Чудовища в ночи
Бессильны имена твои назвать,
Пришла пора любви...

«Аквариум»

– Вы чем-то неудовлетворенны в результатах моего осмотра? – сухо поинтересовался Сефирос, неотрывно наблюдая, как Ходжо вертит толстую пачку распечаток с показателями физического состояния бывшего подопытного.

– Хмм… гммм… – Ходжо поморщился, почесал ногтем переносицу между мрачно сдвинутыми бровями, потом решительно отложил распечатки прочь и жестом окончательного приговора снял еще и очки.

За стеклянной дверью кабинета тихо жужжали лабораторные приборы, Сефирос смотрел на Ходжо, Ходжо хмурился и смотрел на Сефироса.

– Нет, физически ты абсолютно здоров, мой мальчик, – пугающе вкрадчиво произнес, наконец, профессор. – Но мне не понравились твои реакции на нервные возбудители. Все указывает на то, что уже продолжительное время ты находишься в состоянии стресса, и это начинает влиять на качество твоих показателей.

Под пронизывающим взглядом своего создателя Сефирос сглотнул и надменно вздернул голову. Его злило то, что собственное тело выдавало его секреты, но от внимания Ходжо ничего нельзя было скрыть. Совсем, как в детстве. Ничего нового.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всем, – Ходжо потянулся через стол и ловко поймал руку Сефироса. Генерал дернулся, вскинув на него настороженные глаза того мальчишки из лабораторий, но быстро справился с собой, и отнимать руку не стал. Перчатки все-таки помогали спастись от прямого контакта.

– Позволь, я сделаю несколько предположений, – рассеянным жестом Ходжо, сам того не замечая, погладил большим пальцем тыльную сторону ладони генерала. – Не как руководитель твоего проекта и даже не как ученый, а как человек просто дольше тебя поживший на свете.

– Профессор Ходжо, а это надолго? Мне сегодня еще нужно быть на аттестации кандидатов, – неловко попытался выкрутиться Сефирос и даже начал подниматься со своего места.

– Сидеть, – спокойно приказал Ходжо, и против всей своей сути бойца и сверхчеловека генерал испуганно замер на краешке гостевого кресла. – Не начнут они без тебя, в крайнем случае, подождут немножко.

Сефирос покорно склонил голову. Есть такие вещи, которых нельзя избежать. Одна из них – собственное прошлое. Оно врастает в память тела и без труда управляет им, как пилот боевой машиной.

– Так вот, мальчик мой. Не буду мучить тебя и сразу скажу, что исходя из того, что я вижу, ты не просто так не хочешь говорить о своей проблеме. По большому счету, она не угрожает ни твоему статусу, ни боевым навыкам, ни талантам, ни физическому состоянию. И все же она гложет тебя, мешает спать, изматывает тебе нервы. Проще говоря, Сефирос, ты влюбился.

Генерал ощутимо напрягся, и на породистом лице его возникло озадаченное выражение, как будто он не понимал, о чем речь.

– Ну, хочешь иметь физическую близость с другим человеком. Трахнуться с ним, – другими словами сформулировал свою мысль Ходжо. – А человек этот, скорее всего, или не отвечает тебе взаимностью, или – поскольку тебе вряд ли кто-либо сможет отказать – просто не знает о твоих терзаниях.

Сефирос почувствовал, что кровь прилила у него к лицу от такой незамысловатой прямолинейности профессора.

А еще потому, что тот был прав.

– Ну, теперь расскажешь мне, что именно происходит? Кто у нас предмет постыдных мокрых фантазий? – Ходжо все-таки отпустил руку Сефироса и с довольным видом откинулся в кресле.

– Профессор, я не желаю обсуждать эту тему, – максимально холодным голосом постарался закрыть вопрос генерал, но, увы, как раз на этого человека такие фокусы никогда не действовали.

Ходжо его не боялся.

– Ну-ну, мальчик мой, не стесняйся. Ты же знаешь, что за годы проекта ты – мое лучшее творение – стал мне практически, как сын. С кем же еще тебе говорить о таких интимных вещах?

Сефирос поздравил себя с тем, что не кусает губы, слушая этот бред. Он плохо помнил, с какого именно возраста служил для профессора объектом воплощения сексуальных фантазий, и даже не мог сказать, что это всегда было так уж неприятно, но в любом случае теперь слова об «отцовском» отношении Ходжо казались ему насмешкой. Хотя, с другой стороны, несмотря на всю свою популярность, генерал не мог похвастаться обилием сексуальных подвигов. Или хотя бы просто наличием какой-либо личной жизни. Честно говоря, Ходжо вообще был единственным сексуальным партнером в его жизни, с которым он переспал более одного раза. Причем совершенно независимо от того, хотел он этого или не хотел.

Сефирос вздохнул.

– Он… солджер Первого класса.

Ходжо понимающе закивал и повел рукой, побуждая Сефироса продолжать.

– Очень талантливый, но не это главное. Он как будто… сияет изнутри. Такой светлый. Щедрый на радость. Добрый. Искренний, – чем больше он говорил, тем легче было произносить все новые и новые слова. Видимо, ему действительно надо было выговориться. И ему действительно хотелось рассказать о том, какой необыкновенный человек есть рядом с ним. – Он никогда не лебезит. И поступает так, как считает правильным. И он ослепительно красивый! Глаза болят смотреть. Сильный и красивый.

Непривычный к таким речам, Сефирос вдруг выдохся на этой мысли. Даже поник.

– Чудесно, чудесно, мой мальчик. Так проникновенно, – довольно улыбнулся ему Ходжо. – Ах, молодость! Кипень беспомощных страстей. И в чем проблема? Он предпочитает женщин?

– Ну, отчасти, да, – замялся Сефирос. – Хотя это еще не значит, что он не спит и с парнями тоже. Он вообще…

– Давалка, – подсказал Ходжо.

– Открытая душа, – сухо поправил его Сефирос.

– Это одно и то же, – отмахнулся профессор. – Так в чем же тогда проблема?

– У него есть один друг, – неуверенно начал Сефирос. – Совсем мальчик. Скромный, стеснительный. Мне кажется, Зак ухаживает за ним.

– Малолетний соперник без статуса и опыта – это и не соперник, а так, даже недостойно отдельного обсуждения, – широкий рот Ходжо медленно растянулся с еще более широкую и жутковатую улыбку. – Тут все просто: приглашаешь к себе этого юного товарища на личный разговор поздно вечером. Только не забудь заранее проверить патроны…

– Я не о том! – напряженно прервал обмен опытом Сефирос. – Мне этот мальчик тоже нравится.

– Ах, даже так? – еще больше обрадовался Ходжо. – Любовный треугольник с упором на групповуху. Восхитительно! Ты знаешь, я начинаю еще больше тобой гордиться, Сефирос.

– Доктор Ходжо, хватит издеваться, – уже немного раздраженно выдохнул генерал. – Если можете дать дельный совет – говорите, а смеяться над собой я вам не позволю.

– Деточка, поверь, я и не думал над тобой смеяться. Просто, на самом деле, никакой проблемы здесь нет. Ты молод, красив, привлекателен, стоит только щелкнуть пальцами, ну, пригласить их к себе вечером на бутылочку, и результат превзойдет твои самые смелые ожидания. В конце концов, ты же их командир, сомневаюсь, чтобы они отказали тебе.

Лицо Сефироса, печально задумчивое до этого момента, медленно застыло гримасой решительного отрицания:

– Именно по тому, что я их командир, я не могу так поступить. Я не хочу, чтобы они спали со мной из соображений субординации или из страха. Я хочу, чтобы во мне видели человека и партнера, а не своего генерала. Но тебе, Ходжо, я думаю, этого не понять.

– Ох, детка, какой же ты, оказывается, привередливый. Ладно, не расстраивайся. Не так велика твоя проблема, постараюсь что-нибудь придумать. Как там это было у классика: «Я тебя породил…» эээ… я тебе и помогу? Короче, через неделю. Нет, лучше в четверг, после работы загляни ко мне. Будет тебе… эээ… лекарство.

Ходжо мечтательно потер руки, и, кивнув в знак благодарности, Сефирос поднялся из кресла со смутным ощущением того, что у классика цитата все-таки оканчивалась как-то не так.

* * *

Все знали, что Ходжо не чурается в своей работе последних техногенных новинок, но вот иезуитские наручники класса «эспандер» он эксплуатировал столько времени, сколько Сефирос себя помнил. Сочетание металла и резины, позволяло растягивать их, но не настолько, чтобы порвать. Боковые крепления так же оставляли раздражающую навязчивую видимость свободы, обрекая лишь бессмысленно метаться и трепыхаться. Это Сефирос знал по личному опыту, и не горел желанием проверять заново.

А ведь не хотелось, как же не хотелось идти на эту злосчастную встречу с профессором. Прямо душа не лежала. И все-таки он пошел.

Сефирос даже сам не знал, на что он надеялся. Или почему собственно вообще надеялся на что-либо. Самым вероятным вариантом казалось то, что они с Ходжо просто разок переспят по старой памяти, и Сефирос со всей остротой эмоций отчаявшегося влюбленного понимал, что даже не против такого варианта. Но когда Ходжо повел его в знакомое помещение смотровой и, радостно закатав рукава, достал шприц, Сефирос на мгновение понадеялся, что ему сейчас просто вколют некий антисекс препарат, чтобы он успокоился.

Уже теряя сознание, генерал холодно изумился, как он мог забыть, какой же доктор Ходжо мудак.

Очнулся он уже в знаменитой комнате с зеркальной стеной. Для полного удовольствия: распятый на сквозной металлической раме. На нем была обычная одежда подопытного: рубашка с глубоким воротом, чтобы надевать через голову, и пижамного плана штаны на резинке. И еще один момент невозможно было упустить: по внутренней стороне ног липко стекало нечто маслянистое и прохладное.

Сначала Сефирос с раздражением подумал, что гуманист Ходжо просто трахнул его, пока он был в отключке, и даже удивился тому, что слегка огорчен тем, что был без сознания и все пропустил. Но потом он догадался внимательнее прочувствовать свои ощущения, и предположил, что Ходжо просто обильно смазал его внутри и на этом пока остановился.

– Мудак, – себе под нос пробормотал генерал, с неприязнью осознавая, что мысль о длинных, узловатых пальцах доктора шарящих у него внутри, сладкой истомой скрутила ему пах.

– Как грубо, мой мальчик, – прозвучал из динамиков знакомый голос. – Вижу, армия повлияла на тебя не в лучшую сторону.

– Ходжо, что за дела? Я тебе уже не ребенок, чтобы надо мной можно было безнаказанно издеваться! – угрожающе зарычал генерал.

– С днем рожденья, Сефирос.

– Что? – от нелогичности такого ответа, он растерялся. – В каком смысле?

– В прямом. Готов принять свой подарок?

– Ходжо, подожди, – занервничал Сефирос, по опыту зная, что от профессора можно ожидать всего, что угодно, но тут же замолчал, спиной почувствовав, как в помещении бесшумно открылась одна из боковых дверей. Мягкие шаги прокрались у него за спиной. Мужчина, крепкий, плавная поступь подбирающегося хищника. И еще один. Судя по походке, поменьше и полегче.

Сефирос медленно повернулся, насколько позволяли его фиксаторы, чтобы увидеть, что его ожидает.

В первое мгновение, он не поверил своим глазам, а когда поверил, почувствовал, что у него подкашиваются колени. Верх унижения, верх позора – именно то, чего можно было ожидать в подарок от Ходжо.

Сплошь мокрые волосы обоих его гостей непривычно ниспадали на плечи гладкой блестящей массой. На них была такая же простая лабораторная одежда, как и на нем, и даже на расстоянии он отчетливо чувствовал давящий запах недавней химической обработки, которую прошли их тела, прежде чем их пустили к нему. И глаза с неестественно расширенными зрачками, пустые, сияющие всего лишь одним животным желанием.

– Ходжо, сукин сын, зачем же так? – беспомощно простонал Сефирос. Внутри в груди было больно от унижения, от того, как жизнь глумилась над его мечтой, выворачивая ее наизнанку.

– Их сознание временно подавлено, – прозвучал над головами довольный голос Ходжо. – А низшее бессознательное получило соответствующую стимуляцию и объект. Наслаждайся, уже завтра они ничего не вспомнят.

– Подонок, – себе под нос выдохнул Сефирос и внутренне напрягся, чувствуя, как они медленно приближаются, принюхиваются к нему.

Зак, не спеша, обошел вокруг него. Без привычно стоящей дыбором шевелюры, он казался незнакомым, опасным; даже широкая белозубая улыбка больше напоминала оскал. Будто в раздумье он потянул за ворот своей рубашки; затрещала, поддаваясь, ткань, и Зак выскользнул из одежды, как мокрая рыба из рук неумелого рыбака.

Он был чертовски хорош! Безупречное сильное тело, рисунок мышц, ничего лишнего. Это тело сверкало в свете искусственных ламп своей смуглой кожей, бесконечно желанное и недостижимое.

И все же…

– Зак, не надо, – ровным голосом, очень спокойно сказал Сефирос. Но Солджер никак не отреагировал ни на просьбу-запрет, ни даже на свое имя.

Сефирос выпрямил спину, запрокинул голову, стараясь удержать Зака взглядом, но тот, наоборот, резко подался вперед и рванул рубашку на груди Сефироса. Ткань разорвалась, и, довольно заурчав, Зак подступил вплотную к нему, бесстыдно прижимаясь нагим торсом к нагому торсу, впился засосом в шею под челюстью.

– Зак, – тихо, с внутренним отчаянием прошептал Сефирос и содрогнулся, ощутив горячие пальцы у себя на спине под разорванной рубашкой. Нетерпеливые, жадные. Клауд прижался к его спине и дышал между лопаток.

«Ходжо, сукин сын, ты умудрился изгадить даже самое светлое, – уступая накатившей на него бескрайней грусти и нежности, подумал Сефирос. – Ты все изуродовал. Но пускай хоть так… хотя бы так… как будто завтра я тоже ничего об этом не вспомню».

Их прикосновения обжигали его. Сердце Зака стучало в такт с его собственным, и этот ритм отдавался в телах обоих.

– Зак, – бессмысленно повторил он и сам наклонился, касаясь губами брови солджера. Резкий порыв навстречу, и они уже целовались, жадно, безжалостно. Дурея от вкуса и запаха друг друга. Как если бы искусственно подхлестнутая жадность Зака, как зараза, передалась и самому генералу. Будто сумятица чувств – стыда, неловкости, обиды, горечи, жалости к себе – разом переплавилась в одну единую судорогу страсти.

И Зак дышал жарко и требовательно, одной рукой обнимая его за талию, как девицу, прижимая к себе, а второй жестоко терзая плоские соски Сефироса.

Клауд ласкался сзади, терся пахом о ногу Сефироса, тянул за волосы, безошибочно целуя в то, самое чувствительное место сзади на шее. А потом скользнул на колени, обеими руками сдирая вниз штаны, требовательно теребя зубами ляжки и ягодицы.

Одновременно Зак тоже освободился от оставшейся на нем одежды и, наконец, содрал лохмотья рубашки с Сефироса. Еще раз скользнув горячими губами по его шее и груди, Зак подхватил его ноги под коленями и рванул вверх и на себя.

Где-то по краю сознания скользнула мысль, что если он хочет остановить это, сейчас у него остался последний шанс. Но он не хотел! Даже более того, Сефирос сам послушно устроил левую ногу на плече Зака, правой обнимая его за талию. И зажмурился…

Он угадал: Зак взял его резко, без пощады вгоняя на всю длину. Силой жажды и простой физической силой прорываясь сразу глубоко вовнутрь. Сефирос прикусил губу, заставляя свое тело привыкнуть, подчиниться, и краем сознания, мысленно поблагодарил Ходжо за смазку. С учетом его размера, без подготовки Зак просто порвал бы его таким напором, и неважно насколько Сефирос сам хотел отдаться ему.

По подмышке, по боку пробежали жаркие пальцы. Пощипали сосок и скользнули дальше вниз по ноге.

Сефирос открыл глаза и столкнулся взглядом с ясным сияющим взглядом Зака. Пульсирующим, торжествующим, диким, довольным. И с новым рывком наружу и внутрь, долгожданная упоительная судорога скрутила ему нутро, и Сефирос засмеялся. Засмеялся, сам пытаясь двигаться Заку навстречу, распираемый внутри его плотью. Засмеялся, видя, как прокравшийся справа от него Клауд стремительно дрочит, не отрывая взгляда от того, как Зак врубается ему в задницу.

Происходящее было невозможно, безумно, как в диком сне. И просто физически больно, и просто физически сладостно на грани невыносимого. Бьющиеся о живот Зака его яйца набухли и дрожали от желания выплеснуть наружу свое содержимое, и в то же время он не мог, просто не мог кончить. Он хотел, чтобы это нелепое изнасилование не прекращалось.

Зак зарычал, мотнул головой и, выдрав из него свой член, толкнул на пол послушного Клауда и, обеими руками вдавливая его голову себе в пах, разрядился в горло мальчишке.

Брошенный в одиночестве, Сефирос с гневом смотрел, как Клауд сглатывает, как мощно вздрагивают безупречные бедра Зака.

Он хотел их. Хотел еще!

Впрочем, они не заставили его долго ждать. Утерев белые потеки на губах Клауда большим пальцем, Зак широко улыбнулся ему и мотнул головой в сторону Сефироса, как будто давая разрешение.

Повторить позу старшего товарища Клауду не хватило ни сил, ни роста, но он не стал терять время: обошел и обнял генерала сзади. И презирая самого себя, Сефирос послушно приседал, насколько пускали его оковы, чтобы мальчишка-курсант мог глубже вставлять свой хер ему в задницу. А потом Сефиросу на плечи легли руки Зака, силой придавливая его вниз. Пальцы онемели и скрючились от недостатка крови, но Сефирос благодарно потянулся губами к губам своего солджера. Всей агонией своего желания, завладевая ртом Зака, сталкиваясь с ним языками, засасывая его язык себе в рот. Зак с усилием оттолкнул его, рухнул на колени и, вцепившись одной рукой в бедро, чуть ниже, чем Клауд, а другой обхватив основание члена, взял в рот. Сефирос придушенно взвыл, иступлено толкаясь вперед во влажное тепло. Клауд отпустил одну руку и, накрутив на запястье волосы генерала, рванул назад, вонзил зубы ему в мочку уха. Твердый жаркий член мальчишки неистово задергался внутри… Сефирос задрожал, захлебываясь в ощущениях. Зак больше не помогал себе рукой, он, то и дело давясь, заглатывал член. Все его пальцы вдавлены в бедра генерала. А в черных волосах Зака – руки Клауда, требовательно и грубо толкали его голову, заставляя брать в горло. Именно так, как хотел сам Сефирос. Будто Клауд сквозь задницу Сефироса трахал рот Зака своим членом.

Мучительно-долгожданный оргазм взорвал их тела почти одновременно. Кульминация. Катарсис. Апофеоз.

А после Зак ласково сосал его член, пока последние судороги не оставили генерала. И глядя сверху вниз на его темноволосую голову, Сефирос подумал, что ни о чем не жалеет. И о том, как больно ему будет теперь каждый день здороваться с Заком и пожимать его руку.

Впрочем, препарат Ходжо все еще действовал, и они оба кончали ему внутрь, пока задница Сефироса не оказалась растрахана настолько, что из него уже просто текло по ногам: мышцы больше не сжимались, как надо. За это время Зак успел также дважды выебать Клауда: сначала сзади, когда тот отсасывал Сефиросу, а потом в рот, пока Клауд дразнил своей мокрой открытой дыркой беспомощного генерала. Правда, после юный курсант мартышкой забрался на него, крепко обхватив ногами за талию, и выдыхал в плечо Сефиросу пошлые хныкающие звуки. Сефирос и сам готов был стонать, чувствуя руку Зака у себя на члене и то, как она трет его головкой отверстие Клауда, то чуть вводя, то снова отстраняя его. Не выдержав этой пытки, он рыкнул на Зака, и тот смилостивился над ними.

Даже после Зака внутри Клауд был невыносимо, мучительно тесный. Сладкий до одури. Его хотелось ебать. Ебать так, чтобы он кричал. Но поза была слишком неудобной для этого, и Сефирос хрипел и кусал плечо Клауда, спазматическими движениями толкаясь ему внутрь, пока мальчик сам по собственной воле раскачивался у него на бедрах вверх и вниз. Зак поддерживал его сзади, и его дыхание, его губы постоянно касались лица Сефироса.

Как бы ему хотелось оказаться сейчас с ними в постели! Или на полу. Главное, чтобы руки были свободны. И можно было обнять, и зарыться пальцами в волосы, и трогать их: их тела, их лица, их члены, погружать пальцы им внутрь. И чтобы они были с ним по доброй воле, а не по воле химикатов доктора Ходжо. Чтобы они любили его.

Клауд кончил, всхлипывая и сжимая его ногами, липкое семя брызнуло Сефиросу на грудь и живот, размазалось между ними. И он тоже, тоже хотел кончить в тесную горячую задницу, но Клауд бессильно соскользнул с него на пол, и Зак отпустил его.

После такого, Сефирос не захотел ответить ему на поцелуй, но он видел, что у Зака снова стоит. Чувствовал это. Зак не стал упорствовать. Он просто снова скользнул за спину Сефиросу и с неприличным чавкающим звуком вставил ему по новой.

Ладонь Зака накрыла его член, сомкнулась, крепким тоннелем, и почти уже не чувствуя, как Зак имеет его сзади, Сефирос кончил сквозь его пальцы, прогибаясь в спине, сжимаясь внутри, сжимая в себе Зака. Свободной рукой Зак обхватил его поперек груди, так заботливо, так надежно. Его дыхание влагой оседало на шее Сефироса. Зак был уже близок, а Сефирос просто не мог больше возбудиться. Движения Зака потеряли всякую видимость ритма. Они как будто парили, парили вместе вдвоем. Судорогой последних рывков, Зак приподнял его, отрывая его ноги от пола, кончая, уже кончая…

– Се-фи-рос…

Толкнулся ему в ухо охрипший шепот.

Его имя.

Как будто Зак понимал, с кем он сейчас. Или же… как будто он всегда выдыхал это имя кончая, не важно, с кем бы ни трахался.

– Зак, – из глубины души выдохнул Сефирос.

Он любил этого человека.

Он почти не почувствовал, когда в живот ему впился крошечный капсула-дротик.

Подтверждая: то, что Ходжо предпочитал работать со своими объектами, пока они в сознании, было неправдой. Зато стрелял профессор, как прежде, безупречно.

* * *

– Просыпаемся, просыпаемся! Подъем, побудка!

Голос Ходжо с утра звучал омерзительней любого будильника. Сефирос непроизвольно мотнул рукой, надеясь таким образом отогнать профессора.

– Вставай, малыш Сефирос. Открываем глазки, радуемся новому чудесному дню!

Пришлось подчиниться. Длинное лицо с тощими неопрятными усиками склонилось слишком близко над ним. Очки неприятно бликанули солнечным светом.

– Сколько я спал?

– Около суток, солнышко. Не беспокойся, я сообщил Хайдеггеру, что ты здесь. Как тебе мой подарок?

Сефирос отполз от Ходжо, невольно морщась от боли в пояснице и кое-где пониже. Ходжо выжидающе смотрел на него:

– Может, скажешь спасибо?

– Спасибо, – тихо произнес Сефирос и посмотрел прямо в темные, пугающе беспросветные глаза своего создателя.

Он действительно был благодарен даже за уродливую тень, за безобразный призрак той радости, что могла быть в его жизни. За шанс попробовать счастье на вкус.

– Ходить сможешь? – совершенно невинно спросил Ходжо.

– Смогу, – упрямо ответил Сефирос. Он терпел много хуже, потерпит и такой ерундовый дискомфорт.

Тем более, если Ходжо смотрит.

– Ходжо, – неожиданно для самого себя спросил он. – Ты действительно считаешь, что нет ничего кроме похоти?

– Да, малыш, – совершенно серьезно ответил профессор. – Просто похоть иногда бывает такой сильной, что люди готовы убить и умереть за нее.

– Брехня, профессор, – вставая и потягиваясь, поделился своим мнением Сефирос.

* * *

С Заком он столкнулся спустя два дня. Почти случайно. Зак тренировался со своим огромным мечом. Его майка взмокла от пота, но все движения были безукоризненно точны и смертоносны.

Сефирос стоял у входа и даже на расстоянии дышал его запахом. Запахом, которым так и не надышался тогда, в лаборатории.

Зак заметил его и, непринужденно оборвав серию выпадов, прямо с мечом на плече подбежал к Сефиросу.

– Привет, Сеф. Что случилось?

– Захария Фейр, – глухо произнес Сефирос. У него не было никакого официального дела к Заку. Он даже не знал, что сказать. Он просто смотрел на него и помнил ощущение его дыхания на своем плече и шепот в волосы.

Зак чуть склонил голову к плечу, неожиданно внимательно посмотрел прямо в глаза и радостно, светло улыбнулся:

– У тебя или у меня?

Сефирос не двигался, не отвечал. Он просто смотрел на Зака, вдыхал его запах, ощущал тепло его тела. Потом поднял руку и коснулся пальцами его губ.

– Ко мне ближе, – заговорщически улыбнулся Зак и легко лизнул его пальцы.

* * *

Из единственного окна в комнату Зака щедро натекала темнота. Кровать и до фига самых разных хаотично разбросанных предметов затонули в глубинах этого мрака, опустились на самое дно. Лишь поблескивали в узких щелях лениво припущенных век зеленые искры.

На губах Сефироса, на его теле подсыхал вкус Зака. Везде вокруг царил его запах. В нем можно было купаться.

И сам Зак лежал совсем рядом, коленом касаясь ноги Сефироса. Шумный, мокрый, пахнущий сексом и потом. Самый желанный.

Сефирос поимел его уже дважды и после некоторого перерыва собирался поиметь его снова. Он знал, что Зак не будет против.

И, возможно, снова выдохнет его имя, кончая.

– Слушай, Сеф, – немного восстановив дыхание, начал Зак. – Тут есть один паренек. Клауд. Тебе, наверняка, попадалась на глаза его прическа, как у птенца чокобо.

– Ну? – осторожно спросил Сефирос.

– Я подумал, хорошо бы нам с тобой его как-нибудь завалить в постель. Сладенький кусочек свежатинки веселее поделить на двоих, – Зак раскинул руки в стороны, уронив одну прямо на лицо Сефиросу.

– А разве ты с ним еще не?..

– Еще нет. Но планирую в самое ближайшее время, – Зак глухо засмеялся, а потом подвинулся ближе к своему любовнику. – Давай вместе его попробуем. Я даже готов уступить тебе его невинность, если ты хочешь.

Предплечье Зака было сплошь покрыто короткими мягкими волосками, и Сефирос потерся о них лицом, пряча улыбку.

Он слишком хорошо помнил, как они уже трахали Клауда вдвоем. Но приятный опыт не грех и повторить.

– И как ты планируешь заманить его в постель?

– Элементарно. Мы просто воспользуемся нашим служебным положением.

Сефирос на мгновение напрягся, но Зак уже ржал в голос. И все вокруг пахло Заком.

Зак. Его лохматое солнце темноты.

А значит, все будет хорошо.

Конец

29.05 – 06.06.2008