты совсем стал, как господин. Я даже с трудом тебя узнал...

– Садись же, налей себе. Я угощаю.

– Ты угощаешь... Подумать только! Наш подкидыш...

Я поморщился. Не люблю, когда меня называют подкидышем, уверен, мать никогда не отдала бы меня, если бы не закон. Но на Вука, похоже, накатило то умилительное состояние, которое случается у стариков, когда они встречаются с детьми. «Как вырос-то наш мальчик! А ведь совсем недавно в штаны писал!».

– Ладно, Вук, я и правда неплохо устроился, ты и раньше это знал. А вот как вы? Как ты? Мелькидос? Клер? Как... как Марк?

Вук как-то странно посмотрел на меня.

– Все живы-здоровы, только...

– Что случилось-то? Говори уже, не томи.

– Марк умер, малыш.

Не сказать, чтобы я ощутил особенную скорбь, в сердце не кольнуло, в голове не потемнело, лишь вырвался некий вздох облегчения. Будто цепи, что сковывали меня всю жизнь, распались, и я насовсем освободился от их давления.

– Ты, кажется, только рад? – усмехнулся Вук. – Ну да, тебя можно понять.

– Я не рад, – ответил я. – Но не могу сказать, что сожалею.

Ведь только я знал, что Марк ушёл в другой мир, и стал там другим человеком. С другим телом и другими потребностями. Я очень надеялся, что память о страданиях ему не оставят, и он, наконец, забудет обо мне.

Мне хотелось перевести разговор на цирк, но тут я услышал:

– Он повесился, Кори. Через полгода после твоего ухода.

Час от часу не легче. Значит, он опять не попадёт во Внешний, снова родится здесь, и снова каной. Нельзя собственноручно оборвать наказание, совершить побег из Серединного мира. Это против закона, надо выдержать всё до конца, а если не выдержал – мучения начинаются по новому кругу. Зверь бы побрал тебя, Марк, что ты натворил!

– И что ты хочешь сказать? Что это я виноват?

Вук сделал большой глоток вина.

– Я не знаю, малыш. Я всегда говорил Марку, чтобы он не трогал тебя, потому что ты...

Он вздохнул.

– Потому что – я?

– Только не обижайся на меня, Кори, но ты всё-таки проклят. И ты не человек. А я предупреждал Марка, что твоё проклятие перейдёт на него, и вот, пожалуйста!

Я горько рассмеялся. Хозяин цирка был сам проклят, чего уж там. Только я не хотел говорить об этом дрессировщику, раз они так и не узнали, и даже не сподобились переодеть хозяина. Поди так и похоронили в грязном, с верёвкой на шее.

Низкородные оборванцы.

Тошнота и неприязнь к самому себе – тебе не подобает так думать – подкатила к горлу. Заставив себя дружелюбно улыбнуться, я сказал:

– Это всё суеверие, мой дорогой Вук. Такое же, как то, что рыжие наводят порчу и предвещают войну. Прошло почти девятнадцать лет с моего рождения, и не случилось никакой страшной войны, а её угроза была всегда. Да и королевский двор особенно не испортился, – я ухмыльнулся, вспоминая Кейти. – Ну разве что некоторые дамы.

Вук расхохотался, дёргая плохо выбритым кадыком.

– Я смотрю, ты не теряешь времени даром! Молодец!

Мы чокнулись кружками и выпили ещё.

– Так что стало с цирком? – спросил я.

Вук погрустнел.

– После смерти Марка всё пошло наперекосяк. Ему как-то удавалось всех сплачивать, решать проблемы с деньгами, организовывать выступления... У него был прирождённый талант.

Да уж, не чета вам, подумал я.

– И мы продали цирк. А деньги разделили между собой.

После этих его слов я почувствовал, как скорбь заполняет мою душу. Всё-таки цирк был моим родным домом, поскольку другого дома я не знал. И теперь мне совсем некуда отступать – нет ни дома, ни семьи, ни верных друзей.

Только Дэйв.

Для которого ты всего лишь шут, Кори.

И судьба каны совершенно отчётливо проявилась на скрижалях Творца.

Я взглянул на Вука, стараясь, чтобы он не заметил смятение в моих глазах, но дрессировщик и сам как-то неловко мялся, нервно покручивая кружку с вином в здоровенных ладонях.

– Это... Кори, – сказал он смущённо. – Возможно, ты вправе потребовать свою долю, ведь цирк столько лет на одном тебе держался... Собственно, я здесь потому, чтобы отыскать тебя, но...

Но совершенно некстати слишком быстро наткнулся на тебя, внезапно расчувствовался и теперь придётся раскошеливаться. Так, Вук?

Я, конечно, не озвучил эти мысли, ответил ему:

– Не беспокойся. Можете оставить эти деньги себе. Я ни в чём не нуждаюсь.

Он расслабился, благодарно кивнул.

– Спасибо, Кори. Ты и правда, наверное, бог. Не то, что мы, низкородные оборванцы...

Мне опять стало стыдно, и я поторопился забыться вином.

Мы с Вуком славно надрались, потом дружески распрощались, а я подумал, что, скорее всего, вижу его в последний раз. Хотя чем судьба не шутит...

Добирался я до дворца зигзагообразным шагом, меня тянуло запеть что-нибудь жалобное и слезливое, но я только громко икал. В своей комнате кое-как снял испачканное в слякоти пальто – пару раз сваливался в лужи – и рухнул на кровать, не раздеваясь.

Среди ночи я проснулся от острого ощущения, что возле изголовья кто-то находится. Я отлепил лицо от подушки и с трудом поднял голову, открыв глаза. Меня мутило, голова нещадно кружилась. И среди этого комнатоверчения проявилась насмешливая улыбка Дэйва.

– Ваше ве... – пролепетал я заплетающимся языком.

– Спи, дурак, – сказал он.

И я снова рухнул в постель и отключился.

А, проснувшись наутро, долго думал – было ли это на самом деле или только привиделось с пьяных глаз?

Вечером я прибыл в тронную залу и, раздав порцию шуток помятым и хмурым после обильного возлияния господам, уселся на своё место у трона, в ногах Дэйва. Ни его, ни Энни не было.

«Его величество занят, а её величество отдыхает после бала» – было объявлено официально, и никто не рискнул задавать лишних вопросов.

Значит, обычный праздный вечер среди знатных бездельников. Король не так часто приходил на эти ежедневные собрания, а вот королева старалась не пропускать.

– А что сегодня приготовил для нас шут его величества? – саркастически спросил Адлон. – Что-то он сегодня неподобающе молчит, уж не заболел ли?

Все тут же оживились, настроившись на язвительную перепалку.

– У меня, господин министр, что-то в горле пересохло, – ответил я. – Не соизволите ли принести мне водички?

Адлон побагровел.

– Не пристало высокородным носить воду каким-то шутам, да ещё проклятым.

В зале наступила гробовая тишина. Упоминание о моём проклятии было под негласным запретом, который, я так полагаю, наложил король. Держать кану в придворных шутах всё-таки не совсем правильно для его величества. А тут Адлон совершенно неподобающе заострил внимание на этой скользкой теме.

– Я тебе принесу воды, Кори. Раз у тебя сегодня отнялись ноги и язык, – попыталась спасти положение Кейти. Я даже удивился: что на неё нашло? Она ведь рисковала не только своей репутацией... Но Кейти уже направилась к выходу, я остановил её.

– Господин первый министр как никогда прав. Не стоит вам, благородной даме, носить воду каким-то шутам. Да ещё и кане.

Министр был зол, но я сегодня тоже был не в духе.

Кейти умоляюще посмотрела на меня.

Я соскочил с постамента и отдёрнул рукав своей куртки, показывая чернеющую метку. Среди знати прокатился ропот.

– Посмотрите, господа, на мою кана-метку, если ещё не видели. Думаю, вам всем будет интересно. Она тоже довольно смешная, если смотреть на неё правильно. Когда я был ребёнком, я часто разглядывал метку, все эти странные узоры.

Я подошёл к Адлону и сунул руку ему под нос.

– Посмотрите, господин министр, не видите ли вы тут забавного кролика, грызущего морковку? Иногда мне кажется, что этот кролик подмигивает.

Адлон отшатнулся от меня. Я заметил суеверный страх в его глазах и злорадно усмехнулся.

Я подошёл к Кейти.

– А вы, любезная госпожа, вы видите тут кролика?

Она холодно посмотрела мне в глаза.

– Да, Кори, я вижу тут кролика. И морковку тоже. Очень интересно. Правда.

Я отвернулся от неё, опустил рукав куртки и опять забрался на своё место. Почувствовал, что немного остыл, и мне стало не по себе.

– Ну что ж, господа, весёлые картинки я вам показал, теперь спою весёлые куплеты.

Взяв в руки флейту, я сыграл вступление, потом спел:

С неба спустился божественный слон,
Славься великий министр Адлон!
Министр купается в слоновьем дерьме,
Благословенье богов на тебе.

Смешки в зале были сдержанными, но я знал, что попал в точку. Любую мелочь, вроде птичьих какашек на одежде, Адлон воспринимал как знак и поддержку свыше. Он мнил себя перерождённым, хотя, думаю, таковым не являлся. Слишком уж блистал отменным здоровьем.

– Богохульник, – процедил он, и уже тише: – Я так этого не оставлю.

Уж, конечно, не оставишь, кто бы сомневался. Я тоже не успокоюсь, и всё сделаю, чтобы от твоего доброго имени – хотя какое же оно доброе? – и следа не осталось.

Этой ночью, лёжа рядом с Кейти – а я сегодня не смог ей отказать – я выслушивал её нотации. Выслушивал и с удивлением думал, что она пилит меня, будто жена, с которой мы прожили много лет. Ох, уж мне эти женщины – всегда думают, что если ты с ними спишь, то, значит, вручил ключи от своей жизни.

Мысль о вручении ключей заставила меня хмыкнуть.

Я обнял Кейти и заткнул ей рот поцелуем. Она ответила мне, потом оттолкнула.

– Ну почему ты такой? – воскликнула она с неподдельной досадой. – На кой тебе сдался этот старый козёл? Отстань от него!

– Не получается. Извини, дорогая.

– Ты думаешь, он тупица, с которым ты разделаешься, только спев пошлые куплеты? Ты сам тупица, Кори!

Нет, я так не думал. Адлон совсем не глуп, Дэйв не назначил бы министром глупого человека. Но Адлон, я уверен, плохой человек, который даже не притворяется хорошим. И он – одно из хитрых чудовищ, из тех, кто раскачивает лодку Дэйва, а король может только об этом догадываться. Чудовища, как никто другой, умеют втереться в доверие и стать полезными ради собственной выгоды. Но я хочу, чтобы догадки короля укрепились. На кой тогда держать шута, если шут не умеет высмеять зло? Не сможет посеять сомнения в очарованных злом душах? Всего этого я, естественно, не сказал, лишь ответил:

– Ну да, дурак – моё ремесло, забыла об этом?

Она вздохнула и отвернулась от меня, я обнял её меченой рукой. Нащупав мою метку, Кейти стала осторожно гладить её.

– А ты что-нибудь помнишь из прошлой жизни? – вдруг спросила она.

– Нет, – ответил я.

– Совсем-совсем ничего?

– Совсем-совсем, – я поцеловал её плечо.

Сегодня, если исключить дружескую пилёжку, Кейти была какой-то особенно тихой, присмиревшей, и я даже на мгновение ощутил особенный прилив нежности к ней.

Мне казалось, что она что-то хочет сказать, но не решается.

Только не «я беременна, дорогой, давай-ка пораскинем мозгами, что делать». Это было бы слишком.

– Кейти, ты сегодня какая-то не такая, – решил я подтолкнуть её к разговору.

Очень уж не люблю недосказанности.

– Я обычная.

Неужели она догадывается о Дэйве? Я даже не знал, что и подумать.

– Кори, – снова заговорила она. – А ты точно не умрёшь и переродишься среди богов?

– Ну, наверное. Жрецы так говорят. Что это ты вдруг забеспокоилась о моей смерти?

Я почувствовал, как она напряглась.

– Кейти?

– Я просто не хочу, чтобы ты умирал, – сказала она.

Ну вот здрасьте-приехали. Неужели эта злая девчонка забыла о короле и влюбилась в меня? Не представляю, как его можно забыть...

Вслух сказал ей:

– Я тоже не хочу умирать и не собираюсь в ближайшее время это делать, даже если мне светит Внешний мир. Мне и здесь неплохо.

Провёл ладонью по её губам, потом вверх, по лицу, и понял, что она плачет.

– Кейти, зверь тебя побери, да что с тобой?

– Уходи, Кори, – глухо сказала она. – Убирайся.

Ну да, она всегда страдала перепадами настроения, я уже привык. В молчании я поднялся с постели, оделся и направился к выходу.

– Кори... – окликнула она меня. Я обернулся. – Кто я для тебя?

Такой вопрос мне когда-то задавал и Дэйв.

Кто я для тебя?

А кто я для вас?

Кейти ждала.

– Плохая девчонка, – ответил я ей, улыбнувшись.

Она криво улыбнулась в ответ.

– Да, ты прав. Но ты тоже не такой уж хороший мальчик. А теперь проваливай, шут.

После нашего разговора я стал чувствовать себя как-то неуютно, её слова не выходили из головы. Да и Кейти больше не звала меня к себе, разговаривала высокомерно и односложно, и меня это какое-то время беспокоило.

Жизнь после бала вошла в привычную колею, я продолжал веселить знать, и вскоре перестал переживать насчёт Кейти. Наверное, нашла себе нового кавалера и забавляется с ним. Очень уж она непостоянный человек. Тем лучше для меня, хотя удовлетворять вожделение, которое сжигало меня всякий раз, когда я видел Дэйва, я бы всё-таки предпочитал с ней, чем со служанками и иногда слугами.

Но я привык ограничивать свои потребности и довольствоваться малым.

Зима набирала свой ход. Морозы становились крепче, деревья в саду стояли белые от инея, замёрзшие, только что не звенели. Аристократы больше не прогуливались в королевских садах, чтобы не обморозить свои холёные личики. Предпочитали закрытые зимние сады и оранжереи.

Среди них было одно исключение – Энни. Королева не боялась гулять на морозе по саду. Надев меховой зимний плащ с капюшоном, замотавшись вязаным шарфом, она подолгу бродила по аллеям, любуясь искрящимся на солнце снегом и кружевом, что оплело деревья и скамейки.

Зачастую, когда король не мог её сопровождать, я составлял ей компанию по его просьбе.

– Энни очень любит сад, и ей нужен свежий воздух, – сказал он мне, пригласив как-то в свой кабинет. – Но она частенько жалеет фрейлин и отпускает их, а я не всегда могу с ней гулять. Сделай так, чтобы Энни не скучала. И ещё проследи, пожалуйста, чтобы она была тепло одета и не замёрзла.

– Хорошо, ваше величество.

Всё что угодно для тебя, Дэйв.

– Спасибо тебе, Кори, – кивнул он. – Ты меня всегда выручаешь. Можешь идти, у меня дел по горло. Адлон тут подкинул мне целую кипу бумаг...

И он задумчиво уткнулся в эту кипу, сразу забыв о моём присутствии.

Мне было позволено украсть у вечности несколько безнаказанных секунд, чтобы полюбоваться им. А потом тихо выйти, прикрыв за собой дверь.

Он больше никогда не заговаривал о том, что произошло на балу, и, конечно же, не выполнил своего обещания.

Я принял это как должное. Как когда-то я заморозил все свои чувства и мысли и представил себя монетой, которой должен расплачиваться за краткий миг счастья, отведённый мне с ним.

В тот проклятый день я опять должен был сопровождать Энни. Сунув руки в карманы пальто и насвистывая, я медленно прохаживался вдоль аллеи, ожидая королеву. Она должна была подойти с минуты на минуту, но почему-то задерживалась в гардеробной. Наконец, когда я уже начал беспокоиться, Энни показалась на дорожке. Без охраны. Шла она как-то странно, покачиваясь, ноги её заплетались. Я немедленно кинулся к ней.

И обомлел.

На губах королевы пузырилась кровь, лицо было жуткого синюшного оттенка, а глаза буквально вылезли из орбит.

– Кори... – прохрипела она. – Что со мной?

Королева повалилась мне на руки. Я подхватил Энни, чувствуя, что её мышцы сведены, тело стало каменным. Капюшон упал с головы, и длинные пепельные волосы рассыпались дождём. Или праздничным серпантином – пришло в голову неуместное сравнение. Глаза Энни закатились, она хрипела.

– Охрана! – заорал я. – Кто-нибудь! Её величеству плохо!

Ну где же эти дуболомы, которые всегда плетутся сзади нас, а сейчас ни души?

Холодея, я понимал, что уже поздно.

Глядя на искажённое лицо королевы, по некоторым признакам я понял, что это было.

Рио-но.

Яд, от которого нет спасения. Стоит только вонзить шип этого адского растения неглубоко в кожу, и человек мучительно погибнет.

Я уложил Энни на дорожку, размотал шарф и осмотрел шею.

Тонкая белёсая иголка, размером с полногтя мизинца торчала чуть ниже уха. Похоже, шип прицепили к шарфу, и, надев его, королева укололась.

– Дэйв... – звала она мужа, в горле что-то булькало, кровь толчками выходила изо рта.

Я погладил королеву по волосам, комок в горле душил меня.

– Он сейчас придёт... Всё... всё хорошо, ваше величество.

Я гладил её, впав в прострацию оттого, что ничем не мог ей помочь. Я слышал приближающийся топот охраны, крики, ругань, а мои пальцы машинально перебирали её волосы. Такие мягкие и тонкие на ощупь.

– Зелёное... – сказала Энни. – Мой... король... посмотри...

Её ногти судорожно заскребли по рукаву моего пальто, и рука бессильно упала. Мышцы в последний раз сократились и обмякли.

Дыхание королевы остановилось, глаза остекленели. Я закрыл их.

И только тогда поднял голову.

На меня смотрел начальник охраны, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

– Ты арестован, Кори Найт.

И тогда я понял, какой же я был недальновидный дурак.

Меня обвинили в убийстве её величества и посадили в камеру-одиночку, несмотря на все мои протесты. Защитника мне не предоставили, потому что проклятому не положена такая роскошь. Кана вообще бесправная личность, поэтому мне пришлось защищаться самому.

«Тебя видели, шут. Видели, как её величеству стало плохо, и ты воспользовался ситуацией – воткнул ей шип в шею».

«Кто видел?»

«Госпожа Кейти Ланг свидетельствует против тебя».

Это окончательно меня добило.

Кейти, почему?

Я ведь думал, что ты...

Индюк тоже думал, усмехнулся в моей памяти Мелькидос.

Я пытался опровергнуть эти нелепые обвинения. Один тот факт, что шип всё ещё оставался в шее королевы, когда меня арестовали, подтверждал мою невиновность. Наверняка настоящий преступник сразу избавился бы от улики.

«Ты не успел».

Да я бы успел трижды, зверь вас задери! Пока ваша медлительная охрана ковыляла на помощь! Подозрительно, что она была такой медленной в этот критический момент.

«Ты не успел», был мне жёсткий ответ.

Вот и всё.

«Почему госпожа Ланг не остановила меня?».

«Она упала в обморок».

Ну да, чувствительная благородная дама, которая падает в обморок от любого дуновения ветерка, а тут, извините, на её глазах свершается преступление века. Любая бы упала на её месте. Только вот когда я полосовал ей задницу плёткой, благородная дама Кейти и не думала лишаться чувств, а вопила «ещё! ещё!».

За всем этим, конечно же, стоял заговор. А главную роль в этом криминальном театре ужасов отвели мне. Они всё просчитали, просчитали, что я гуляю с королевой, когда Дэйва нет во дворце, просчитали время наших прогулок, учли даже, как Энни одевается, и прицепили шип рио-но на шарф (где только раздобыли это запрещённое растение?). А потом толкнули королеву ко мне. Тут же нашлись свидетели в лице Кейти, и, в общем... я оказался в безвыходном положении.

Было бы слишком самоуверенно предполагать, что такую интригу первый министр и Кейти сплели, чтобы наказать какого-то шута. О, нет! Просто кто-то слишком сильно хотел украсить собой трон вместо полевого сорняка, а кому-то необходимо иметь преданные уши в королевских покоях. Заодно подставили и ненавистного им кривляку.

Мысль о заговоре посетила не только меня, но и короля.

Дэйв был не настолько глуп, чтобы решить, что его любимый шут окончательно спятил от ревности и надумал расправиться с королевой. Наверное, такая версия у него была, но версия заговора тоже нуждалась в проверке.

И меня отвели в пыточную.

Придворный палач был мастером своего утончённого дела.

А мне нечего было сказать ему.

Когда мне засунули первую раскалённую иглу под ноготь большого пальца, я смолчал, прокусив губу до крови.

– Кто ещё участвовал в заговоре? – спросил дознаватель, наблюдающий за пыткой.

Я помотал головой.

– Я не знаю о заговоре, и я не убивал, поверьте мне... Я... хорошо относился к её величеству...

Дознаватель кивнул палачу.

И вторая игла, медленно продвигаясь в пульсирующую мякоть, вонзилась мне под ноготь указательного пальца.

Я бы закричал, но я расхохотался. Громко, надрывно, всхлипывая, мешая смех со слезами. Моё тело тряслось от боли и от хохота, и я никак не мог унять себя.

Палач на время прекратил пытку, и с некоторым страхом взирал от меня. Но дознаватель велел ему продолжать.

– Кто? – повторил дознаватель, нервно крутя грифель в руках.

– Не знаю... я не...

Когда они дошли до мизинца, я потерял сознание.

Очнулся в своей камере и подивился тому, что пытку закончили. Наверное, самое сладкое оставили на завтра.

А в тот же день, ближе к ночи, меня навестила Кейти. Наверное, подкупила охрану, чтобы нас не подслушали. Моя бывшая любовница встала по ту сторону решётки, откинула плотную вуаль с лица, собираясь разглядеть меня получше, и я заметил, как расширились её зрачки.

– Кори... – прошептала она срывающимся голосом.

Я скорчился на нарах, пульсирующая боль в руке была невыносима. Сквозь слёзы я рассматривал Кейти.

– Пришла полюбоваться? – усмехнулся я.

– Прости меня, – сказала он бесцветно. – Знаю, что не могу просить тебя об этом, но прости... Я уже была в игре, когда поняла, что не хочу подставлять тебя, но было поздно. Поздно, понимаешь? Я не могла развалить всё только по своей прихоти!

– Да уж, игра стоит улыбки шута, – ответил я и опять облизал свои горящие пальцы, чтобы хоть на мгновение прекратить боль.

– Я... должна... – она вдруг запнулась на полуслове, – должна тебе кое-что сказать. Я... я беременна, Кори. Это твой ребёнок.

Я озадаченно хмыкнул. Очень вовремя подоспела мне эта новость.

– Извини, детка, но я не смогу найти тебе лекаря для тайного аборта. В ближайшую сотню лет я буду занят.

– Ты дурак! – почти выкрикнула она. – Шутом был, шутом и помрёшь! Я собираюсь сохранить этого ребёнка и, возможно, он унаследует трон!

Я потрясённо уставился на неё, не зная, что сказать.

Кейти, похоже, не сомневалась, что трон у неё в кармане. Ведь Энни так и не родила Дэйву принца, и как бы король ни любил свою жену, он вынужден будет жениться второй раз ради наследника.

Зверь задери тебя, плохая девчонка, и тут ты всё продумала. А как ты будешь выпутываться со сроками – уже не мои заботы, наверное, ты знаешь, на что идёшь.

– Кейти, – сказал я ей как можно ласковее. – Да благословят боги Триады тебя и нашего ребёнка. Но я уже ничем не смогу тебе помочь.

Мне захотелось, чтобы Кейти скорее ушла. Я не мог её больше ненавидеть, но и видеть не желал.

– Кори, – вновь заговорила она. – Если бы я знала, что после смерти ты не переродишься, я бы вышла из игры. Плевать на Адлона, плевать на трон! Я люблю тебя, Кори! И мы были бы вместе. – Я вздрогнул от этого её признания, а она продолжила, торопясь: – Но ты бог и ты не умрёшь, а мне тут жить, и мне умирать. Навсегда, Кори! Навсегда уйти в небытие! Я хочу взять от этой проклятой жизни всё, понимаешь? Всё, до капли. Тогда будет не так обидно умереть навсегда, с мыслью, что ты всё-таки жив. И часть тебя всё равно останется со мной.

Я сполз с лежанки и подошёл к ней; она заглядывала мне в глаза сквозь прутья решётки, которые стискивала побелевшими пальцами.

– Ты простишь меня?

Я поцеловал её холодные пальцы. Они пахли розовой водой.

– Конечно, Кейти. И ты меня извини, если что. Я, и правда, иногда был таким дураком... – тут я здоровой рукой с силой прижал её пальцы к прутьям, так, что она охнула. – Но ты должна пообещать мне кое-что.

Она согласна закивала.

– Если хоть один волос упадёт с головы Дэйва по твоей вине, клянусь, я сделаю всё, чтобы вернуться сюда опять и убить тебя. Не забывай, что там я бог, и могу многое.

Конечно, я блефовал, но на Кейти мои слова произвели впечатление. Судя по её благоговейному виду, она безоговорочно мне поверила.

– Клянусь, Кори, всем, чем можно. Клянусь нашим ребёнком! Я буду беречь Дэйва и не допущу, чтобы он страдал.

Я чувствовал, что она говорит искренне, и мне стало спокойнее.

– А теперь уходи, Кейти.

Она убрала руки.

– Кори...

Отвернулась от меня, быстро пошла по тюремному коридору, опустив голову и не оглядываясь. Шлейф её платья скользил по холодному каменному полу, заменяя ей тень.

Может, я действительно не такой уж хороший мальчик, как сказала обо мне Кейти, но в то время мою жизнь перевернуло и смело вовсе не её признание, хотя я и проникся им, а реакция Дэйва.

Самым худшим для меня были не допросы и пытки. Самым худшим было выдерживать его взгляд.

Ненавидящий.

Убивающий.

Взгляд, от которого можно только содрогнуться.

Король явился на второй день пыток, до того он отказывался со мной общаться, хотя я умолял, чтобы мне разрешили с ним поговорить.

Он вошёл в пыточную и уселся в стороне от дознавателя, вперив в меня потемневшие от горя и ненависти глаза.

Я посмотрел в них и опустил голову.

Лучше бы мне опять засунули иглы под ногти.

Но палач придумал кое-что поинтереснее. Мне связали руки за спиной (ноги уже были связаны) и вздёрнули на высокой балке под потолком камеры, перебросив конец верёвки через перекладину. Палач принялся медленно тащить верёвку на себя, и мои мышцы и суставы стали растягиваться. И так как в цирке я развил превосходные гибкость и растяжимость, то палачу пришлось растягивать меня дольше, чем обычных людей. Я заорал, почти теряя сознание.

Палач резко отпустил верёвку, и боль взорвала мои суставы, я захлебнулся в собственном крике. Рухнул на каменный пол, корчась и содрогаясь, но всё никак не терял сознание.

– Ну-с, – сказал дознаватель, – надеюсь, ты перестанешь упорствовать, Кори, и назовёшь участников заговора. Тем самым ты облегчишь себе участь.

Я всхлипнул.

Вчера я уже решил назвать имена Кейти и Адлона, чтобы меня хоть на немного оставили в покое. Но после её рассказа я просто не имел на это право.

– Я не знаю... – выдохнул я. – И я не убивал...

– Что ж, – грустно произнёс дознаватель. – Продолжим.

Палач снова вздёрнул меня, и я застонал от новой волны острой боли.

– Довольно, – вдруг сказал Дэйв, и в голосе его не было ни жалости, ни сочувствия. – Пусть пока так болтается.

Поклонившись, палач ослабил верёвку так, чтобы я просто висел, и закрепил её, оставив меня медленно раскачиваться.

– Я сам хочу его допросить, – и меня затрясло от этих слов.

– Но ваше ве...

– Убирайтесь, – жёстко приказал король. – Оставьте нас вдвоём.

Дознаватель и палач вышли.

В пыточной повисла напряжённая тишина, которую нарушало моё тяжёлое дыхание.

Дэйв подошёл ко мне и, приподняв подбородок, посмотрел в глаза.

– Зачем ты убил её? – спросил он.

– Я не убивал... – прохрипел я. – Поверьте мне... ваше величество. Я могу поклясться чем угодно...

Я увидел, что в его глазах мелькнуло замешательство – он хотел верить мне, но не мог позволить себе такую роскошь, как доверие. Слишком долго он варился среди интриг и врагов, чтобы научиться доверять.

– Клятвы каны не имеют никакого значения. Так зачем? Отвечай! Из ревности? Ради заговора? Зачем? – в его голосе слышалось отчаяние.

Я покачал головой.

– Нет... Я же видел, как вы любите Энни. А я... – я в упор посмотрел на него. – Я люблю вас. И никогда бы не смог причинить... такую боль любимому человеку. Ведь я знаю, что это такое – терять близких навсегда.

Он снова заколебался.

– Я верил тебе, Кори. Очень хотел верить. Ты и Энни были единственными людьми, для которых я был человеком, кого можно любить просто за то, что он есть, а не за то, чем он владеет. Но Энни умерла, а ты предал меня.

– Я не предавал тебя, Дэйв, – устало повторил я, боль терзала меня.

– Значит, не скажешь...

Внезапно он провёл рукой по моей груди, прямо по свежим, ещё кровоточащим ранам после избиения плетью. Я дёрнулся от боли, и оттого, что даже в таком состоянии мог испытывать удовольствие от его прикосновения. Глядя на меня, Дэйв сдёрнул с меня штаны и начал расстёгивать свои.

И вдруг я понял, что он собирается делать. Это было худшим, что я вообще мог себе представить.

– Нет... – сказал я, чуть не плача. – Дэйв, не насилуй меня... Только не ты... Пожалуйста, только не ты... Переломай мне все кости, убей меня, только не насилуй...

Он криво улыбнулся. Его красивое лицо исказилось, и что-то дикое, животное проявилось в нём.

– Дэйв... – я умоляюще посмотрел на него. – Не надо, прошу тебя...

– Ты же сам этого хотел, – усмехнулся он. – И я покажу тебе свою любовь... Кори.

– Это не любовь! – выкрикнул я. – Когда любят – не насилуют! Ни тело, ни душу! Проклятье! Как же вы все этого не поймёте?

Громкий стук в железную дверь заставил нас обоих вздрогнуть.

Дэйв обернулся, быстро застегнулся.

– Ну что там ещё? – недовольно спросил он.

– Богоподобный наместник Хелль сам желает допросить преступника, – сообщил дознаватель за дверью. – Откройте, ваше величество.

Дэйв выругался, но, странно, в его голосе мне послышалось облегчение. Он натянул на меня штаны, и пошёл открывать.

Хелль долго разглядывал меня, укоризненно качая лысой головой.

– Виновен, юноша? – вкрадчиво спросил он.

Я прикрыл глаза. Суставы жгло будто огнём, руки немилосердно затекли.

Затекло что-то у меня внутри. Онемело. Умерло.

Хелль вздохнул. Обратился к королю.

– Освободите его. Внизу ждёт мой экипаж, я забираю этого человека.

– Но, богоподобный! – возмутился Дэйв, едва сдерживая ярость. – При чём тут вы?

– Поскольку это преступление государственной важности, я решил сам заняться им, ваше величество. Извольте не перечить мне.

Я плохо помню, как мы добирались до усадьбы наместника. Я лежал на сиденье в экипаже и то проваливался в беспамятство, то приходил в себя, ощущая, как моё тело разламывается на куски чего-то неживого и кровоточащего.

Потом окончательно растворился в иссиня-чёрной бездне.

Очнулся я не на дыбе в казематах наместника, как можно было предположить, а на широкой кровати, и не по-зимнему яркое солнце било мне в глаза из большого окна. Я зажмурился. Провёл руками по нагому телу под одеялом – на ранах повязки, суставы вправлены...

Очередная причуда судьбы? Что нужно от меня этому Хеллю? С чего такая забота?

Я повернулся на звук открываемой двери.

Старчески кашляя, наместник проковылял в комнату. Оглядев меня, довольно хмыкнул.

– Ну, как чувствуешь себя, парень?

– Спасибо, неплохо, – ответил я, настороженно смотря на него. – Лучше, чем на дыбе, во всяком случае.

Хелль рассмеялся.

– Раз так, то не откажешься ли ты позавтракать со мной, шут его величества? Одежду тебе сейчас принесут, спускайся ко мне в столовую.

Вскоре действительно пришла служанка, отдала новую одежду. Я кое-как слез с кровати, чувствуя, что тело ещё болит после пыток, и оделся. Однако даже пытки можно пережить, если их вовремя прекратят. Я усмехнулся про себя. Да уж, у нас в цирке, когда мы делали театрализованные представления, такого внезапного спасителя героев называли «божеством из машины». Хелль и правда очень вовремя явился.

Наместник ожидал меня за богато сервированным столом. Указал мне рукой на место напротив себя.

Некоторое время мы молча ели. Вернее, ел я, соблюдая этикет, конечно, но налегал на пищу основательно, даже не думал, что могу так проголодаться.

А Хелль вкушал.

Очень медленно, подцепляя вилкой крохотные кусочки, отправлял их в рот и задумчиво пережёвывал, иногда втягивая ноздрями аромат яств.

Наконец, трапеза закончилась, и наместник велел принести редкий напиток – чай. Даже при дворе его редко подавали, а тут, похоже, чай был обычным делом.

Отпивая чай маленькими глотками, наместник наблюдал за мной, и я решился с ним заговорить.

– Почему? – спросил я.

Хелль вздохнул, поморщился.

– Не люблю, когда мучают невиновных.

Я чуть не поперхнулся чаем.

– Откуда вы...

– Только дурак поверит этим липовым обвинениям, да и у меня есть кое-какие связи при дворе, чтобы выяснить всё, что надо мне.

– Его величество – не дурак, – заметил я.

– Ах, Дэйв... – Наместник пожевал тонкими старческими губами. – Он действительно неглуп, но горе и ярость затмили ему разум. Сам подумай: женщина, к которой он слишком трепетно относился, погибла. А человек, которого он на свою голову полюбил, эту женщину отправил в Порталы. Каково?

– Дэйв любил Энни, – тихо сказал я. – А я для него всего лишь шут.

– Ну да, любил и сильно. Но по-своему, – согласно кивнул Хелль. – А ты для него всё-таки больше, чем шут. Стоило лишь посмотреть в глаза твоему королю, ещё тогда, когда он представлял мне тебя, и всё стало ясно.

Я задумался.

Возможно, Хелль прав, и для Дэйва я был чем-то большим, чем шут или эстетическое удовольствие. Теперь уже поздно рассуждать об этом – Дэйв всё равно меня ненавидит.

Я сказал об этом вслух.

– Действительно, для тебя уже всё равно, – ответил Хелль. – Потому что твой срок пребывания в этом мире истекает. Видишь ли, Кори, по здешним законам ты виновен и уже осуждён, так что ещё немного пыток, и тебя казнят. Единственное, что я могу сделать для тебя – отправить домой без мучений. Это в моих силах.

Я молчал, размышляя над его словами.

– Значит, Внешний мир – не выдумка жрецов? – наконец, спросил я.

Хелль расхохотался, хлопнув себя по колену.

– Да он так же реален, вот как эта чашка.

– Так я на самом деле бог?

Наместник фыркнул.

– Ты не бог. И я не бог. От жителей этого мира нас отличает возможность бесконечно перерождаться, ну и ещё кое-какие способности, недоступные здесь. В остальном мы такие же, как они.

– А Дэйв?.. – спросил я с надеждой.

– Он смертен, – отрезал наместник. – Самому жалко.

– Но почему? – мне вдруг стало обидно. – Зачем так перепутаны смертные и бессмертные? Какая в этом справедливость?

– Хотел бы я знать, – задумчиво ответил Хелль. – Так задумано Творцом. Но, полагаю, Творец тоже может ошибаться, а ошибки надо исправлять.

Я удивлённо посмотрел на него – от его слов веяло преступным сомнением, которого не должно быть у жрецов и наместников.

Он перехватил мой взгляд.

– Ты думаешь, что я отступник?

Я пожал плечами.

Какое мне дело? Дэйв не сможет переродиться и умрёт навсегда, вот это меня печалило больше всего. А что там задумал наместник – меня не касается.

Хелль ссутулился, лицо его потемнело.

– Конечно, Кори, я и не рассчитывал на тебя. Сколько горя ни насылай на отдельную душу, она всё равно не изменится. Основа основ, как она есть.

– Неужели вы знаете, кто я?

Прямо сердце оборвалось.

Хелль кивнул.

– Я был... плохим человеком?

Наместник улыбнулся.

– Я бы сказал, что ты был не таким, как все. Никогда не понимал тебя. Но осудили тебя заслуженно.

Мне не терпелось выспросить у него подробности насчёт моей прошлой жизни. Но... В конечном счёте, я скоро сам всё узнаю. А пока я – это я, рыжий шут по имени Кори, который скоро перестанет быть самим собой. Поэтому мне остро захотелось сохранить эту личность ещё на какое-то время.

– Когда?

Не люблю находиться в подвешенном состоянии. Как душевно, так и физически.

– Полагаю, через два дня, когда я улажу вопросы с твоим королём. Кстати, могу намекнуть на причастность госпожи Ланг к этому делу.

– Нет! – отшатнулся я от него. – Не трогайте её!

Хелль внимательно посмотрел на меня.

– Полагаю, у тебя есть веские причины, чтобы забрать у себя хоть и маленький, но последний шанс.

– Да, – ответил я и умолк, не желая объяснять эти причины.

Наместник поджал губы.

– Натворил ты дел, парень. Что ж, у тебя два дня.

Если вы узнаете, что умрёте через два дня, как проведёте их? Я лично не знал, что мне делать. Бродил по саду наместника, играл на флейте, которую Хелль забрал с моими личными вещами и думал о Дэйве.

Мне не хотелось уходить отсюда непрощённым.

Пусть хоть весь Серединный мир думает, что я подонок, поднявший руку на беззащитную женщину, но я не хочу, чтобы обо мне так думал Дэйв.

Эта мысль измучивала меня, не давая спокойно доживать свои часы здесь.

Хелль отсутствовал почти сутки. Вернулся утром следующего дня в сопровождении уже знакомого мне палача. Отыскал меня в библиотеке.

– Кори, – сказал наместник, сев рядом на скамью. – Всё в порядке. Я устроил так, что казнить тебя буду я.

Он вынул из складок одежды на груди флакон с бесцветной жидкостью.

– Это медленный яд. Очень мягкий по действию. По прошествии суток ты просто мирно уснёшь, и твоя душа отделится от тела. Ты пойдёшь дорогами Порталов во Внешний мир. Противоядия, увы, не существует.

Хелль отдал мне флакон. Прохладное стекло, казалось, заморозило мне пальцы.

Я подавленно смотрел на то, как хищно растекается яд, запертый в стеклянном зверинце, и страх забирался мне в душу. Я хотел верить наместнику, но пока его слова оставались всего лишь словами.

– Знаю, что ты боишься, преодолей это. Поверь мне. Ведь ты уже узнал цену доверия.

Я взглянул на Хелля – он был очень стар и, наверное, ни одна из тайных сторон жизни не укрылась от него.

– Дэйв попросил меня, чтобы твоя смерть была лёгкой, – сказал наместник.

– Дэйв попросил?

– Да.

Улыбнувшись, я кивнул. Посмотрел в глаза палачу, тот опустил взгляд.

Открутил крышку на флаконе – лёгкий цветочный запах щекотал ноздри – я быстро опрокинул жидкость в рот. Она была очень горькой, как моё имя, скользнула мне в горло, растеклась по желудку.

Я сидел, застыв, прислушиваясь к ощущениям, но ничего не происходило.

Всё также равнодушно светило зимнее солнце за окном, искрился снег на дорожках и деревьях, мир не менялся. И не изменится ещё сутки.

Я медленно выдохнул.

Палач глазел на меня, как на привидение. Хелль задумчиво барабанил пальцами по скамье.

– Не смотрите на меня так, я ещё не умер, – сказал я им. – Пойдёмте, что ли, повеселимся напоследок, ребята?

И мы втроём закатились в местную таверну, где культурно напились, как полагается благородным господам. Хотя я никак не мог опьянеть, видимо, от волнения. Так и вернулся вечером домой до отвращения трезвый.

Мне осталось пережить одну ночь, и я думал, чем же себя занять.

Но, когда я вернулся в дом наместника, все вопросы отпали сами собой.

В моей комнате меня ожидал Дэйв.

Когда я вошёл, он поднялся и шагнул навстречу.

– О, ваше величество, – сдержанно поклонился я. – Ваш шут опять у ваших ног. Что прикажете?

– Ты уже принял... яд? – сразу спросил он охрипшим голосом.

– Да, ваше величество. В присутствии двух свидетелей. Можете уточнить у них.

Он вдруг обнял меня за плечи, вцепившись сильными пальцами, заглянул в мои глаза.

Я задрожал. На этот раз просто задрожал. От любви, что рождала во мне жалость к нему. Он ведь смертен, и я вижу, как он сейчас страдает.

Его лицо было совершенно потерянным.

– Кори, – он встряхнул меня. – Скажи мне правду. Скажи правду хотя бы перед лицом смерти. А то я с ума сойду.

Я, улыбаясь, прямо посмотрел на него.

– Я не убивал, Дэйв. Клянусь тебе Творцом, всеми богами Триады и своей матерью. Я. Не. Убивал.

– Проклятье!

Он оттолкнул меня, и отвернулся. Мышцы его спины и плеч напряглись под рубахой.

– Это я убийца, – вдруг глухо произнёс он. – Я убил тебя. Моя лодка всё-таки перевернулась.

Что я мог ему ответить? Что такова цена доверия? Я не желал, чтобы он страдал, всё-таки я не совсем умру, а он будет мучиться совестью до конца жизни, отравляя свой и так короткий срок. В этом нет никакого смысла.

Я провёл ладонью по его спине, он вздрогнул.

– Дэйв, ты же знаешь, я не умру, – сказал я. – Скоро я попаду к себе домой, и незачем переживать на мой счёт. А сейчас... сейчас мы просто теряем время.

Он повернулся ко мне, я обнял его, и Дэйв прижался к моим губам. Мои руки скользнули ему под рубаху.

Кожей ладоней и губ, кожей своего тела я запоминал его тело, впитывал его вкус языком. Мне хотелось пронести это ощущение и во Внешний мир. Если Хелль прав и говорит, что душа не меняется, значит, всё, что она запомнила, должно сохраниться. Просто обязано. Я хочу, чтобы Дэйв жил. Хотя бы в моей памяти.

А потом он взял меня.

И я кричал.

Впервые в жизни кричал от удовольствия, а не от боли.

В этот момент я простил всех. И жандармов, что забрали меня у матери, и Марка, и Кейти с Адлоном. Потому что я любил их всех, весь Серединный мир.

Мы не заметили, как наступил рассвет, и солнце робко коснулось лучами наших мокрых от пота тел.

Я почувствовал, что меня клонит в сон, глаза смыкаются сами собой. Дэйв это тоже заметил.

– Кори, – встряхнул он меня за плечи. – Кори, не засыпай, пожалуйста... Ради меня, не спи...

Он стал целовать меня, тормошить, а я вяло отвечал. Меня затягивало во что-то вязкое и зелёное.

– Всё в порядке, любимый, – сонно пробормотал я. – Мне нужно немножко отдохнуть. Что-то я устал от наших акробатических номеров.

И он сдался. Просто лежал рядом и нежно гладил меня по лицу и волосам.

– Дэйв, – сказал я ему, изо всех сил преодолевая сонливость. – Кейти Ланг...

– Что?

– Она... она неровно к тебе дышит... и она...хорошая девчонка. Присмотрись к ней получше.

– Хорошо, Кори, – пообещал он. – Только не уходи от меня... Я... я люблю тебя... не покидай меня, мой шут...

Мягкие тёплые волны ласкали мою душу, качали на своей поверхности. Ослепляющее свечение разгоралось всё ярче, окрашивая лицо Дэйва нежно-зелёным, делая его совсем прозрачным.

– Мой король... посмотри... – сказал я, слабо рассмеявшись. – Это... очень... весело...

И проклятый рыжий шут Кори закончил своё последнее представление в Серединном мире.