Форум Slashfiction.ru | Профиль пользователя Inga | Просмотр сообщений | Темы
Просмотр сообщений
Сообщения |
 Темы |
Вложения
В этом разделе можно просмотреть все сообщения, сделанные этим пользователем.
1
« : 27-05-2009, 19:15:13 »
http://www.belousenko.com/wr_Renault.htm Мэри Рено (Mary Renault) — это литературный псевдоним Эйлин Мэри Чэлленз. Она родилась в Лондоне в 1905 году в семье врача, в детстве была замкнутой и очень много читала, и поначалу собиралась стать учительницей, даже закончила Оксфордский университет для этого. Но затем решила стать писательницей, и поступила в школу медсестер, чтобы приобрести жизненный опыт, необходимый литератору. С середины 30-х годов работала в больнице, и там встретила Джули Малэрд, с которой прожила всю свою жизнь. Всю войну она проработала медсестрой в госпитале, а в свободное от работы время писала, разрабатывая сюжеты, почерпнутые из окружающей жизни. Ее первая книга Promise of Love ("Залог любви"/?/) была опубликована в 1939 году. Затем последовали Kind are Her Answers ("Ее ответы так милы"/?/, 1940), The Friendly Young Ladies ("Дружелюбные девушки"/?/, 1944) , The Middle Mist (/?/, 1945) и Return to Night ("Возвращение в ночь"/?/, 1947). За эту последнюю Мэри получила премию кинокомпании Метро-Голдвин-Майерс. 150 тысяч долларов были очень большими деньгами в то время; они позволили ей бросить работу и заняться только литературным творчеством. А кроме того и перебраться в Южную Африку, поскольку в Англии на их с Джули совместную жизнь смотрели слишком косо. В Англию она больше не возвращалась. В 1948 и 1953 годах были опубликованы ее последние книги, не связанные с Древней Грецией, — North Face ("Северное лицо"/?/) и The Charioteer ("Колесничий") — а затем она целиком посвятила себя античной истории, и прославилась своими романами на исторические сюжеты на весь мир. (Когда президента Кеннеди спросили, кто его любимый писатель, — он ответил: "Мэри Рено".) Вот эти книги: The Last of the Wine ("Остатки вина"), 1956 The King Must Die ("Царь должен умереть"), 1958 The Bull from the Sea ("Бык из моря"), 1962 The Mask of Apollo ("Маска Аполлона"), 1966 Fire from Heaven ("Божественное пламя"), 1969 The Persian Boy ("Маленький перс"/?/), 1972 The Praise Singer ("Поющий славу"/?/), 1978 Funeral Games ("Погребальные игры"), 1981 Кроме художественных произведений, Мэри Рено оставила после себя биографию Александра Македонского — The Nature of Alexander. Писательница скончалась в Южной Африке в 1983 году. http://lib.rus.ec/a/10287
2
« : 27-05-2009, 19:12:04 »
Тем, кто не читал, тоже советую - хороший любовно-исторический роман. На интересующую нас тему аж несколько линий  (хотя такие чувства и отношения для описываемого там места&времени, насколько я знаю, нехарактерны.) Что конкретно хотелось бы: 1. Рагдай/Торир. Какие у них были отношения в Византии, я не поняла - если интимные отношения с хозяином были Ториру так неприятны, как намекает автор, почему он не только не отомстил, когда вырос,но и побратался с ним? Ну, в фике можно фантазировать по-всякому. 2. Фарлаф/Торир. Можно UST, можно и юмор. Сама бы сочинила, но юмор у меня сочиняется с трудом ;(
3
« : 27-10-2008, 18:21:27 »
Огонь на расстоянии Автор: Inga, logv-inga@yandex.ru Фэндом: роман Генрика Сенкевича "Крестоносцы", синопсис тут: http://briefly.ru/senkevich/krestonostsy/ . Жанр: ангст. Пейринг: Ротгер/Збышко Рейтинг: R Ворнинги:ООС,AU , поскольку слэш. Смерть героя(по канону). Принуждение, насилие. Саммари:любовь-вражда. А также попытка сочинить слэш по глубоко гетному контексту  Авторские комментарии:действие фика происходит зимой-летом 1398 г., за год до начала романа, в Литве и Пруссии. Исторические примечания будут даны по ходу действия. Дисклеймер: главные и некоторые второстепенные герои не мои. ...Эпилог "Глупый юнец, - снисходительно думал Ротгер, - ты думаешь, на "Божьем Суде" победу получает правый, а наиболее сильный, умелый или хотя бы удачливый? Скоро убедишься, что это не так". Он еще не решил, убьет ли Збышка, поскольку разрывался между надобностью избавиться от врага и нежеланием убивать того, кого любил, насколько его жестокая душа была способна. Поединок начался. Збышко старался сдерживать свою ярость, зная опыту, что та не только придает сил и смелости, но застилает разум, мешая оценивать действия противника и отвечать на них. Но это было трудно. Наконец-то он отомстит своему врагу. За все унижения, подневольные ласки, побои, голод, тяготы плена, угрозы Мацьку, похищение Дануси. Никого он еще так не ненавидел в своей жизни. "И любил. Хотя это грешно и постыдно... Хотел бы я этого не помнить." От этих мыслей ярость его еще усилилась. И так они бились, не в силах дотянуться и повредить друг другу, и от того ярясь еще более, пока не устал крестоносец... ..Я отомстил за себя, за Данусю, ее отца, и за все, что этот негодяй причинил польскому племени. Он воображал, будто у меня с ним что-то могло быть по доброй воле. Пусть его теперь черти в аду развлекают!... Поеду искать Данусю; если Бог дал мне одолеть крестоносца, наверно, поможет найти ее. Заживем по-настоящему. детей нарожаем, дядя так хотел внуков..." Збышко старался успокоить себя, думая о будущем, но на душе у него было тяжко, как от невозвратимой потери, и стыли в глазах непролитые слезы...
4
« : 05-10-2008, 19:43:39 »
На прошлой неделе я впервые прочла(а не просмотрела мельком) “ГП”, первые две книги. В том числе, о тяжелом детстве героя. И подумала, что при таком детстве он мог бы стать “гаденышем и мерзавцем” с не меньшей вероятностью, чем Малфои, пусть и по другим причинам. И садисткие черточки, приписываемые Гарри в некоторых фиках, показались мне более естественными, что ли. И на своих покровителей он мог сильно злиться, за то что не защитили его - а ведь следили, и знали, как он живет. Но не мешали Дурслям шпынять его, держать в черном теле(а ведь он унаследовал от родителей деньги, которые даже дядя Вернон не посмел бы украсть); их сынку – издеваться над Гарри и устроить ему бойкот в школе. Даже при том, что Гарри был им очень нужен для будущего убийства Волдеморта. Даже друзья покойного отца за него не вступались. Словом, в “благодарность” за все это Гарри вполне мог отказаться “служить добру”, как оно представлено у Роулинг. Но и к Волдеморту он вряд ли мог пойти, тот же убил его родителей. А вот самому попытаться стать Темным Лордом… В другом варианте он мог подавить в себе это негодование и постараться искренне присоединиться к “светлым” потому что ему больше некуда деваться. А [urlhttp://www.snapetales.com/index.php?fic_id=5041]злость срывать на “темных”, им-де “так и надо”[/url]  Сама я не хочу писать фики по “ГП”(у меня фикрайтерство вообще получается с трудом ;( ), так что дарю идею “Темный/серый Гарри Поттер” всем желающим
5
« : 27-08-2008, 18:09:50 »
http://slashyaoi.borda.ru/?1-0-0-00002894-000-0-1По роману Явдата Ильясова "Согдиана" - борьбе народов Средней Азии с греческими захватчиками. Соответственно, Александр там подан иначе, чем мы привыкли - без романтического глянца и вообще, сильно отрицательно. но слэшеру это не помеха 
6
« : 31-07-2008, 14:57:34 »
Харлампо/Чунка.
7
« : 28-07-2008, 17:37:35 »
8
« : 28-07-2008, 17:31:16 »
Янко Фэндом: роман М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”, глава “Тамань”. Жанр: romance, angst, OOC, POV Печорина Пейринг: Печорин/Янко Рейтинг: PG-13 Саммари: не столько слэш, сколько психологическая проза. Стилизация под оригинал. Авторские комментарии: навеяно статьей Л. Геллера “Печоринское либертинство”. Ворнинг: нечто вроде стокгольмского синдрома*, смерть героя. Дисклеймер: все не мои. …В большой статье, очень удачно озаглавленной "Печорин как женщина и лошадь", Хансен-Леве подробно рассматривает борьбу за власть, борьбу полов — и гетеро- и гомоэротического плана, — в которую Печорин превращает любовь…
борьба полов, о которой говорит Хансен-Леве, доведена в "Опасных связях" до высшего накала: любовь рассматривается там и как игра (при которой влюбиться по-настоящему, значит, нарушить правила — точно так думает и Печорин), и как война (схватка не на жизнь, а на смерть в "Тамани"), и как охота (страсть Печорина к охоте уже упоминалась), как борьба за полную власть над другим. Показаны и сила любви, и трагическая неспособность к любви, воспитанная обществом, светом… ( "Печоринское либертинство" .) Часть первая. Ундина, заслышав мои шаги, выглянула из окна лачужки. - А я еще работаю, - она показала измазанные тестом руки и извиняюще улыбнулась, - идите пока, он вас проводит, а я вскоре приду, - она показала на слепого, вышедшего из лачуги. Это меня немного удивило, но не вызвало опасений; с чего бояться слепого мальчишки! Итак, я последовал за ним по берегу, с трудом пробиваясь через камни, бугры и заросли. Пахло морем, ночной свежестью и полевыми цветами, мягко плескали волны о берег,и настроение у меня было самое романическое. Вдруг слепой остановился, лицом ко мне, и с тревожным выраженьем указал мне рукою за спину: - Там… там… Я поворотился… и сильный удар по затылку лишил меня сознания. Очнувшись, я прежде застонал от головной боли, и уж затем удивился своему окружению. Я был в помещении сажени три на четыре и немного выше человечьего роста, без окон; в поверхностях его твердая глина мешалась с серым и красноватым камнем. В такой камень было вделано железное кольцо, соединенное с цепью, на втором конце ее кольцо, запертое, видно, на ключ, охватывало мою правую руку. Я лежал на тюфяке, довольно тонком, обочь которого были ячменная лепешка и кувшин воды, а с другой стороны, пардон, прикрытая крышкой лохань, видно, для нужд. В противыположном конце пещеры лежало несколько тюков и стоял деревянный ящик, а на нем – свеча, в скудном свете которой я и разглядел все вышеописанное. Я осторожно ощупал затылок; крови не было. Не мне была моя одежда, кроме мундира, пояса и сапог; исчезли также часы и аметистовый перстень. Вспомнив прошедшее, я осознал, что попал в ловушку. Но что же дальше? “Желай они меня убить, я уже был бы мертв. Раз пощадили, значит, я им зачем-то нужен. Может быть, хотят затребовать за меня выкуп?” – такими рассужденьями я успокаивал себя. Злость и досада, - еще бы, дал себя так провести! – мешались во мне с любопытством. Должен признаться, опасности и несчастья обычно вызывают у меня, помимо прочих чувств, живой интерес, будто я читаю о них в книге или смотрю спектакль, и не терпится узнать, как повернутся события. Я обследовал мои оковы, но было решительно нечем ни выбить проклятое кольцо из стены, ни открыть замок. Я кричал, но почти не надеялся, что меня кто-то услышит. Думал о своих пленителях, то обдумывая способы убедить их отпустить меня, то развлекаясь воображемой местью, хоть и не все из этих фантазий я бы проделал в действительности. Время шло, а делать было решительно нечего, даже определить, сколько проходит времени, я не мог. Я уж заподозрил, что они решили уморить меня голодом, и впервые по-настоящему испугался. Но что мог я сделать, дабы рассеять этот страх? Оставалось только ждать. *** Не знаю, сколько прошло часов, прежде чем отворилась деревянная крышка в потолке, и оттуда ловко спрыгнул человек, которого я видел прошлой ночью на берегу с “ундиной”. Он был без шапки, в синей, пестро расшитой рубахе, с хваченной кожаным поясом, на котором висел нож с резной костяной рукоятью. Насмешливо поглядев на меня, он спросил: - Небось, не нравится в клетке? - Что ты хочешь со мною сделать? - Продам в Турцию, - спокойно, точно о самом будничном деле, отвечал он. – Вообще-то я людьми не торгую, но раз такое дело… - Я и не думал доносить на вас. - Ври больше! Глашка сказывала, ты грозился донести начальству, ежели она тебе не даст. - Ничего такого я ей не говорил! - Ага, полдня ел ее глазами, а затем пересказал, что видел, и пригрозил донести. И когда Глашка сказала тебе придти ночью на берег, не отказался. Думал, ты ей так приглянулся, а не понял, что она доноса боится? Мне пришло в голову то же самое, когда она пригласила меня. И, хотя я не думал доносить, не стал опровергать ее подозрения, решив их использовать. - Ты ошибся касательно моих намерений к тебе и твоей подруге. И я клянусь жизнью моих матери и сестры, если ты меня отпустишь, я не сообщу о вас властям и сам не буду мстить. Янко недоверчиво мотнул головой. - И не такие клятвы нарушали; да говорят, клятва, данная под угрозою смерти али рабства, силы не имеет. Убить тебя было б надежнее, да не хочу брать лишний грех на душу; у меня их и так немало. - Из рабства можно бежать, - вырвалось у меня. Янко усмехнулся, – оттуда, куда тебя перепродадут, вряд ли. - Меня будут искать, а вас заподозрят. - Искать будут, найдут – едва ли. Как ты выходил из хаты соседи видели, а куда делся потом – нет. Глашка тогда была у матери, а я пил в кабаке. Страх снова захолодил меня. Я хотел сказать о способах освободиться, например, уплатив выкуп будущим хозяевам, но побоялся, что тогда он раздумает оставлять меня в живых. Я попробовал воззвать к остаткам его совести. - А продать своего единоверца бусурманам – не грех? - Что ж, - он ухмыльнулся, - я сам до семнадцати годов был рабом, не у бусурмана, да наш барин был собака, какие и меж бусурман редкость. - Ты беглый? - А слушал бы закона, и сейчас был бы холопом. Рабу от хозяина бежать – грех; так попы в церквах учат. Сейчас я рассмотрел его лучше, чем на берегу; волоса его были русы, а глаза – серо-голубые, с твердым и проницательным выражением, и казались очень светлыми на загорелом дочерна лице. Наружность обличала в нем славянина, а выговор - малоросса. - Слепой говорил, что ты татарин. - Татарин у Глашки допрежь меня был. Да то не твое дело. Он ушел. Еще много часов я ворочался без сна, обдумывая выходы из этого положения. Оглушить проклятого контрабандиста, когда он за мной придет; бежать по дороге; на худой конец, выкупиться. И все же, страх умереть безвестным рабом терзал меня. Я вспоминал свое прошедшее – родных, друзей, невинные забавы детства, занятия, воинскую службу в мятежной Полше, светские увеселения, сердечные увлечения, фривольные похождения... Девушку, с которой мы, из-за обоюдного юношеского недомыслия так и не поженились, и она вышла за другого. Досада, скука и разочарованье были обычными моими чувствами в той, прежней жизни, а сейчас я многое отдал бы, чтобы вернуть ее. Как часто мы начинаем ценить что-то, лишь потеряв его или быв под угрозою потери!.. Против воли я вспоминал ужасы, слышанные и читанные об обращении с рабами у турок. Говорят, на тамошних рудниках и стройках, большинство рабов не протягивает и двух лет. Я не боялся смерти - с отрочества, когда осознал, что все неизбежно умирают, рано или поздно. Чем страх смерти поможет, когда придет твой час? Зачем усугублять жизненные страдания и будущее небытие, еще мучая себя страхом? Не страшна сама смерть, страшно умереть бесславно, а именно это мне предстояло. Если не придумаю, как спастись. И еще я то и дело думал о моем враге,чувствуя к нему не только злость, но смутное влечение, в котором не хотел себе признаваться. Но об этом позже... Еще когда я увидел его в лодке, сражающимся с бурей... А "ундина" меня заинтересовался не только сама по себе , но и потому что имела к нему отношение. *** Наконец я забылся. Во сне я видел Янко, его лодку кружили волны, грозя разнести в щепы.Я желал ему утонуть. Но когда лодка перевернулась, мне захотелось вдруг, чтобы он выплыл. На этом месте сон оборвался. Разбудил меня приход слепого, принесшего еще лепешку, воду и кусок сушеной рыбы и вынесшего лохань – так ловко, что я не мог бы до него дотянуться. Я поел, и вновь погрузился в тоску и бесплодные размышления. Вдруг снова хлопнула крышка, и появился Янко. Уселся у стены, и молча стал смотреть на меня. - Что тебе? - Может, поглядеть на тебя охота. Невесело? - Глумишься еще? уйди! Он оставался; смутный план освобожденя наметился в голове моей. Припоминая и обдумывая, я постарался задержать его разговором. - Давно ты этим промышляешь? - Котрубандой? Года три. - Не боишься? Могут поймать и наказать, могут даже пристрелить. - Это когда еще будет, если будет; а пока живу, как мне нравится. Сам себе хозяин. И идти против волн, ветра да береговой охраны – любо мне. Он стал рассказывать о своих “подвигах”; я слушал в пол-уха, поглядывая на его точеное лицо и статную фигуру, - что ж, в этой каморке он был самым приятным зрелищем. - … Казакам продаю – хошь они служат царю, котрубандные ружья, клинки и прочий товар оченно уважают. Деды-прадеды у многих из их тоже были беглые, а внуки их свободны, и сама власть к ним со всем уважением. Не то что к тем, кто закона слушал, да под ярмом остался. Вот так: закон нарушил, и тебя и потомков твоих уважать будут; слушался – рабами остались, вроде скотины говорящей. Не знаю, зачем он это рассказывал; может быть, желал растравить меня, напоминая о предстоящей мне участи. Но его рассказ немного разогнал одолевавшую меня скуку. И я не торопился выполнять план мой. - Зато они все служат в армии**, и без этого часто воюют – соседи у них опасные, - и убивают их много. - Что ж? за все надо платить; по мне, лучше так. “Пора!” – решил я, - и захрипел, забился в конвульсиях, изображая припадок. Янко уставился, замолкнув на полуслове. Осторожно подошел, одною рукой держа нож, - видно, не до конца поверил, - другою попытался втиснуть мне меж зубов, как делают с жертвами припадков, вытащенную из одного ящика пенковую трубку. Я ударил его в челюсть, и стал вырывать нож. Минуты три мы боролись, но он был сильнее и ловчей, да и цепь на руке мешала мне… и некое волнение, охватишее меня, несмотря на его неуместность. Он застыл надо мной, обхватив коленями, сжимая мои руки, высоко подняв голову, так что я не мог ударить его лбом. - Хитер! Впредь буду осторожней. Мы глядели друг на друга. Слабость разливалас по моим членам, сердце гулко билось. Он сказал тихо: - Кожа у тебя нежная, как у девки. И глаза… Он поцеловал меня; я вырывался, но скоро мне расхотелось; я любил много женщин и со многими делил восторги страсти, но ни с одной не испытывал такого наслаждения, как в обьятиях этого врага своего. Я не думал ни о чем; я будто тянулся за чем-то ускользающим, но невыразимо сладким, и, когда все закончилось, остался лежать в светло-грустном забытьи. Янко потерял голову менее моего: оправляя одежду, он проворно откатился в сторону, чтобы я не мог его достать; а я в эту минуту вовсе не думал о нападении. Уходя, он сказал: - Да, я тебя в живых оставил не только потому, что греха побоялся… Продолжение следует. * Стокгольмский синдром – "дружба заложников с захватчиком" — психологическое состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать захватчикам или даже отождествлять себя с ними: http://psyfactor.org/lib/pochebut2.htm ** У казаков мужчины служили в царской армии поголовно, зато не платили податей и свободно пользовались окрестными природными угодьями. Из простых же крестьян, и крепостных, и государственных, в армию набирался небольшой процент.
9
« : 27-07-2008, 19:22:57 »
Нелюбовь разведчика Фэндом: "Трудно быть богом" бр. Стругацких. Жанр: юмор, местами самопародия. Герои: дон Румата, дон Рэба, барон Пампа, дон Гуг Рейтинг: PG Саммари: на чужой планете высоконравственного прогрессора сильно раздражали местные распутницы. А ведь могло быть намного хуже! Авторские комментарии: расслабляюсь после сочинения ангста по этому фэндому. Дисклеймер: все не мои, поиграю и положу обратно. Действие происходит в начале восьмой главы. Выпутываясь из обрывков чужого свежестираного тряпья, дон Румата Эсторский, он же разведчик Института внеземной истории Антон Гео-Графский, входит в Веселую Башню, где чиновник зачитывает очередному просителю: - Дон Жутан, номер..,улица.. За бранные слова, начертанные на стене спальни его преосвященства дона Рэбы, приговаривается к дюжине розог. Дон Жутан мрачно удаляется в коридор, а из очереди доносится пьяный голос: - А п-п-почему дон Ж-ж-жутан оказался в с-спальне его перо… п-пресво… преосвя… Его прерывает оплеуха и визгливый женский голос: - Заткнись, алкаш, горе мое! Просила же я тебя не нажираться! - М-м-милая, я же для х-храбрости… Румата проталкивается к столу. - Куда лезешь без очереди! - Мы, Руматы Эсторские, спокон веку не ждем в очередях, - гордо отвечает разведчик. Не успевает он обратится к чиновнику, тот бубнит: - Дон Румата, зайдите к его высокопреосвященству дону Рэбе. - Я уже был у него вчера. - Зайдите еще, - тихо, но значительно отвечает чиновник. Румата, пожав плечами, следует за стражниками. В очереди слышатся сдавленные смешки, а дон Сэра провозглашает: - Не вижу, почему бы благородному дону не ублажить наместника Ордена… *** Кабинет дона Рэбы. Хозяин: - Верно ли, что вы имели какие-то дела с известным бандитским атаманом Вагой Колесо? - Кто бы говорил, – парирует Румата. - Помогали ли вы вожакам мятежных холопов Гаранту Зубатому и Марату Брюхатому? - Не имел такой чести. - Говорят, что от вас они получили волшебные ящики, стреляющие молниями и градом. - Уж это точно не от меня! Мое несогласие с Теорией Бескровного Воздействия не заходит так далеко… - Румата спохватывается и зажимает себе рот. Дон Рэба недоуменно смотрит на него и продолжает: - Люди Святого ордена доложили, что нашли у вас это, - он вытягивает из-под стола потрепанную книжку, на обложке которой прелестное большеглазое сереброкудрое создание обнимает краснорожего детину с резной костью в носу. – Запрещеная богомерзкая поэма Шнура Рифмоплета об имперском принце Легасе, якобы полюбившем меднокожего варвара. - Врут. – Румата презрительно улыбается и небрежно-аристократичным жестом сморкается в висящую за его спиной портьеру. - Небось, сами и подкинули. - Еще о вас доносят, – дон Рэба роется в куче бумаг на столе, берет одну, читает: "… а также оный колдун и смутьян Румата путается со своими слугами, о чем сказала мне ихняя кухарка…" - Подлая клевета! Эта шлюха обиделась, что я не захотел присоединиться в постели к ней и моему кучеру, и захотела отомстить. - А если бы там не было кучера? – вкрадчиво спрашивает дон Рэба. - Я бы все равно отказался! - А если бы кучер был, а кухарки не было? - К чему вы клоните? - Хм-м-м… Э-э-э… Даже не знаю, как вам получше намекнуть. Дон Рэба замолкает, хрустя пальцами и нервно облизываясь. – Мой благородный дон… Я давно хочу вам признаться... Я сам не заметил, как мои сложные и противоречивые чувства к вашей особе переросли в нечто… еще более сложное и возвышенное. Пытается опуститься на одно колено, но подагричные суставы не позволяют. - Я люблю вас, как только мужчина может любить мужчину. И надеюсь, что вы сможете разделить мои чувства… Румата, не дослушав, с обалделым выражением аристократического лица, вылетает за дверь. *** Румата врывается в камеру, где барон Пампа дон Бау-но-Суруга и прочая и прочая, вися в кандалах на стене, ревет, как слон в брачный сезон: - Трусливые ублюдки шелудивых ослов, жертвы пьяных зачатий, труполюбы!.. Далее следует подробный рассказ барона об интимных связях, которые он якобы имел с допрашиваюшим его чиновником, палачом, стражниками и их родственниками обоих полов, но эти речи мы здесь ради приличия опустим. Румата направляется к палачу, тот кричит благим матом, и в камеру вваливается с десяток стражников. Землянин смотрит на них злобно-многообещающе. Вращая мечами. Слуги зла мнутся, не решаясь напасть. - Барон, воодушевленный появлением друга, орет: - Помет безухого шакала, мерины блохастые! Раскуйте меня, и мы сразимся, как подобает мужчинам! Тут укрывшийся за столом чиновник храбро метает в землянина чернилницу. Румата, отбивая ее, невольно раскрывается, и толстопузый сержант, пользуясь моментом, командует: - Вперед, все вместе! Приказ выполняется. Друг другу стражники мешают, так что большую часть ударов раздают не врагу, а своим же напарникам. Но их слишком много. Вот-вот землянин будет повержен… Спасение приходит неожиданно: в свалке один из стражников случайно хватает Румату пониже пояса. Тому это напоминает о недавних домогательствах дона Рэбы, от злости силы его удесятеряются, он расшвыривает и глушит противников. Освобождает барона, и они выходят из башни. - Друг мой! – прочувствованно говорит барон, - даже не знаю, как вас отблагодарить! Нет, знаю! Тянет его в кусты, скидывает с чресел фартук, обнимает Румату, и пытается поцеловать. Землянин в ужасе его отталкивает. - Я думал, вы верны баронессе! - Обычно – да. Но ради такого случая… Снова пытается облапить своего спасителя. Румата хватает его за руки, и на суровом мужественном лице барона отражается почти детская обида. Румата с облегчением смотрит на бегущих к ним через площадь монахов с дубинами. Барон неохотно отпускает его, запрыгивает в седло, перерубая повод, и бросает коня в галоп. Мы еще встретимся! Надеюсь, при этом вы будете в другом настроении, - бормочет землянин. Румата бредет домой сквозь непривычно малочисленную уличную толпу, и вдруг чувствует, что к нему за пазуху,щупая, лезет чья-то рука. Выкручивает, швыряет ее хозяина на мостовую и методично лупит его эфесом меча, приговаривая: - Вот тебе, паршивый мужеложец! Тот, закрываясь от ударов, обиженно скулит: - Я не такой! Я всего-навсего хотел спереть что-нибудь! Румата плюется, рычит:"а бес вас разберет!", но экзекуцию прекращает. *** Румата подьезжает к Пьяной Берлоге, входит. Мрачно косится на отца Кабани, спящего лицом в миске с кашей. Идет в кладовку, и видит починенный самогонный аппарат. Выхватывает из ножен меч, и, матерясь по-русски, по-эсторски, по-меднокоже-варварски, и еще на каких-то, плохо знакомых ему самому наречиях, крушит ни в чем не повинный механизм. За этим занятием его застает дон Гуг. - Антон, хватит! - Знаешь, как мне осточертела эта планета дикарей, уродов и извращенцев?! От последнего слова Пашка явственно морщится. Антон, не замечая этого, продолжает: - И ведь я с детства хотел на эту …ую планету, чтобы учить ее обитателей разумному, доброму, вечному! Помнишь, как мы с тобой и с Анкой играли в детстве? - Да. Эх, детство беззаботное!.. А помнишь, как мы дрались из-за того, кому с Анкой гулять? - Ага, до первой крови. Ты мне чуть ухо не откусил. А она обозвала нас дураками и белыми варварами, и стала ходить с тем долговязым десятиклассником, забыл, как его там. Зато нам не было обидно. Раз ни одному из нас не досталась… - Дон Гуг краснеет. Молча сгибает и разгибает невесть как оказавшийся в этой лагуге серебряный кубок работы ируканских мастеров, безуспешно пытаясь завязать его узлом. Наконец тихо говорит: - Антон… я ведь тебя тогда не просто так укусил. Я тебя… (еле слышно) поцеловать хотел. И сейчас хочу, через двадцать лет! И не только целовать. Тянется, блудливо улыбаясь. Антон смотрит на него с ужасом. - И ты, Брут?!! Его лицо искажается безумной гримасой, которой позавидовал бы даже настоящий Румата Эсторский, потомок двадцати двух поколений аристократов, прославленных зверством, пьянством, буйством и распутством. С диким воплем он замахивается мечом, и дон Гуг едва успевает отскочить. Румата преследует его, определенно пытаясь зарубить, они вываливаются из избы, наматывают вокруг нее несколько кругов, прежде чем Румата попадает в крепкие обьятия дона Кондора, обезоружившего его секретным приемом, неизвестным молодым сотрудникам Института внеземной истории. Сдавленно рыдает в его обьятиях, позволяя отвести себя в избу и уложить на нары, и засыпает. Выслушав неохотный, но честный отчет дона Гуга, дон Кондор постановляет: - На Землю! Лечиться! Обоим!
10
« : 15-07-2008, 19:29:08 »
Мое первое сочинение в жанре слэша Трудно любить бога Фэндом: повесть Аркадия и Бориса Стругацких "Трудно быть богом" Жанр: angst Рейтинг: PG ...Но был еще один человек. Великолепно знающий Румату. Абсолютно уверенный в своей правоте. Безжалостный. Прошедший в своей жизни через многие смерти и предательства. Собственно, остатков порядочности у него хватило на то, чтобы все-таки — предупредить: «В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину — это всегда наполовину враг»... Человеку, который собирался «выжечь золоченую сволочь» до 20 колена, вряд ли придет в голову жалеть наложницу благородного дона... Сергей Переслегин Детектив по-арканарски Было заполночь, когда Арата покинул дом благородного дона Руматы Эсторского. Разочарование и бессильная злость жгли его изнутри. Надежды, что странный пришелец со звезд поможет ему, опять не сбылись. Арата вспомнил их первую встречу, два года назад. Тогда он томился в Веселой Башне, в лапах дона Рэбы, преданный одним из своих сподвижников, вожаком шайки беглых рабов, которому Арата мешал беспорядочно грабить местных. Арата уже боялся, что его запытают до смерти, когда человек на летающем железном корабле, с испускающим ослепляющие, обездвиживающие лучи оружием, вырвал его из рук палачей. Его отвезли в заброшенную избу в Икающем лесу, долго лечили какими-то странными снадобьями и способами(они очень заинтересовали бы знахаря Будаха или Тату, но у профессионального бунтовщика вызвали только вялое любопытство.) Ухаживала за Аратой беглая рабыня, женщина молчаливая, работящая и явно преданная дону Румате, спасшему ее, как она обмолвилась, от жестокого хозяина. Сам Румата несколько раз приезжал. Арата недоумевал, что нужно от него благородному дону. Может быть, тот затевает мятеж и рассчитывает на помощь Араты с его умением убеждать и вести людей и связями среди лихого люда разных частей Империи? Арата охотно заключил бы с ним союз… временно, ибо дальние цели мятежного дворянина и народного вождя, мечтавшего "выжечь золоченую сволочь до четвертого колена" совпасть не могли. Но Румата Эсторский никаких планов совместной борьбы ему не предлагал. Он расспрашивал о его прежней жизни, о многообещающих, но неизменно неудачных предприятиях. Арате было горько вспоминать их. А еще – изумляло непритворное сочувствие в словах и на лице собеседника. И он скоро усомнился, что "Румата Эсторский" – тот, за кого себя выдает. Не может быть у аристократа такого сочувствия к бунтующим смердам и рабам, и к их страданиям под пятой феодалов. Он спросил: - Кто вы на самом деле? - Вам трудно будет понять. - Постараюсь. И несколько часов он слушал поразителный рассказ о жизни на другой земле, расположенной далеко за звездами. О железных кораблях, за считанные часы летающих через всю эту землю и других кораблях, на которых можно путешествовать от звезды к звезде. О "волшебных" приборах, позволяющих видеть и слышать других людей на любом расстоянии("этот паук, дон Рэба, был бы рад их заполучить" – машинально отметил про себя Арата.) О изобилии еды и прочего добра, фантастичном для жителя хронически голодающей планеты с примитивным средневековым хозяйством. О праведных законах, о повсеместной заботе, доброте и дружелюбии, о всеобщем просвещении и стремлении к знаниям… Арата слушал, забыв обо всем, как никого и никогда не слушал в своей жизни. Немного придя в себя, он воскликнул: - Так не могут жить лйди! Вы – боги!... - Мы такие же люди, как вы , просто намного дальше продвинулись – и в науке, и в средствах производства, и в законах, нравственности и любви друг к другу – тоже. - Я не могу поверить. - Но ведь и вы стремитесь установить на вашей планете такие порядки. Землянин, кажется, пожалел о тех словах, едва их произнеся. Но Арата не обратил на это внимания, глубоко задумавшись о своем. Наконец он спросил: - А оружие, дон Румата? Оно в вашем мире так же хорошо, как и все прочее? - Да, - неохотно ответил землянин. - Если вы дадите его нам… Золоченая сволочь, их дружины и наемники, не устоит перед ним. Наконец-то мы победим! Румата тяжко вздохнул. - Кто "мы"? - Народ. Крестьяне. Рабы. Ремесленники. Все, кого угнетают. - Вы уверены, что новые угнетатели не получатся из прежних угнетенных, тех, кто сильнее, хитрее или просто удачливее? Сколко раз так было раньше! Крепостной, которому надоедало тянуть лямку и терпеть обиды от сеньора и его свиты, шел в дружину, и там помогал обирать и угнетать своих же односельчан, не говоря уж о крестьянах других деревень. Беглые рабы становились разбойниками и грабили крестьян не менее охотно, чем их сеньоров. Даже раб, назначенный надсмотрщиком над своими товарищами, редко проявлял к ним милосердие и еще реже отказывался от такой возможности улучшить свою участь за счет других. Таковы люди – на вашей планете – и вам неоткуда взять других. Пройдет еще много веков, прежде чем они достаточно изменятся. - В моем государстве больше не будет того, о чем вы говорили. Я запрещу это, и народ, конечно, меня поддержит. - Те, кто останется на своем месте, поддержат. Но не те, кто захочет богатств, власти и славы. А они-то и будут самыми сильными, и установят примерно такие же порядки, как раньше. Так уже многажды бывало, и на Земле, и на вашей планете. - Я этого не допущу. Землянин покачал головой и ушел. Арата с нетерпением ждал его следующего визита, чтобы убедить в своей правоте. И не только для этого. Сам не осознавая, он полюбил пришельца со звезд, потому что не встречал в своей жизни никого лучше. Следующие их раговоры были однообразны – Румата доказывал бесполезность и даже вредность использования земного оружия в борьбе с Империей, Арата пытался его переубедить. Тоска охватывала его – почему такой хороший человек не понимает столь простых вещей и не хочет помочь? Землянин помог только золотом, на которое выздоровевший Арата накупил оружия и использовал для подкупа некоторых чиновников и офицеров и тайного обучения военному делу крестьян в королевстве Тингарском на востоке Империи, которое показалось ему перспективным для очередного мятежа. И в кровавых битвах, напряженных раздумях и советах с соратниками, в празднованиях побед и в бегсве Арата не забывал его – того, кого мысленно называл богом. Одним из тех, о ком рассказывали священики, но им Арата не верил с отрочества, поскольку видел в них поддержку и опору угнетателей. Но этот бог? человек? и его товарищи, двух из которых Арата мельком видел в избе в Икающем лесу, были другими. И он платил за известия о доне Румате Эсторском, с облегчением узнавая, что тот жив и благополучен. Мятеж выдохся, недобитые дворяне, их не перешедшие на сторону восставших дружинники, и солдаты из других областей, нанятые королем тингарским, постепенно добили мятежников. Большинство тех, заполучив землю, и не хотели воеват дальше – урожденные крестьяне, они не понимали, что свою землю надо защищать, да им и не хватало времени для боев и военных тренировок – когда же пахать, сеять и прочее?.. А многие сподвижники Араты не хотели возвращаться к своим прежним занятиям, пытаясь занять место уничтоженных дворян. Несколько из них предпочли сговориться с королем, в обмен на дворянство и земли облегчить ему добивание мятежников. Король их потом казнил, но Арате от этого легче уже не было. "Если бы у меня были те молнии!" – думал он, под личиной монаха Святого ордена плывя в Арканар. Я бы истребил золоченую сволоч и их приспешников, и своим не позволил бы занять их место. Хоть бы на этот раз Румата дал мне свое оружие! И, несмотря на очередное поражение, Арата был рад вновь увидеть пришельца со звезд. Удивителное чувство для жесткого, как кремень, челоевка, прежде не любившего ни женщины, ни мужчины. В городе он навестил нескольких своих старых осведомителей – узнать, чем дышит арканарский люд, чтобы наметить план грядущего восстания против только что захватившего страну Ордена. И, среди множества новостей, услышал: - У дона Руматы Эсторского новая любовница. Он поселил ее в своем доме, чего прежде не делал ни с одной. Его слуги рассказывали, надышаться на нее не может… Арату словно ударили под дых, боль и внезапная ненависть к незнакомой женщине охватили его. Как будто эта девка украла у него что-то очень важное и дорогое. В ту ночь, разговаривая с Руматой, Арата новым взглядом смотрел на красивое, мужественное лицо и крепкую фигуру землянина. "А если… это только оттолкнет его…" И, почти неожиданно для себя обнял его неумело впился губами в его губы. Румата на несколько мгновений оторопел. Потом его пальцы железной хваткой сомкнулись на запястьях Араты, отталкивая того. Землянин смотрел на него с недоумением и легким отвращением. - Вы совсем не по адресу. Уж не слухи ли, распространяемые некоторыми разочарованными дамами, ввели вас в заблуждение? - Какие слухи? – не понял Арата. - Так вы их не слышали? Ну, не важно. Я не люблю распутных баб, но мужчины меня вовсе не интересуют. И, как ни в чем ни бывало, продолжил разговор. Потом, уходя от Руматы, снедаемый злостью, ревностью, неутоленным желанием, он думал: "я ничего не смог от него добить ся. Бесполезно…" Ему опять вспомнилась возлюбленная Руматы. И – как озарение: "если она погибнет, и Румата решит, что это дело дона Рэбы, согласится ли он тогда помочь мне?" "Может быть, и не поможет, но серой и орденской сволочи от него достанется..." Так была спровоцирована Арканарская резня, вошедшая впоследствии в земные учебники, как пример вреда, который может нанести чужой планете не владеющий своими чувствами прогрессор.
11
« : 01-07-2008, 13:55:02 »
Есть какие-нибудь исторические свидетельства об интимных отношениях Александра и Гефестиона? Интересно, действительно ли фики об этом - не OOC  ?
14
« : 25-06-2008, 17:32:51 »
Чтобы действие происходило в их молодости, можно до смерти сестры Джеса. Когда он еще был не такой сволочью Странно, пейринг, прямо указанный автором, а фиков по нему мало 
|
Темы - Inga
